Это

 

О'Дрисколл

 

Белград бомбили. Мосты, дороги, жилые дома. Бомбили колонны беженцев. Бомбили метеостанции. «Кому могут помешать метеостанции?», - спрашивала я. «Кому они теперь могут понадобиться?» - отвечал Умник. «Расслабься, Сестрица. Это конец» - шутил Красавец.

Безработица, инфляция, неизвестность. Люди сходили с ума. Люди умирали на глазах.

А нам все было по фигу. Мы пили лозу из горла, курили всякую дрянь и орали «Само пар година за нас», свесив ноги из окна на четвертом этаже.

Сами они были из Сараева. Три брата.

Вообще-то они жили у каких-то родственников по отцу, но… Топлива не было, автобусы не ходили. Из центра до Мирийева, где я снимала квартиру, надо было идти пешком часа полтора. Поэтому если кто приходил ко мне, то оставался на неделю или две… или «пока все это не кончится». «Не кончится!» - мрачно прогнозировал Веснушка. «Это и есть конец. Давайте лучше выпьем», - искал позитива Красавец.

Мы были обречены. И нам  это нравилось.

Меня они сразу же прозвали Сестрица. А я как  только их не называла.  Но обычно просто Красавец, Веснушка и Умник. Все трое высокие и темноволосые. Чем-то похожие. В чем-то разные.

Электричества и воды не было по несколько дней. Когда появлялось электричество, обычно в середине дня, все сразу же кидались заряжать аккумуляторы. Часов в семь-восемь, когда его снова вырубали, у нас начиналась дискотека. При свечах. При луне. Под звездами. Под вой противовоздушных сирен. Под лучами прожекторов, выхватывавших корпуса бомбардировщиков.

Не помню, чтобы кто-то из нас был трезвым больше чем полчаса. Конечно, мне было не угнаться за ребятами. Они начали пить еще в 91. Я сильно от них отставала.

«Знаешь, ты совершенно не похож на офицера саперных войск», - сказала я как-то Веснушке, притворяясь более пьяной, чем была на самом деле.

«Знаешь, ты совершенно не похожа на студентку-филолога», - ответил он через плечо.

 «Саперы-минеры… это все так относительно»,- глубокомысленно заметил Умник-связист.

«Студентки-филологи… они разные»,- сказала я, затягиваясь самокруткой.

«Значит, они как саперы», - ответил Веснушка и тряхнул длинными черными волосами.

Все трое были военные. Как их отец, как и их дед, который умер с винтовкой в руках на пороге собственного дома. Отец погиб где-то под Зворником, останков так и не нашли. Еще у них было четверо братьев. Двое старших  так и не сложили оружие. Как и все высшее командование младичевой армии, они были объявлены вне закона и разыскивались как военные преступники. Двое младших прятались где-то на юге. «В полях. Маскируются под мирных жителей. Снайперы наши», - шутил Красавец. 

Сам он с Умником особо не скрывался. Приехав в Белград, эти двое сразу полезли в какую-то там политику. У меня в голове не укладывалось. Без гражданства, без паспортов, вместо того чтобы затаиться и не дышать, они что-то кому-то в очередной раз пытались доказать.  Но они так привыкли. Быть на виду, быть главными. Они так были воспитаны. Отстаивать свое, никогда не сдаваться.

Веснушка их молчаливо поддерживал, но в основном по части выпивки.

Мы познакомились случайно в городе. Я сразу узнала боснийский акцент.  Прямая спина и твердый взгляд серых глаз. Я ни о чем его не спрашивала. Все было и так понятно. Все, кто не хотел ехать на трибунал-шоу в Гаагу с билетом в один конец, бежали в Белград.

«А ты сама-то что здесь делаешь?»

Я пожала плечами. «Учусь».

Он поднял левую бровь. «Чему?»

«Жизни».

«Вали отсюда по добру по здорову. Это не твое. Зачем тебе чужая война?»

«Я опоздала на самолет. А он был последним. Больше самолеты не летают».

Дом, в котором я снимала квартиру,  дал трещину. Осел грунт вследствие чего-то там, как объяснял Веснушка. Вместе с грунтом просел дом. Несущая конструкция не выдержала, и в одной из стен появилась трещина, которую было видно невооруженным взглядом. Все, кому было куда уезжать, уехали. Дом был в аварийном состоянии. Мне ехать было некуда. На этаже не  осталось никого из соседей. Наша квартира превратилась в настоящее логово подпольщиков. Мы играли в пароли и явки, в своих и чужих, в «мы» и «они». «Они» были против «нас». «Мы» были хорошими. «Они» - весь остальной свет. Дверь практически не закрывалась от ходившего туда-сюда народа.

Игра закончилась в один прекрасный… или точнее в один весьма паршивый день. На пороге появился самый старший из братьев. Он  был в плену у мусульман, бежал и вернулся без правой руки. Он говорил что-то про диски с информацией, которые необходимо достать и один из которых попал в руки шиптарам. «Надо забрать диск, пока они его не взломали и не слили данные».

Все трое встали, как по приказу.

«Куда?», - едва успела спросить я, хватая Веснушку за локоть.

«Я скоро вернусь. Все будет хорошо», - ответил он и последним вышел из квартиры.

Вместе с ними ушли все наши друзья.

В квартире стало пусто и тихо.

Их не было три дня. Я пыталась кому-то позвонить, кого-то найти. Те родственники по отцу… оказалось, что в их дом попала ракета. Совершенно случайно. Самонаводящаяся ракета просто сбилась с курса. Бывает и так. Телефоны либо не отвечали, либо вообще не было гудка. У меня началась паника.

Через три дня кто-то позвонил в дверь. Явно, чужие. Свои заходили просто так, дверь была всегда открыта. На пороге стояли полицейские. Я вся похолодела. Они протянули три фотографии и спросили: «Вы узнаете этих людей?»

Калин, Коста, Кован.

«Мы зададим вам пару вопросов?»

Кажется, я задала больше вопросов, чем полицейские. Все трое погибли в перестрелке с шиптарами, торговавшими оружием и наркотой.

«Хотя этот еще, кажется, жив», - полицейский ткнул пальцем в среднюю фотографию.

Полицейская машина неслась по полупустому городу с умопомрачительной скоростью. Потому что я поклялась на всех известных мне языках, что НАТО, бомбежки и шиптары покажутся им цветочками по сравнению с тем, что я  устрою, если через пять минут не буду в больнице.

«К сожалению…», - сказал человек в белом халате. Больница переполнена, не хватает врачей и медикаментов. Нет донорской крови.

 «Я… - я едва стояла – я универсальный донор. Возьмите мою кровь».

«Слишком поздно».

«Но почему?»

«Он умер».

Умерли. Все трое.

«Само пар година за нас». В бешенстве я колотила магнитофоном об стены. У нас не было не то что этой пары лет, у нас не было и одного года.

И мне снилось, снилось, снилось… Что «мы» не проиграли, нет, «мы» выиграли. Что Красавец в сотый раз жалуется, что его бросила девушка, Умник колдует над радиоприемником, а Веснушка сидит на окне и дурашливо повторяет за мной: «Пйервим дйелом, пйервим дйелом самольйоти…»  Что когда-нибудь… может быть… наступит этот долбанный мир во всем этом гребаном мире.

Но я до него не доживу. А они уже мертвы. А значит, мне все равно.