Испытание на человечность. Часть II. Дело Дарта Вейдера

 

Автор: Кэт Вязовская

 

I

* * *

Линн знал, что ничего хорошего не будет. В официальном приглашении на встречу глав планет ни о чём подобном не говорилось, а Даниель был сдержан и уклончив, но ему хватило.

За огромными окнами дворца корреталя невозмутимо сияло чистое небо.

Перед ним открылись двери, он вошёл в конференц-зал. Навстречу всплеснулась незримая волна: интерес, уважение, сожаление… о чём, о нём?! Странно…  Даниель Озен поприветствовал, пригласил сесть. С далёкого кресла подмигнул Гантенир Вайкири: его переизбрали главой совета Энтиды. Из остальных – ни одного знакомого лица… в большинстве своём люди.

Даниель с общего согласия взял слово.

– Линн, я должен поставить тебя в известность о том, что главы планет Галактического Союза требуют суда над твоим отцом, лордом Эльснером даль Соль, известным также как Дарт Вейдер.

Линну показалось, что земля ушла из-под ног, а в мире стало безумно тихо. Да, предчувствие пропасти впереди, да… но – не спасло. Не смягчило удара.

– Как… – он попытался справиться с собой, но удавалось плохо. – Но он же убил Императора! Он, а не я! Если бы не он, меня бы тут вообще не было сейчас!

– Линн. Я прошу тебя выслушать до конца….

– С тех пор, как он выжил, прошло уже больше двух лет! И он работал на Галактический Союз, вы об этом прекрасно знаете, – и Аксерат был, с тамошними элиа, и Тайшеле, и вы молчали, никому не приходило в голову его судить, всех всё устраивало! С чего вы сейчас вдруг…

– Во-первых, сведения о том, что он жив, стали полностью открытыми только после дела на Тайшеле. Во-вторых, у Галактики было много других забот, крах Империи – это перестройка экономики, это политика, это масса проблем. 

– И что, они все решены? Больше заняться нечем?

– Нет, конечно, но появилось много информации о неизвестных ранее преступлениях Империи, а после победы над нею осталось не так много тех, с кого можно спросить ответа. Народ требует справедливости. Подожди, не перебивай. То, что ты знаешь, о чём ты можешь свидетельствовать, станет известно всем.

– Это всё очень долго, – волнуясь, сказал Линн. – Вы собираетесь арестовать его?

– Боюсь, что придётся.

– Хорошо, суд… долгое разбирательство, потом, если вы его посадите… на работе Центра по изучению Силы можно ставить крест. Я понимаю, для общественности Сила – это что-то из разряда Легенд, но жизнь же доказала, что это касается каждого! И что прикажете делать? Я очень извиняюсь, но я – хиннерваль без году неделя, у меня был эдакий экспресс-курс молодого бойца, а отца обучали несколько десятилетий! Что мы будем делать без него, осмелюсь спросить?

– Линн, вы хотите сказать, что на преступления Милорда следует закрыть глаза в силу того, что он ваш отец, и придумываете причины, по которым он нужен правительству Галактического Союза? – мягко спросил незнакомый гуманоид. – Не советую. Ваша репутация безупречна, и не стоит гробить её такими методами.

 -Я не придумываю причин, – Линн резко развернулся. – Если бы я захотел что-то выдумать, то начал бы нести про то, что он был главнокомандующим имперского флота, про военные секреты, в которых я мало что смыслю. А так – извините, но я говорю о том, что знаю наверняка. Центр по изучению Силы был создан по вашей же инициативе, господа главы планет. Вопрос только в том, что настоящая наука непопулярна, из неё нельзя сделать шоу, которое можно скормить неграмотному народу и заработать его поддержку.

В конференц-зале стало шумно. Линн встал.

– Что ж. Я понял направление ваших действий. Надеюсь, в рамках требуемой справедливости найдётся место для открытого и справедливого следствия. Если не найдётся – я сам его найду и прослежу, чтобы вы в праведном гневе не наломали дров. Я Империю сам ненавижу, хоть она и мертва, и я не допущу, чтобы Галактический Союз скатился к её методам в отношении побеждённых. Удачи в вашем совещании.

Он прошагал к двери, стараясь не слушать то, что осталось за спиной. На портативный видеофон пришло сообщение, он коротко взглянул: Даниель Озен просил зайти к нему в кабинет.

 

* * *

– Сядь и успокойся, – попросил Даниель. – Ничто ещё не потеряно.

Он стоял у окна, против света. Линн тяжело опустился в кресло.

– Даниель, ты же понимаешь…

– Понимаю. Но есть силы, которых он устраивал мёртвым. Пусть героем, – на это они были согласны, – но мёртвым.

– Если его арестуют, добиться такого будет несложно. Например, отравить в камере или придумать что-нибудь ещё.

– Я знаю. Но пока ещё ничего не произошло, и у нас есть неплохой шанс самим вести ситуацию, а не плестись в хвосте событий.

Линн кивнул. Так уже было, – когда Даниель парой слов сумел привести его в чувство. Столько произошло с тех пор… хотя на самом деле не так уж это всё было и давно…

 

Роскошный гравикар затормозил у комплекса зданий артосской Академии буквально на несколько секунд, чтобы забрать пассажира, – на планете, принадлежащей Империи, к конспирации следовало относиться серьёзно. Водитель взял курс к загородной вилле вице-губернатора Даниеля Озена, возле белого крыльца дома в лесу машина тоже остановилась ненадолго. Хозяин встречал гостя лично, несмотря на то, что на дворе была середина рабочего дня, а график столь высокопоставленного чиновника всегда был предельно насыщен.

– День добрый, Линн. Проходи.

Линн даль Соль шагнул в прохладный полумрак холла. Потомок аристократов Озен жил на широкую ногу.

В комнатах было уютно. Небольшой зал с камином служил гостиной, на столике был сервирован обед. Линн опустился в мягкое кресло и закрыл глаза. Он уже и забыл, что такое бывает, – покой, безопасность…

– Что сказали в Академии?

– Они взяли у меня образцы тканей, обещали регенерировать кисть. Но не раньше, чем через полгода. Будут выращивать отдельно, потом пришьют.

Озен кивнул.

– Примерно так я себе это и представлял. Но дело относительно новое и пока долгое.

– Хорошо, что это вообще возможно.

Даниель налил вина. Яркое полуденное солнце пронизывало зеленоватую жидкость, отчего бокалы становились похожими на драгоценные камни.

– За новую руку, – предложил Даниель. – Чтобы хорошо носилась.

Линн, чуть улыбнувшись, поддержал тост. Хиннервалям нельзя пить, – теряешь способность сконцентрироваться, – но сейчас ему было всё равно. Хотелось забыться, нырнуть куда-нибудь, где нет этого ужаса… Хоть и ясно, что ничего не получится: от себя-то не убежишь.

– Даниель, у тебя есть отец?

– Был. Эту виллу я унаследовал от него.

– Да? А мой отец жив. Оказывается.

Озен бросил на даль Соля короткий внимательный взгляд: с его гостем творилось что-то неладное.

– Это в любом случае хорошо, Линн.

– В любом? А это? – Линн показал на свой биопротез, голос дрогнул. – Он меня чуть не убил!

– Но ведь не убил же.

Даниель внешне остался спокоен. Он знал, что по воле судьбы очутился на пути Линна в тяжелейший момент, но всё оказалось хуже, чем он думал, и теперь надо было спешно соображать, чем можно помочь юному повстанцу.

– Да… – Линн взял бокал, сделал нервный глоток. – Но раз он не хотел убивать меня, зачем тогда калечить?!

– Я не знаю, – осторожно ответил Даниель. – Мне ведь вообще не сказали, что с тобой случилось, сообщили лишь, что тебе нужна регенерация кисти.

– Он хотел взять меня в плен, – не слушая, продолжал Линн. – Сначала просто выбил лазерный меч, и я свалился в какую-то шахту. Потом мне рассказали, что там меня собирались заморозить и отправить к Императору. Но я выбрался. Тогда он с помощью Силы стал бросать в меня какие-то металлические штуки, я вылетел спиной в разбитое окно…

С помощью Силы, отметил для себя Даниель и внутренне сжался. Теперь понятно, почему парень в шоке. Есть только один человек в Галактике, который способен вытворять такие вещи.

– А потом он действительно пошёл в атаку. Я и представить себе не мог… Ах да, я же его ранил! От этого он пришёл в ярость и отрубил мне руку. Казалось, от него исходит какая-то жуткая чёрная волна, которая сейчас захлестнёт меня и утопит…

Линн залпом допил вино и налил себе ещё. Озен подумал, что начинает понимать, в чём дело.

– И тут он остановился. Стал предлагать всё – жизнь, Силу, власть над Галактикой. Он спросил: сказал ли Оби-Ван, что случилось с твоим отцом? Я ответил – да, сказал, что ты убил его. И тогда… Даниель, а может, он солгал?

– Кто?

– Вейдер.

– Нет, – сразу ответил Озен. – Он гениальный стратег, он строит ловушки, как никто другой, он умеет молчать, но никогда не лжёт.

Линн глубоко вздохнул и снова приложился к бокалу.

– Даниель, что ты о нём знаешь?

Озен помолчал. Всё это надо было как-то осмыслить. Получается, у Вейдера есть сын, который воюет на стороне повстанцев, и вице-губернатор Артоса становится обладателем этой сверхсекретной информации. Вот только что теперь с ней делать?

– Дарт Вейдер абсолютно бесстрашен, умеет очень быстро оценивать обстановку. Когда вы атаковали Звезду Смерти, ему доложили, что есть серьёзная угроза. Он сел в истребитель и полетел защищать станцию, как простой пилот. Именно это и спасло ему жизнь.

– Замечательно, – пробормотал Линн, приканчивая очередной бокал. – Но как же так получилось, почему он с Императором?

– Трудно сказать. Вейдер появился в свите Императора лет двадцать назад, когда развалилось последнее независимое от Империи объединение планет – республика Дерсианга. Там была сложная политическая ситуация, Дерсианг сначала был монархией, но произошёл переворот, монархия стала республикой, не все планеты, входившие в их союз, это приняли… в общем, сейчас это неактуально. Я же всю жизнь служу на Артосе и никогда не был вхож в окружение Императора.

– А досье Секретной службы?

Даниель усмехнулся.

– Извини, не выйдет. Во-первых, я сильно сомневаюсь, что оно вообще существует. А во-вторых, если бы оно и было, то проявлять интерес к нему слишком рискованно. Вряд ли повстанцам нужно, чтобы меня сместили с поста. И хорошо ещё, если я отделаюсь только этим.

Яркие голубые глаза Линна были полны боли, и Даниель решил не продолжать.

– Ну что ж… Да, вот что: больше не передавай нам ничего через Александра Вязовского. Его раскрыли. Вчера. Я увёз его дочь на Базу, потому что оставаться на родной планете для неё слишком опасно.

Озен склонил голову.

– Линн… Она ведь больше не увидит своего отца.

– Я думал об этом.

– А ты – можешь. Поверь, ничто ещё не кончено, пока мы находимся по эту сторону смерти.

 

– На Артосе корреталь – я, – спокойно сообщил Озен. – Поэтому все вещи относительно ареста я беру под свой личный контроль.

– Это так необходимо?

– Да.

– Даниель. Есть ли шанс оправдать его?

– Ты же знаешь, в чём его обвиняют. Нужны смягчающие обстоятельства. Свидетельства.

– Элдерран он не взрывал. Моя сестра подтвердит.

– Ты уверен?

– Да.

– Какие у них отношения?

– Никаких. Но я виделся с Гантениром и говорил с ней. Она не будет врать и поддерживать эту истерию.

Дверь, – в которую никто не мог войти без предупреждения, – открылась. Линн невольно встал, Даниель напрягся.

– Я готов пойти под суд, – спокойно сказал лорд Эльснер даль Соль. – Сядь, Линн. Обсудим подробности.

Линн поднял глаза на отца, стало пронзительно-тихо. Даниель молча стоял, не шевелясь: слишком дорого стоило то, что они встретились, непомерно дорого… Наконец Линн медленно опустился в кресло, собрался. Можно было приступать.

– Итак. Сколько у нас времени на оформление приказа о предварительном аресте?

– Всё уже оформлено, – вполголоса сообщил Даниель. – Как говорится, дурное дело нехитрое.

Лорд Эльснер кивнул, как будто слова Озена не стали для него новостью.

– Я сдамся добровольно. Не хочу инсценировать шоу с поимкой и сопротивлением.

– Вы уверены, что это более выгодная позиция?

– Нет, поскольку тех, кто не хочет верить в то, что Дарт Вейдер не представляет опасности, ничем не переубедить. Но другого я не хочу.

Он замолчал. Линн уловил невысказанную мысль: потому что он не хочет лгать себе и делать вид, что ни в чём не виновен.

Лорд Эльснер прикрыл глаза.

 

За высокими окнами бушевал ветер, неся холод и страх. В ночи где-то далеко были слышны выстрелы – не успеешь добежать, не успеешь узнать, кто, в кого, почему… Только бешено летящие тучи и дождь, то утихающий, то приходящий снова.

Двое сидели в полумраке, не зажигая свет. Бесприютность и темнота наступающей ночи заставила сжать руки друг друга, ссутулить плечи.  Разговор был долгим и начался внезапно, и он – не ожидал, и оттого тишина придавила сейчас, после главных слов: таких, от которых меняется жизнь.

Он всё же нарушил молчание.

– Я ведь должен лететь…

– Я знаю.

– Это не всё. Я могу не вернуться.

– Ты каждый раз… ты же военный пилот. Я знала, за кого шла замуж.

– Нет. Всё не так. Я не имею права скрыть правду от тебя – сейчас.

Она вздрогнула, но не отняла рук.

– Но если ты хочешь, я…

– Нет. Говори. Мы же клялись – перед звёздами и Вселенной, на жизнь и на смерть… Я всегда боялась этих слов, но – сказала, и они – правда.

– Я знаю. Пойми, я…

– Говори. Не бойся. Я сохраню твою тайну.

Он молчал. Черта, за которой нет возврата. Доверие, выше которого ничего нет. И это всё – она… Впереди оскалилась бездна, он должен был – предупредить, иначе… иначе он подставляет её под удар, жестокий, чудовищно несправедливый. Удар лжи.

– Завтра я улетаю. Но не на Дерсианг, как все думают.

В полумраке её светлые глаза близко, в них бьётся тревога, тепло и жажда помочь – чем угодно.

– Правительство Элдеррана приняло решение втайне от властей Республики пойти на переговоры с Империей. Они хотят добровольно присоединиться к ней.

Она замерла. Как же мучительно она ждёт…

– Они включили меня в состав делегации. По-хорошему я там не нужен, но… с помощью Силы я заставил их согласиться.

– Как это? Ты…

Она со страхом вглядывалась в его глаза, сдерживая рвущийся вопрос: ты – другой? Ты не тот?.. Какая же жуткая вещь – слово, после него по жизни проходит черта, и от него уже не отмахнёшься, не сделаешь вид, что этого не было.

– Я уже больше десяти лет прохожу обучение под руководством чудом уцелевших членов ордена хиннервалей, – он заговорил быстрее, жёстче, чтобы обжигающая волна правды поскорей пронеслась над головами и схлынула. – Они пятьсот с лишним лет искали способ, как убить Императора. Он руниа, людям с ним не справиться. Они решили использовать старый астланский метод, может, ты слышала когда-нибудь об их Белых Крыльях…

– Нет.

Её «нет» упало тихо и обречённо, и он понял, что черта пройдена. Она – приняла. Страшное не совершилось: он был собой, прежним, просто к его опасностям прибавилась ещё одна, точнее – бездна опасностей оказалась куда глубже, а так – он тот же, и больше ничего не надо.

Он заговорил спокойней.

– Белые Крылья – это Владеющие Силой, которые давно уже мертвы и подчиняются объединяющей воле императора Астлана. Когда этот, нынешний, обманом захватил трон, поначалу не догадались даже они, но позже поняли. Хотели его убить, и это почти удалось. К сожалению, почти. Он уничтожил их, и с тех пор остальные Владеющие Силой Империи подчинялись ему беспрекословно, уничтожая конкурентов и просто одарённых всюду, где только встречали… это уже известно. Так вот…

Он вздохнул, выпрямился. Как же хорошо, когда она – с тобой, как же она умеет молчать и понимать без лишних слов и вопросов…

– Эти двое уцелевших решили использовать принцип объединяющей воли. После разгрома Ордена многие хиннервали умерли так же, как умирали те, кто стал Белыми Крыльями: они – призраки, свободно живущие во Вселенной. Их нашли и попытались понять, что они могут. Как выяснилось, не так много, как хотелось бы, потому что Белые Крылья были тренированы и умирали в местах, концентрирующих Силу… словом, у нас всё равно нет другого шанса. Эти двое не могли задействовать их сами, – не хватило умения объединять своей волей. Они долго искали того, кто сможет… нашли меня.

Она чуть улыбнулась, печально и светло.

– У них было плохо с разведданными относительно того, как добраться до Императора. Я помогал, чем только мог. Теперь эта делегация, эти переговоры – шанс, которого не могло быть, и который нельзя упустить.

Он сжал её руки: перехватило горло. Как сказать ей, что в случае провала он обязан покончить с собой?..

– Я могу не вернуться. Я даже не могу обещать, что сделаю всё...

– Не надо. Ничего не надо.

Она потянулась к нему, прижалась к плечу. Ночь молчала вместе с ними.

– Эльснер… Я отдам свою любовь к тебе нашему сыну, когда он родится… Даже если вы не увидитесь, он будет знать и любить тебя. Я так хочу. Это сильнее смерти.

– Хорошо бы…

Он не сказал, что не верит. Он не хотел думать об этом, – потому что приближался час, когда надо было покинуть дом и выйти в бешеный ветер и бесприютность глухой ночи.

И час настал.

* * *

Столица. Планета, которую мало кто видел – из тех, кто не принадлежал к Империи. Принц тревожно ждёт ответа от диспетчера: да, договаривались, да, их ожидают, но…

Тишину прорезал ровный, почти механический безличный женский голос, от которого почему-то веяло одиночеством огромного ночного города.

– Продолжайте снижение. Ваша стоянка номер пятнадцать-восемь-шестьсот три.

– Спасибо…

Махина чужой планеты приблизилась, на ней – даже с высоты орбиты – видно Цитадель. Башни, бесстрастно встречающие звездолёты, между ними курсируют огоньки флайеров. Скоро посадка…

Посадка. Далёкие стены, охрана. Принца приветствует человек в форме генерала, – приглашает проследовать за ним. Идти к флайеру – сквозь шеренги почётного караула. Внешний почёт, не чрезмерный, но достаточный для встречи принца.

Полёт меж башен Цитадели, – вблизи они огромны, титанические колонны, рядом с ними горная цепь кажется скромной, несмотря на снежные вершины. Цепочка флайеров проносится мимо гор, ныряет в провал – и опускается на широкую площадь. Снова путь. Снова коридоры, снова охрана. Расходятся в стороны последние двери. Император?

– Я рад приветствовать вас, друзья, – шелестящий голос обволакивает, узкая костлявая рука приветливым жестом указывает на кресла. – Прошу садиться.

Принц пошёл вперёд, подавая пример свите. Вот и всё… теперь осталось только выбрать момент и действовать. Последний и единственный момент. 

– Ваше величество, я хочу от имени Элдеррана вести переговоры о вступлении моей планеты под эгиду Империи.

– Вы писали мне… да.

Внимательный, ощутимо внимательный взгляд, выцветшие желтоватые глаза. Да, он очень стар… человеческое тело – не самое лучшее вместилище для духа руниа… Когда с помощью Силы продлевает себе жизнь человек, это выглядит намного более гармонично.

– Элдерран – не самая экономически сильная часть монархии Дерсианга… прошу прощения, Республики Дерсианга. Тем не менее, в нашем лице Империя получит…

Кажется, первая проверка пройдена. Как же он осторожен, Император… можно было и не ощутить ничего, не догадаться. И всё же – он прощупывал их. Конечно, определил одарённость Силой. Одарённых в делегации трое, но Дерсианг после гибели Объединённых Звёзд почти пятьсот лет назад отказался иметь на своих планетах школы обучения владению Силой, и потому – это только одарённость, и в нём, Эльснере, тоже нельзя заподозрить большее…

– …размещение космического флота Империи и переход местных сил под её управление. Присутствующие здесь члены делегации подтвердят, что космофлот подчинится приказу о присоединении, и бунта не будет… это важно для нас.

– Надеюсь.

Призраки ждали – за гранью мира, за пределами жизни. Никто не увидит их, когда они рванутся в едином порыве, видимой только двоим белой огненной стрелой…

И никто не увидел. Император покачнулся, желтоватые глаза прикрылись веками… несколько томительно долгих мгновений Эльснер думал, что вот, ещё немного, и всё будет кончено, и они – победят… а потом словно разорвалась белая огненная завеса, и на него обрушился удар.

Он замер, забыл дышать. Мелькнуло: это конец, он больше не увидит её… не увидит сына…

А потом он почувствовал, что падает в бездну. Да, он согласился, тогда, давно, – если покушение провалится, он должен покончить с собой, его личность должна быть стёрта, чтобы никто не узнал, откуда и кем был направлен удар…

Бездна надвигалась, в ней сгорало всё – чувства, память… имя.

От тишины звенело в ушах, кружилась голова.

– Лорд Эльснер, вам плохо?

Напряжённое лицо… «Лорд Эльснер» – это о ком?

– Не беспокойтесь, принц, – и человек оборачивается на поспешно шелестящий голос. – О нём позаботятся. Не будем прерывать нашу беседу.

Двое в красном подошли, помогли подняться. Ноги не держали, он почти повис на их руках. Незнакомые стены, коридоры, чьё-то любопытство позади… насмешливое любопытство. Кто это?

В зале неподалёку – темно и тихо, двое в красном уложили его на кожаный диван, сами встали у дверей. Тишина… и пустота. Бездна отпустила, но – отстранилась и осталась рядом, как будто ждала, чтобы вернуться за ним вновь.

* * *

В полутёмной комнате непонятно откуда падал тусклый тёмно-красный свет. Он попытался понять, где он… и кто. Вместо ответов снова и снова возвращалась головная боль – как будто тысячи невидимых игл впивались в самый мозг. Терпеть это было почти невозможно.

– Друг мой, – возник над головой и сзади шелестящий голос. – С вами произошло несчастье.

– Я понял, – он попытался приподняться и очень удивился, что это удалось.

– Позвольте вам помочь.

Костлявые руки – неожиданно сильные – помогли сесть.

– Должен вас огорчить: я не в состоянии вернуть вам память. Ваши воспоминания…

Он пригляделся. В полумраке желтоватые глаза собеседника почти светились. Воспоминания…

– Ваша боль – оттого, что вы прикасаетесь, если можно так сказать, к свежему и очень глубокому ожогу. Ваша личность стёрта. Я могу лишь догадываться, кто мог тренировать вас так, чтобы вы сами, по доброй воле, согласились включить этот механизм самоуничтожения…

Перед мысленным взором замелькали картины – старик, какие-то слова – «убить Императора»… кто-то маленький, гуманоид, не человек… последнее, что ещё всплывало в памяти, – комната, удар Силы, его воля, объединившая призраков… И – он не помнил, что двигало им. Только лица…

– Ваши учителя хотели вас убить, – мягко сказал шелестящий голос. – Вы не догадываетесь, почему?

Он не догадывался, – это было не нужно. Куски мозаики – немногие, слишком немногие! – складывались в картину, шелестящий голос только подправлял их, задавал направление.

– Они послали вас убить меня, – на дряхлом лице возникла и исчезла жуткая усмешка. – Что ж… это был правильный выбор. Они использовали вас. Просто использовали, как орудие. Вы потерпели поражение, мой друг. Я мог бы вас убить… но вместо меня это сделали они. Тот человек, которым вы были, умер.

Слова неумолимо и неостановимо надвигались, как волна, собирались вокруг него, проникали в душу.

– И вы оставите ваших убийц безнаказанными? – голос ударил резко и беспощадно.

– Я не знаю их.

– Вы знаете. Вы помните факты… не все, увы. Я обследовал вашу память, пока вы были без сознания. Я видел разрушения. Интересно… – Император со свистом втянул воздух и остановился. – Попытаться стереть личность под силу только некоторым из руниа, похоже, эти… «владеющие Силой» тоже не умеют, но изобрели такое вот самоубийство – да, очень качественный способ, очень…

Он слушал, и в душе нарастала ярость. Это была правда. Он – никто. Ни прошлого, ни будущего, ни имени… ничего и никого. Перевёл взгляд на свои руки: да, умения с ним остались, но что толку…

– Я помогу вам, – мягко сказал шелестящий голос. – Вашу личность необходимо создать заново. Вы – Владеющий Силой, вы прекрасно обучены, и вы военный. Я не позволю вам сгинуть. Но это очень, очень сложно…

– Вы сказали – они послали меня убить вас…

– Да. Это давняя война и долгая история, постепенно я расскажу её, но вам это не поможет. Вашу личность нужно создавать изнутри, а не рассказами снаружи.

– Как?

– Эти существа, которые убили вас… вы, и только вы можете вынести им приговор и осуществить его. Это первый шаг. Вы знаете, где их найти.

Он задумался. Да… пожалуй, Император прав. Пожалуй. И – он сам вынесет приговор.

Он встал. Желтоватые глаза внимательно следили за ним.

– Вы достаточно хорошо себя чувствуете, мой друг?

– Да. Вполне.

– Хорошо. Я прикажу дать вам звездолёт. А когда вы вернётесь, то выберете себе имя…

* * *

– Я прошу прощения, – голос принца был холодно-любезен. – Вы обещали, что лорд Эльснер вылетит, как только будет хорошо себя чувствовать, и присоединится к нам на Элдерране. Его нет, он до сих пор не вернулся.

– Минуту…

– Я подожду.

Он ждал. Знал, что за ним, за его спиной, ждут другие, ждут с замиранием сердца, с отчаянной надеждой, с тоской и мыслью – нет, не может быть, он не может не вернуться, почему так, за что…

– Лорд Эльснер даль Соль получил во временное пользование звездолёт класса ТИ-238, который покинул космопорт Столицы вчера в восемь тридцать три, о чём свидетельствует запись в списке вылетов диспетчерской службы космопорта. К сожалению, другой информации не имею.

– Что ж… большое спасибо.

Принц медлил выключать связь, как будто эти секунды всё же могли что-то изменить… и экран погас от руки его собеседника по другую сторону черноты.

Вылетел. Сведений нет. Не долетел.

Не вернулся. Но почему?!

За спиной принца вздохнули.

– Ваше высочество…

– Да?

– Знаете, это странное головокружение… помните, я тоже пожаловался на него на обратном пути?

Принц сдвинул брови.

– Да. Помню.

– Так вот… я тоже почувствовал… что-то. Мне кажется, лорд Эльснер…

– Договаривайте!

Министр собрался с духом.

– Мне кажется, что это связано с Силой. Император же руниа.

Принц медленно развернулся.

– Мы не можем это проверить. К тому же… космос – это космос. При всех наших достижениях и возможностях. Мы подождём ещё три дня, как положено при подобных невозвращениях у военных… а потом придётся сообщить его родным и супруге. 

* * *

Дикая, никому не нужная планета, – мало суши, плохой климат, что-то добывать – тяжело, дорого и небезопасно. И потому – это планета-убежище для двоих последних из Ордена. И здесь они стали собирать духов умерших Владеющих Силой. Не умерших: убитых.

Он помнил координаты. Того, что он должен увидеть, – не было в памяти, только всплывало – отстранённо, как из далёкого сна: горы, труднодоступное плато, убежище в горах… спящий вулкан неподалёку.

Он вышел на камни плато. Где-то рядом – пещера. И гуляет вечный ветер, пронизывающий, резкий, нескончаемый…

– Эльснер? – удивлённо и тревожно раздалось рядом.

Он не понял, что это – к нему, обернулся: высокий старик стоял возле скалы, возник как будто из ниоткуда.

– Я почувствовал, как что-то… произошло. Но почему ты не сообщил Йоде? Мы же договаривались, что он полетит в свою колонию, и ты выйдешь на связь…

От незримой, но безумно сильной волны ненависти старик отпрянул. Эльснер шагнул вперёд.

– Ты убил меня. От меня ничего не осталось.

– Я?!

Показалось, – старик начал что-то понимать, лицо исказилось. Эльснер не дал ему собраться с мыслями: в руке возник лазерный меч.

– Теперь ты умрёшь.

Два смертоносных луча скрестились. Эльснер не думал, не вспоминал, – всё получалось само, хотя в первое мгновение и пришёл страх, что вместе с памятью он утратил и что-то из того, наученного.

«Ты… Император тебе внушил, что я… он направил твою ненависть, ты стал его орудием, ты действуешь не сам, выполняешь приказы…»

Эльснер чувствовал, как чужие мысли впиваются в душу, пытаются что-то найти, пробудить… исправить?.. Он просто пошёл вперёд.

– Замолчи.

* * *

Звездолёт стремительно снижался, пронзил облачную пелену, – здесь были вечные смерчи, – и полетел к горам.

– Госпожа Сойтар, должен вас предупредить: вполне возможно, что с этой работой не под силу справиться даже вам.

– Я всегда готова к этому, ваше величество.

– Очень хорошо.

– Могу ли я спросить, известны ли вам детали этой работы? Я должна знать.

– Да. Ранения, нанесённые лазерным мечом, кроме того, в районе боя должно быть как минимум землетрясение и извержение вулкана… если он ещё способен реагировать на Силовое воздействие с такого большого расстояния…

Раина кивнула. Она умела не задавать лишних вопросов. Сейчас вопрос о том, не пробудил ли вулкан сам Император, как раз был из разряда лишних.

– Я правильно понимаю, что речь идёт о термических ожогах кожи и верхних дыхательных путей?

– Да. Но могут быть и дополнительные, неизвестные мне факторы.

Звездолёт развернулся. Император был прав: небо застилало чёрной пеленой.

 Значит, у него получилось. Раина напрасно старалась не поддаться страху: привыкать к тому, что Империей правит руниа, бесполезно… Император слегка усмехнулся.

– И будьте добры сделать так, чтобы его старания остаться в живых оказались не напрасны.

– Слушаюсь, ваше величество.

 

Лорд Эльснер очнулся от воспоминаний и вернулся в реальность.

– Где будет место моего предварительного заключения?

– Я думаю, на одной из военных баз.

Линн встрепенулся, Даниель успокаивающе поднял руку.

– Персонал имперских военных баз Артоса прошёл тщательную проверку, и… в общем, ты же знаешь, что я мало кого увольнял.

Линн усмехнулся.

– Да, я помню. Тебя ещё наши за это пытались критиковать.

– Таким образом, они прекрасно помнят Дарта Вейдера и будут отвечать мне – нам – головой за его жизнь.

– Когда? – отрывисто спросил Линн. Слова Даниеля его почти не убедили.

– Лучше как можно скорее, – сказал лорд Эльснер. – В частности, пока не разъехались главы планет. Надо же показать, что корреталь Артоса всё-таки выполняет распоряжения Галактического Союза.

Даниель посмотрел на часы.

– Совещание будет до вечера, с перерывом на обед…

– Думайте, – лорд Эльснер поднялся. – Я, собственно, пришёл для того, чтобы сдаться властям, можете с этого и начать.

 

* * *

Белый дворец корреталя Артоса накрыли две тени. Истребители межзвёздного класса были красивы и жутки одновременно, потому что – безумная мощь, потому что – зависшая над головами махина, к которой невозможно привыкнуть, и сразу невольно возникают мысли о тех, кто отдаёт им приказы… и тех, кто за ними стоит и не появляется на публике.

Главы планет Галактического Союза наблюдали за арестом Дарта Вейдера со смотровой площадки и старались не встречаться взглядом с Линном. Он стоял у самого края, молчаливый и внешне спокойный, как будто всё уже отгорело, и брошенные этим людям в лицо слова о справедливости теперь уже не так важны, но…

Истребители снизились и зависли, от одного из них отделился флайер. Лорда Эльснера выводили прямо из ворот дворца, охрана была подчёркнуто-корректна, внизу всё темнело от людей в форме. Перед дворцом не было стоянки для флайеров, тут был парк, но Даниель хотел устроить демонстративную отправку арестованного, и лучшего места для такого зрелища он не нашёл. Напряжение звенело в воздухе, никто из тех, кто окружал Линна, не верил в добровольную сдачу, Линн слышал, как кто-то думал о подвохе, о том, что Озен даст ему сбежать, вот, предоставил истребители, способные уходить в гиперпространство самостоятельно, и он сейчас этим воспользуется… Линн с досадой подумал о том, что каждую такую мысль не предусмотришь и не предупредишь, и вообще на всех не угодить, да и стоит ли…

Флайер приземлился, для лорда Эльснера опустили трап. Ещё несколько шагов – и всё.

«Не всё. Не паникуй.»

«Я знаю. Извини, вырвалось.»

«Ты так и не научился думать неслышно.»

«Но я же стараюсь!»

«Стоит тебе разволноваться, как все старания летят в Бездну. Имей это ввиду.»

«Хорошо. Буду. До встречи!..»

Лорд Эльснер кивнул. Громко думает… как и тогда, на Беспине. Тогда это и спасло ему жизнь…

 

Император был, как всегда, иносказателен, но Дарт Вейдер всё понял. Мёртвый Оби-Ван и всё ещё живой Йода нашли новую жертву, и если тогда, двадцать лет назад, между покушавшимся на Императора и Императором никто не стоял, то теперь эта новая марионетка первым делом столкнётся с ним, с Вейдером. Ему стало несколько досадно, что он не узнал этого сам. Всё-таки Император в Силовых делах всегда был на шаг впереди. Разведка главнокомандующего имперских войск – люди и техника, а разведка руниа – в первую очередь, он сам. Чувствовать колебания в поле Силы, когда кто-то где-то далеко учится её использовать, – это мощно. Но, к сожалению, не для людей. Можно только попытаться…

И теперь он ждал. Приманить кого-то болью тех, кто ему дорог, несложно, и остаётся только ждать.

О том, как зовут человека, взорвавшего Звезду Смерти, можно было не спрашивать разведку, это прогремело сразу. Линн даль Соль. Кто-то из разветвлённого древнего рода военных с Дерсианга. Кто-то юный, смелый и одарённый Силой. Правда, на Звезде Смерти Вейдер его не почувствовал: был занят другим. Тем, кого не должно быть. Просто – не должно. Счёт к Оби-Вану значительно вырос в тот момент, когда Вейдер двадцать лет назад очнулся и понял, что теперь он больше машина, чем человек, а не только тот, кто по вине Оби-Вана потерял свою личность. Вейдер убивал спокойно, ненависть давно стала чем-то фоновым, привычным, и тогда она просто свершалась. Для уничтожения Оби-Вана Вейдер был с Императором, их цели совпадали, он двадцать лет гонялся за одарёнными Силой… Не было эмоциональных привязанностей, не было поклонения ученика учителю, – для такого им обоим нужно было бы быть другими, – было взаимное использование, и оба это знали. Они нуждались друг в друге, системой жизни была Империя, он вкусил власти… а ещё он не умел проигрывать. И потому Оби-Ван должен был быть уничтожен. Йода тоже, но… от Йоды в памяти было смутное и так и не прояснившееся ощущение. В отличие от Кеноби.

Теперь новая жертва Оби-Вана стояла в зале и тоже ждала. «Сын даль Соля не должен стать хиннервалем». Интересно. Значит, Император знал о том, кто такой даль Соль, и не сообщил? Или это не столь важно? Или в иносказаниях Императора на этот раз он несколько заблудился?

Он шагнул вперёд, и его ударила чужая отчаянная ненависть. Откуда? Ты должен ненавидеть Императора, мальчик. Хотя…

«Это он!..»

Лицо Оби-Вана всплеском в чужой памяти. Ярко, – сейчас он не может закрываться, эмоции захлестнули и мешают…

««Твоего отца предал и убил Дарт Вейдер…» Это он…»

Что? мало ли кого я убил за это время…

Но – безумное, странное ощущение, как будто ты смотришь в зеркало. Зеркало, которое показывает тебя, каким ты мог бы быть. Или – был… много лет назад, в солнечной забытой юности.

Сын даль Соля. «Твоего отца…» Что они вбили ему в голову? Такое сходство не может быть случайным, так не бывает, сколько ему… ему двадцать лет… Не может быть!.. Император – знал? Да, он действительно мог знать, эта скотина, дела которого он иногда едва терпел, но принимал, пока это было – не против него. Но – так?! Он знал, знал, что это его сын, выяснил наверняка – и скрыл. Или – приказал забыть? Узнал, что тот у мятежников, и стёр из памяти? С него бы сталось… а «сын даль Соля» – проверка. Не вспомнил ли. Понял, что – нет. И – стравил. Как когда-то Оби-Ван. Использовать вслепую. Не дать вспомнить?!

Через мгновение он должен был начать бой. Бой-испытание, которое он задумывал с самого начала. Испытание, не пройдя которое, мальчик должен был умереть – по мысли Императора.

Но Вейдеру уже было куда уходить.

Единственный раз он потерял контроль над собой, – когда мальчик сумел его ранить. Единственное, что лишало его разума, – покушение на него самого, попытка уничтожить то, что ещё оставалось от его собственного тела, он почувствовал боль, и рука сама нанесла ответный удар… после которого он остановился. Впервые за много лет – с содроганием и ужасом от того, что сделал. Это было дико и жутко.

Ты можешь убить Императора, да, можешь, и убей его, наконец, и тогда Империя станет нашей, моей – и твоей, как моего сына… Конечно, Оби-Ван солгал, кто б сомневался…

– Нет. Я – твой отец.

– Нет!..

Он уже знал, что его попытки обречены, что мальчик не в состоянии признать эту правду, хотя он не может не чувствовать, он чувствует, что это правда, и всё равно – сквозь это не прорваться, особенно после боя, после того, как ты сам его искалечил, жутко видеть эту стену в ярких глазах, и захлёстывает отчаяние, и остаётся только уронить руки, глядя, как он шагает в пропасть и падает вниз…

Вейдер не мог его отпустить. Не мог. И уже не хотел – смочь. Он уже знал, что ни к какому Императору он его не повезёт. Пока.

Он не ожидал, что сын вообще отзовётся. Просто – не отпускать, кричать вслед, говорить с ним, с тем единственным, от кого хочешь, чтобы он тебя слышал, понимал, кто был сам – другой жизнью… и из другой, потерянной жизни. Телепатия через мрак. Через погоню, через боль… С тем, кого хотелось спасти от повторения собственной участи.

«Отец?»

Вейдер почувствовал, как сердце сжала горячая волна.

Признал.

Всё.

Император не знал, что в этот момент он уже умер.

 

Люди отошли от флайера, тот поднялся в воздух. Истребители ждали, пока тот наберёт высоту и скорость… а затем флайер не стал стыковаться с ними и сам взял курс на восток. Две могучие махины, сдерживающие свою силу, летели рядом, – охраняя.

Линн наконец обернулся – на тех, кто ждал побега. На мгновение он уловил чьё-то смущение, кто-то так и остался недоволен… Да, Даниелю сложно среди них, большинство пришли к власти после краха Империи, а не до него, как он, и ему не доверяют. А кому легко…

* * *

Линн понимал, что теряет голову, но ничего не мог с собой сделать. Даниель крутился в водовороте встреч, совещаний, пытался сколотить межпланетный трибунал не как временное собрание для вынесения одному Вейдеру смертного приговора, а как нечто более постоянное и для обычных судов, в процессе которых юристы смогут заниматься выцарапыванием подсудимых у жаждущих крови… а он пытался во что-то встрять, как-то помочь, и ничего не получалось. Даниель аккуратно сообщал, что примерно четверть его собеседников ненавязчиво советует убрать Милорда тихо, половина требует сделать то же самое, но громко, а он, корреталь Артоса… ищет грамотных юристов и тянет время.

– Линн, к тебе пришли.

Комната с камином на вилле Даниеля. Сколько же тут всего было… Эта вилла была началом больших дел и мирной пристанью для отдыха, но теперь превратилась в тупик, в место мучительного ожидания, стены как будто сдвинулись и заперли, мешают дышать…

– Кто?

– Из вашего Центра… неужто не чувствуешь?

– Здравствуй!..

Здравствуй. Я долго думала, прийти или нет. Очень трудно было решить, что всё равно – надо. А он обрадовался… Зачем же было ждать, медлить, лучше было поторопиться… Не надо спрашивать, всё и так слышно, лучше просто обнять его и помолчать... вместе помолчать об одном и том же.

– Ты никогда его не боялась.

– Неправда! Его нереально не бояться, ты что. Просто…

– Не надо объяснять. Это трудно – словами. Я и так слышу, если ты не закрываешься. Не закрывайся, пожалуйста. Я так устал…

– Не говори ничего. Я ещё не совсем Владеющая Силой, но…

– Да.

От молчания стены как будто смягчаются и слегка отпускают. Оказывается, тут есть окно, а за окном – небо и вечер…

– Тебя давно не было в Центре…

– Я знаю. Я сам себя за это грызу. В таком состоянии от меня никакого толку!

– Может быть, и так… Рассказать?

– Да. Конечно.

– Тан Севийяр закопался в архивах. Исторические же не были уничтожены, точнее, были, но не все. Люди что-то скрывали, спасали, навешивали ярлыки, пытались представить, что это не о реальном, а о чём-то легендарном… он теперь это всё раскапывает. Выясняет, на какой планете что было, это может дать сведения о том, что могло сохраниться до наших дней. Этнография, история… Тут не на одну жизнь хватит.

Оживился. Это хорошо.

– А Йаллер?

– У него свои методы. Пытается что-то учуять. Куда там, Империя хорошо прошлась… Всё надо создавать с нуля. Нужны люди, способные обучать. Способные из описания обрядов выковырять Силовую составляющую и восстановить школы. И никто не знает, не объявится ли этот убитый придурок руниа снова и не попытается ли вернуть своё... А ты тут сидишь и ничего не делаешь.

Нет, я не хотела тебя упрекать. Извини. Да, ты и сам знаешь… только когда скажут со стороны – это больнее.

– Ты вернёшься?

– Да. Обязательно. Только…

– Только не знаешь, когда. А мне что остаётся? Туда же, хиннерваль-самоучка. Без знаний, без Кодекса, без образования. Меня же драгоценные имперские законы не пустили учиться, ты же в курсе, где я работала, пока ты меня не вывез на Базу. Вот уж кого точно зря в Центр взяли, так это меня…

– Ну, я тоже официально без образования…

– Тебя учили военному делу. Это много.

– Ты хочешь всё и сразу. Ликвидировать отставание.

– Ну… наверное, да.

И как же хочется взять тебя за руку… просто знать, что ты здесь и никуда не денешься… пока я не встану и не уйду.

– Возвращайся, а? Без тебя как-то всё не так… и тоскливо. Тебе кажется, что пока ты здесь, ты как-то ближе к делу, а ведь география ничего же не меняет. Мало того, что Центр – это тот же Артос, это даже тот же Кер-Сериндат. Ну и какой смысл тут сидеть?

– Да, – он потёр лоб. – Надо что-то решать.

Он осторожно высвободился, подошёл к окну. За открытыми створками гулял ветер, короткими набегами беспокоил кроны деревьев – и уносился дальше.

– Завтра. Хорошо?

– Ну… мы будем ждать тебя. Сколько времени лететь…

– Не надо ждать. Останься на вилле, поедем завтра. Вместе.

Стены распахнутся. Они будут милосердны. Завтра тебя встретит огромный мир… я обещаю. Что поделать, от себя не убежишь… но тебя – больше, чем это мучительное беспокойство, за это надо хвататься и выползать. А я помогу… попробую. Насколько меня хватит.

– Ты останешься?

Ты что? боишься, что я уйду?..

– Да. Конечно, останусь. Только…

– Что?

– Давай уйдём отсюда. Куда-нибудь в ночь, в тишину, где не давят стены. Здесь всё кричит о том, как тебе было плохо.

– Было, – он повторяет слово, ещё не веря, что оно может относиться к нему.  – Да… Только одень что-нибудь, сейчас прохладные ночи.

– Хорошо.

…и пусть нас встретит ночь – тишиной и шорохами, отсветами далёкого города и взглядами звёзд…

 

* * *

Сообщение от Линна пришло на видеофон, когда у Даниеля только что закончилось совещание.

«Даниель… я виноват. И что теперь делать?»

Даниель налил себе моррето.

«Позвонить мне, – написал он в ответ. – Ты же, похоже, ждал, когда у меня настанет перерыв?»

Экран тут же осветился. Линн был расстроенным, но всё же улыбался.

– Ждал, – признался он. – Это по поводу трибунала?

– Нет, текучка. Налоги, корпорации, добыча-продажа, финансирование новых разработок научных центров Академии… я могу рассказать, но это долго и вряд ли тебя заинтересует.

– Я в этом ничего не понимаю. И как ты разбираешься?

– Нравится, – честно сказал Даниель. – У меня же никогда не было нужды в деньгах, поэтому я мог позволить себе роскошь заниматься только тем, что интересно. Так что случилось?

Линн вздохнул.

– Она вчера ночью так плакала…

– Из-за тебя? – уточнил Даниель.

– Да… Я повёл себя так, как будто то, что она – для меня… ничего не стоит. Как будто это само собой разумеется, и за это не надо даже благодарить, в общем… затмение какое-то нашло. А она закрылась и плакала так, чтобы я не слышал.

Даниель спрятал улыбку за чашкой моррето. Нормальные, обычные человеческие проблемы, без холода выгоды и цинизма больших капиталов…

– Понимаешь, чтобы читать мысли, нужно прилагать усилия, и это будет заметно, да и защищаться человек может. Но чтобы просто слышать чувства, никаких усилий не нужно, это как… ну, как звуки и запахи, наверное. Не со всеми, конечно. И не всегда… С мыслями такое очень редко где бывает. Вот на Элиетте – да. А здесь – нет.

– Я понял.

– Да ещё и с этим моим бегством к тебе на виллу…

– А тут-то что не так? Я же её встретил, когда она прилетела за тобой, да и отъезд ваш тоже видел. По-моему, ты уже перестраховываешься.

–Да?

– Да.

– Я же так и не позвонил за все те дни…

– Ну так я же позвонил тот же вечер в Центр, что ты переживаешь? А потом ты рассказал, что она позвала тебя мысленно и сказала – возвращайся, когда сможешь. Разве не так?

– Так, но…

– Линн. Это уже перебор…

– Надеюсь!

– …так что если ты хочешь извиняться, то это надо делать только за прошлую ночь. Хотя вы же уже вчера мне сказали, что никуда не денетесь и на концерт пойдёте. Ну, сегодня.

– Ещё бы, полгода ждать и из-за какого-то бреда с трибуналом не пойти?! Он же вообще никогда с Энтиды не выезжал, да ещё и премьера!

– Ну и тем более. Так стоит ли переживать?

– Стоит. Она же вчера не пошла на лекции, мы целый день были в Центре, я разгребал то, что без меня накопилось, и я видел… а сегодня уже пошла, да. Я тут один сижу, она к вечеру придёт.

– Ну хорошо, хорошо.

– Так – как?

Даниель задумался. Линн ждал.

– Послушай. Припомни, наверняка она хотела что-то, – из украшений, из каких-нибудь безделушек, – что до сих пор так и не купили.

Линн засмеялся.

– Ещё бы, на ваши ювелирные красоты никаких денег не хватит.

– Вот и возьми напрокат на сегодняшний вечер. Ты же наверняка знаешь, что именно.

– Знаю! Только прокат будет стоить мою зарплату за месяц.

– А я дам тебе взаймы. Так на что она положила глаз?

Линн быстро открыл каталог в информационной системе, переслал Даниелю. Тот некоторое время любовался: да, роскошная вещь, очень изящная, синие прозрачные камни в колье и серьгах… Илеанская фирма, они всегда ставят знак – стилизованные золотые горы.

– Ясно. Приказать доставить вам домой, или вы прямо из Центра поедете?

– Домой. Мы заедем переодеться.

– Хорошо. Тебе сообщат, когда привезут.

– Думаешь, этого достаточно?

– Увидишь, – пообещал Даниель. – По крайней мере, у меня всегда срабатывало.

…Вечером он встречал их у выхода со стоянки. Они прилетели на флайере Линна, вёл он, – когда приземлились на большой крытой стоянке, открыл дверь, подал руку. Даниель знал, что идёт трансляция, и что лорд Эльснер наверняка их видит, и сам хотел бы быть вместе с ними тут… наверное, они договорились, что когда камеры покажут гостей, то он позовёт… и точно, одновременно повернулись куда-то направо, улыбнулись. Как же всё-таки хорошо, что камеры не видно, и что даже такие мелкие загоняют подальше, чтобы не мешали людям жить…

На ней было синее платье, драгоценности сверкали в ярком искусственном свете так, как положено настоящим безумно дорогим камням, а ещё она научила робота делать себе причёску… Даниель улыбнулся. Его всегда радовало, когда женщины выглядели роскошно. Даже если это были не его женщины. И Линн в парадной форме космофлота очень хорошо смотрелся рядом.

Он поздоровался, взглянул на Линна.

– Всё в порядке?

– Да, – твёрдо ответил тот, повернулся к ней, и они улыбнулись друг другу. Даниель не мог подобрать другого слова, но это было как-то… правильно, что ли. 

Они пошли через холл к залу. Здесь уже была толпа – разряженная, радостная, предчувствующая грядущее чудо, которое бывает только один раз за жизнь, и которое больше не повторится, даже если ты потом будешь смотреть запись с того же вечера.

– Ко мне попросились журналисты, – сообщил Даниель по дороге. – Просят дать в антракте короткое интервью.

– По поводу ареста отца?

– Да. Они знали, что ты придёшь, хотели бы задать вопросы и тебе, но сомневаются, согласишься ли. Если нет – я приму их отдельно.

Линн задумался.

– Да нет, я не привык бегать от кого-то. Главное, чтобы вопросы не блистали особенным идиотизмом, это с ними бывает.

Огромный зал был уже почти полон, ещё немного – и станет темно, и тысячи ожиданий соединятся в одно целое, в единое дыхание, в единый вздох тишины… Они уселись в своей ложе, и свет погас.

…Эта музыка родилась, как дальняя дорога, овеваемая грустными ветрами предчувствий и прощаний. А над ней чисто и светло плакал дождь, и его капли рассказывали, звеня.

И мелодия росла, она взлетела над притихшей землёй, капли дождя сливались в единый печальный вихрь, и вот уже откуда-то издалека донёсся призыв, предвещающий грядущие битвы… И, словно в ответ, тучи почернели, грозным громовым рыком отозвались коротко – и умолкли.

А светлая земля раскинулась широко, просторы её пели о красоте и свободе. И где-то рядом были беспокойные всадники, готовые в любой миг сражаться, защищать… Дождь всё звенел, сливаясь в тихие ручьи, и они, журча, текли мимо душистых кустов, манящих морем тепла и благодати. Ручей бежал, растекаясь шире и шире, но щемящая грусть не уходила, а сгущалась всё сильней, – чтобы вернуться первой песней дождя. Но в ней была уже тревога.

И надвинулись тучи, приведя с собой страх. Он всесильным крылом объял землю, властной волной застилая всё, – и далёкий тревожный призыв к битве зазвучал вновь.

Страх расползался по земле, пригибая, покоряя. А светлая земля не хотела верить в грядущий ужас и плакала.

И могучие волны понеслись вперёд, зовя на помощь.

Их отчаянный призыв достиг небесной выси – и земных глубин.

Грустная мелодия мирного дождя зазвучала вновь, вспоминая о душистых вёснах, тепле и покое. И сверкающая вода закружилась, вспоминая солнце. Покачиваясь на тревожных волнах, печально прозвучала в последний раз мелодия долгого трудного пути к счастью. А издалека доносились голоса войны: всадники услышали зов и были готовы.

Пленённая земля молчала. Лишь мысли её лились в печали озябшего летнего ветра, вспоминавшего о былой свободе и звавшего ушедшую радость. И никто не хотел верить, что отныне это – навсегда. И вопреки холоду тоски, бесприютности тяжёлых дум слагалась музыка надежды.

Надежда была неистребимой. Надеяться было страшно, невыносимо трудно, – ведь живой оставалась лишь память. Но всадники весны где-то есть, они должны прийти, – они придут… Мечта медленно поднялась ввысь – и растворилась в злом, колючем вихре, что, танцуя, торжествовал над тихой землёй. Льдинки острыми уколами заставляли вновь и вновь вздрагивать от страха, но мелодия мечты не умолкала, боль звала на помощь, и всё труднее становилось надеяться, – казалось, беде не будет конца, все отчаянные призывы бесполезны, и вот они поникли…

В глубинах земли грозно и раскатисто прогремело. Невидимый, но могучий вихрь воли вознёсся к небу, воззвал – и помчался.

Пробил час.

Всадники весны начали свой путь.

Они летели, высекая искры из камней, путь их лежал вверх по скалам и ущельям, которые более не могли ни задерживать, ни останавливать. Пламя горело в их душах, реял над ними призыв к битве, и с этим окрыляющим кличем мчались они вперёд.

А за ними следом незримо шла волна надежды, пульсируя, как сердце, ждущее весны. Где-то в глубине её таились будущие тихие зори – улыбки счастья, – но пока они были скрыты, а грозный боевой клич тревожил, говоря, что за всё это ещё предстоит биться. А тишина счастливых дней уже была, – существовала! – и всадники, улыбаясь, знали это.

В их душах жила память о том, как прекрасны ночи без страха, как, смеясь, перемигиваются звёзды, как ласковый тёплый ветер обнимает за плечи. Они помнили светлый шелест цветущих трав и летели, чтобы память стала явью. Волна надежды могучим плащом развевалась за их плечами, чтобы легче было пробиться к ждущей избавления земле.

Всадники были легки, как ветер, а клинки их остры, как звёздные лучи.

Земля ждала.

И они шли. Они спешили сквозь черноту ночи, касались льда, – и он таял от горячих прикосновений. Битва приближалась.

Всадники достигли вершины, где властвовал страх. И клинки скрестились.

И при каждом ударе высекалась молния. И земля вздрагивала – ещё, ещё, ещё...

А потом стало ясно, что страх слабеет, уступает, исчезает… И сияющий могучий луч солнца пронзил серые громады туч, отчего они побледнели и растаяли.

И расцвела на земле радость, сонмы солнечных грёз вернулись в свои гнёзда, чтобы больше никогда их не покинуть… А торжествующие всадники весны гордо стояли на вершине, – спрятав свои мечи.

…Зал ошеломлённо молчал. Да, – знали, что оно есть, что вот, написано на Энтиде, сразу после победы, но одно дело – знать, другое – ощутить самому, встретиться лично, остаться один-на-один с красотой, перед которой ты открыт и беззащитен, ты весь как на ладони, такой, какой ты есть на самом деле, достоин ли ты этой красоты или нет, но ты – есть, ты пришёл…

А потом зал взорвался аплодисментами. И старый, очень старый человек, который видел не одну сотню вёсен, низко поклонился.

– Не плачь, – попросил Линн.

– Так ему же уже триста пятнадцать! Это же кошмар какой-то, он уйдёт, а мы останемся!

– Всё-таки он дожил до победы, и ему повезло жить на Энтиде, которая всегда была свободной. А сколько он уже успел написать! Нет, это прекрасная жизнь, дай Создатель каждому – так…

– Ещё бы… И мы его всё-таки – видели.

Даниель прервал их разговор, извинился: пришли журналисты. Переключиться в обычный рабочий режим было трудно, он знал, что не сможет полностью погасить блеск глаз, что камера всё равно это уловит и оставит, и в какой-то момент ему стало всё равно. Его спрашивали об аресте Вейдера, о будущем трибунала, о том, не опасается ли он за свою репутацию, он отвечал сдержанно и уверенно-спокойно, как будто всё уже было решено. Потом они переключились на Линна, тот заявил, что ему нечего прибавить к сказанному на встрече глав планет Галактического Союза, и что он сделает всё для того, чтобы суд был действительно справедливым. Они говорили, но всё это было страшно невовремя, потому что в зале правило сейчас – иное, власть над душами принадлежала старому человеку с Энтиды, который за все свои годы ни разу не распорядился чужой жизнью, и не было ничего крепче – и подлиннее, чем эта власть… Даниель едва дождался ухода журналистов, чувствовал, что ещё минута – и он выставит их сам. Он знал, что море жизни никуда не делось и бьётся у порога, но оно отступило сейчас – туда, в ночь, за пределы зала, и ему нет сюда пути. И когда вечер закончится, когда угаснут последние звуки, придётся вернуться к этой обычной жизни, но уже – другими, уже – унося с собой частицу огня чужой души, храня её, как величайшую драгоценность. И они уже никогда не станут прежними, – теми, с кем он ещё не поделился пламенем своего сердца…

 

* * *

Первый разговор… они не ожидали, что это будет так трудно. На военную базу приехали оба – Даниель и Линн.

– Лорд Эльснер, я… понимаю ваши мотивы, почему вы решили сдаться, но одно дело – срок, другое – смертный приговор.

Как же тяжело с ним разговаривать… когда не он вызывал. Как будто собираешься преодолеть вертикальную стену без альпинистского снаряжения.

– Да. Безусловно.

Линн решился быстрее. Всё-таки ему проще, да…

– Отец… помоги нам вытащить тебя. Нужны доказательства, что твои… преступления были в основном по причине того, что над тобой был Император.

– Свалить всё на покойника? – усмехнулся Милорд. – Хорошая идея, но не выйдет. Всё – не выйдет. Никто не поверит, что я был эдакой страдающей марионеткой, которая всё осознавала, но ничего не делала против хозяина. В первую очередь ты и сам не поверишь. Правда?

– Ну… правда. Но причина-то в этом!

– Нет. Причина в том, что – да, мою личность после стирания создавал именно он.

– И как это доказать?

Лорд Эльснер задумался.

– Есть один человек, который был со мной все годы службы Империи. Может быть, в её медицинском досье найдётся что-то, что сможет вам помочь.

– Раина?

– Да. Мой личный врач.

 

Он знал, что это и есть смерть.

И был рад.

Просто тихо рад.

Усталость, глаза Линна – рядом, его слова… да, он оказался прав, хотя в это трудно было поверить.

Лорд Эльснер даль Соль всё-таки был жив. Все эти годы.

Он уже не чувствовал своего тела, – вокруг были звёзды, меж них метались чьи-то корабли, что-то взрывалось… обломки пролетали сквозь него, даже не приходило на ум отшатнуться, потому что он принадлежал уже другому миру. Он знал, что сын останется жив, что не погибнет и приземлится, чтобы похоронить его, – ниоткуда, просто – знал, как знают мёртвые… и мёртвые – он через двадцать с лишним лет в полной мере прочувствовал давнюю ошибку – могут не всё. Они просто знают, слышат… ощущают. Чтобы уметь, нужно умирать намеренно, а не случайно, готовиться и знать, на что идёшь и на что соглашаешься…

Он увидел своих мёртвых учителей – тех, кто послал его убивать Императора. Им не нужно было слов. Всё было ясно – и тихо. Никто уже не был виноват… да и не был никогда. Это – судьба. С ней не спорят.

Они хотели попрощаться с Линном – прежде чем шагнуть в Вечность. Они видели его – тот видел их, и только теперь, когда всё встало наконец на свои места, можно сказать – прощай. Сказать без единого слова, улыбкой и взглядом, сказать – всё было правильно, окончательно… всё совершилось. И Линн после сожжения тела на костре отпускал отца, скрутив в душе крик – не уходи, останься!..

Покой. Он уже обнимал за плечи, звал их всех. Кто-то может и остаться: таким, как они, дано было выбирать, если захотеть. Он – не хотел. Слишком резко и жутко обрушился груз совершённых преступлений, останешься – на тебя обрушится ненависть, бессильная ярость, жажда мести… а он ничем не сможет ответить на это. И – за это.

…когда звёзды вдруг стали редеть и исчезать, он успел только слабо удивиться: неужели это и есть – конец, и теперь он окончательно забудет всё, потеряет себя, станет частью Вселенной?.. Но уже через мгновение понял, что ошибся.

Вокруг был тихий свет и знакомые стены. Он мучительно попытался вспомнить, что же это, откуда… а потом в памяти алым тревожным сполохом зажёгся ответ: это Алголь. Секретная база – его и Раины Сойтар.

А потом он обнаружил, что под пальцами тонкая ткань простыни, что под щекой – подушка… Этого не было уже много лет. Этого не могло быть.  Он был наполовину машиной и уже забыл, как это – когда ты спишь, как обычный человек.

Но – как?!.

Он повернулся на лёгкие шаги. Раина. Невозмутимая. Бледная. Не спала несколько ночей. Как всегда.

– Милорд…

– Лорд Эльснер, – резко поправил он и обнаружил, что не может узнать свой голос.

Раина поклонилась, соглашаясь с новым именем.

– Лорд Эльснер, операция прошла успешно.

– Что за операция?

– Пересадка мозга. У вас теперь полностью новое тело.

Он едва сумел осознать то, что ему сказали. Новое тело? Значит, можно выйти на траву босиком… можно есть и пить, можно дышать самому и не зависеть от систем жизнеобеспечения… За что, да за что – ему! – такое чудо?.. И чем за это придётся расплачиваться?..

После долгого молчания он наконец взял себя в руки.

– Чем закончилась битва?

– Полным поражением Империи.

– Император?

– Мёртв.

– Командование и флот?

– Большей частью уничтожены.

– Ваши дальнейшие планы?

Раина помолчала.

– Они зависят от вас.

Он насторожился. Зачем-то она вернула его к жизни. Зачем?

– Каким образом?

– В Галактике есть новая власть. Мне неизвестно, какой политики они будут придерживаться по отношению к тем, кто служил Империи, но мне бы хотелось найти работу, соответствующую моему профилю. Кроме того, как человек, входивший некоторым образом в имперскую верхушку, я могу представлять для них определённый интерес. Правда, боюсь, я не смогу его оправдать.

– То есть вы не исключаете для себя службы новому правительству?

В глазах Раины мелькнул страх, который она тут же спрятала, опустив глаза.

– Лорд Эльснер… 

Он хотел было встать, но понял, что пока не стоит: в вену что-то вливалось.

– Лорд Эльснер, могу ли я спросить…

– Да.

– Что вы собираетесь делать?

– Встретиться с сыном.

Она вздохнула с облегчением, – явно ждала от него иного. Да, конечно, – собрать уцелевших, возглавить их как бывшему главнокомандующему, стать остриём непримиримой мести… это было бы возможно, но… снова воевать против Линна он не собирался.

– Я отвезу вас к нему. Хорошо, что вы сами этого хотите. Я… всё равно собиралась это сделать. У меня нет выбора…

– Каким образом?

От его лёгкой усмешки она содрогнулась, но быстро взяла себя в руки.

– Наркотик… дальше – вопрос транспортировки. Гравиплатформа с человеком может поместиться практически в любой звездолёт. Да, я знаю, что хиннервали способны частично преодолевать действие одурманивающих препаратов, но… в вашем состоянии, насколько я понимаю, вам ещё предстоит восстанавливать умения, на это потребуется время, так что сейчас этот вариант вполне мог бы сработать.

Он оценил и её возможности, и её откровенность. Что ж… она тоже могла бы предать.

– Спасибо за предупреждение, – иронично отозвался он. – Когда и куда мы стартуем?

Он почувствовал, как у неё отлегло от сердца. Боялась. Да. Ещё как.

 -Сейчас. На Свейз. Я слушала их переговоры – прежде чем улететь на Алголь. Они собирались сделать там временный центр управления Галактикой.

Он смотрел, как Раина вынимает иглу из вены. «…и хорошо бы нас пропустили… представлюсь сразу, должно получиться…»

Лорд Эльснер коротко глянул на неё и отвернулся. Чтение мыслей вернулось. Её план был хорош… но она не знала, как быстро он восстановит владение Силой. Впрочем, он сам – тоже.

А потом – перед тем, как пойти к звездолёту, – он велел ей подождать и ходил по дорожкам. Прикасался к деревьям, снял ботинки и ходил босиком, чувствуя каждый мелкий камешек, ветки, траву…

Он знал, – эти мгновения безумно дороги, дальше будет вихрь ненависти, разбирательств… из которого, может быть, ему не суждено выбраться, слишком много висит на нём того, о чём он сейчас заставлял себя не думать, того, что навалится, как ни защищайся, и не навалиться оно могло только в том случае, если бы лорд Эльснер даль Соль продолжал оставаться мёртвым.

Он хотел, чтобы никто его не видел.

 

* * *

Из показаний свидетеля Раины Пайела, в девичестве Акиральской, по первому мужу Сойтар:

– Видите ли, начать надо с того, что травмы лорда Эльснера, полученные в бою с Оби-Ваном Кеноби, были несовместимы с жизнью. Я могу показать данные исследований, тем более, что он сам разрешил… Так вот, кроме остального, – Кеноби его добил. Сломал шею при помощи Силы. Остановил дыхание. К моменту, когда мы приземлились, лорд Эльснер уже некоторое время был мёртв, и если бы не воля Императора, заставившая его душу удержаться и не уйти, никакие реанимационные мероприятия не помогли бы… то есть в моих возможностях было создать систему жизнеобеспечения, вернуть к жизни тело – но слишком поздно. Собственно, это и было поздно. Он был мёртв до тех пор, пока я не закончила первые этапы работы. Затем Император заставил его очнуться. Я бы не смогла, да и никакая медицина бы не справилась, причём ни в какие, даже в самые лучшие периоды истории нашей цивилизации, – вы можете мне не поверить, тогда дайте мои данные независимой комиссии, пусть проверит и разберётся. Что же до того, что вы назвали стиранием личности, – да, я диагностировала амнезию, причём происхождение её установить не удалось. Причина не в травме, не в каких-то психических болезнях, которых не было… единственная правдоподобная версия – воздействие Силы. Все эти Силовые дела… мне пришлось изучать материалы о Владеющих Силой, запретные материалы… думаю, что мне это помогло в реабилитации пациента. Сильно помогло. Но амнезией я не занималась.

– Почему?

– Император приказал не вмешиваться. Сказал, что это он берёт на себя.

– Он лечил его?

– Нет. Он занимался другим. Как бы сказать…

 

В зале всегда полутемно. Только дежурные лампы, горящие тревожным настороженным светом. Голос, проникающий в мысли, шелестящий и сливающийся – то ли со снами, то ли с мучительной явью, когда пытаешься вырваться из постоянной глухой боли, даже не физической, – душевной, боли оттого, что ты блуждаешь в мыслях своих, как в потёмках, что в твоей душе нет ни верха, ни низа, у тебя нет опоры, нет жизни – нет прошлого – и нет надежды, оттого, что ты не понимаешь толком, зачем тебе вернули жизнь… В этом хаосе то и дело проносились какие-то ускользающие обрывки образов, и оттого, что ты не успевал поймать их, становилось только больнее, – оставалось только тягостное ощущение, что от тебя уходит что-то важное, и больше ты его не обретёшь… Шелестящий голос строил грёзы, увлекал в них, и ты становился другим, не тем беспомощным, прикованным к постели обломком, который чудом заставили снова дышать: ты научался безжалостности, научался чувствовать себя – вершителем чужих судеб, властелином жизни и смерти, и откуда-то извне приходило, что единственное наказание – смерть, единственный закон – сила, и ты только тогда будешь на вершине, если будешь осуществлять этот закон… нет привязанностей, их и не было никогда, есть только польза или бесполезность чужих жизней, и если ты можешь – распоряжайся ими, а если нет – то ты проиграешь, и тот, кто окажется сильнее, распорядится тобой.

И серый хаос понемногу рассеивался. Это было странно и… даже приятно, приносило облегчение, мир обретал стройность и осмысленность, и в этой стройности проступали очертания того, ради чего стоит жить. Точнее – того, в чём нужно жить. Закон силы, право повелевать, ставшие основой жизни Империи.

Тому, второму, который сидел в полутёмной комнате, было… интересно. Ему не был нужен никто и ничто: поклонение не вызывало никаких эмоций, подчинение воспринималось как нечто само собой разумеющееся, время, когда приходилось добиваться того и другого, давно ушло в прошлое. Ему было – интересно. Он никогда не умел творить, да и не выпадало до сих пор подобных шансов, и вдруг – возможность создать личность, получить в полное распоряжение душу человека, чистый лист, на котором можно написать всё, что тебе угодно. Создать личность такой… да, пожалуй. Такой, каким хотелось бы быть самому. Решительным и бесстрашным, идущим напролом и лишённым страстей. Любых. Кроме одной – ненависти. Ненависть – основа основ, ненависть, управляя которой, можно разрушать всё на своём пути, ненависть, которая может утихнуть, но не выгорает никогда, как подземный пожар. Он сам не умел так ненавидеть, его ненависть была слепой и трусливой, он всегда смотрел на тех, кого ненавидел, снизу вверх, и вкладывал сейчас в чужую душу – иное. Он ошибался, задевая те струны души, которые не отзывались или были закрыты, он ставил эксперимент на человеке, который вслепую шёл за ним, и чужая душа взрывалась острой болью, которую нечем было угасить… чтобы потом снова и снова возвращаться к своему учителю… и мучителю.

А полутёмная комната тонула в тишине. Свет распадался, в глазах плясали мириады чёрных точек, и было нестерпимо жутко оттого, что происходит неотвратимое, безвозвратное, и нет пути назад, время равнодушно уносит все шансы, когда могло бы стать по-другому…

 

Из показаний Раины Пайела:

– Понимаете, это всё было надстройкой. Представьте себе замёрзшую воду, на льду можно создать любой дворец, замок, что угодно. Вы сможете в нём жить, действовать, – но лишь до тех пор, пока не потеплеет, или пока в глубине холодных вод не возникнет тёплый поток. Тогда эта постройка растает, медленно ли, быстро ли… С Милордом – не взошло солнце, там горячий поток возник изнутри, что-то срезонировало в тех глубинах памяти, которые были закрыты, спрятаны от него самого долгие годы, до которых не смог докопаться даже Император. Тогда все надстройки, все правила жизни, наученные реакции на те или иные вещи, которые внушил Император, взорвались и разлетелись, как взрывается лёд… и вернулось подлинное. То, что было когда-то. Да, Император брал имеющиеся задатки – волевые, эмоциональные, – чтобы создать свои правила жизни, и это никуда не делось, лорд Эльснер по-прежнему человек жёсткий, он военный, он умеет быстро принимать жестокие решения и не будет сильно переживать, если придётся кого-то убить. Но основой его личности снова стала человечность, которая не позволяет осуществлять закон силы.

– Проясните, пожалуйста, вопрос относительно этих, как вы выразились, надстроек. Как это могло быть осуществлено… технически?

– Видите ли, Император же руниа. Наши эмоции, наши реакции на то или иное событие – всё это те или иные физиологические процессы. Он их вызывал с помощью Силы, то, что людям даётся с большим трудом и на короткое время, – гипноз, удержание власти над другим, – он делал с лёгкостью. Как я поняла, он создавал галлюцинации и вызывал нужную ему реакцию, которая затем закреплялась и появлялась без воздействия извне – потому что других не было, потому что всё, что касалось человеческих отношений, та сеть, скрепляющая человека с другими людьми, была сожжена. Именно эту новую систему отношений он и творил. Надо сказать, у него получилось…

– И что же, по-вашему, встреча с Линном смогла стать таким, как вы выразились, горячим потоком? Встреча с сыном, которого он никогда не видел, о существовании которого не помнил, разрушила последствия двух Силовых воздействий – и самоуничтожения, и работы Императора?

– Это была не просто встреча. Человек и в обычной жизни ничего не забывает, а тут – то, что он уходил на возможную смерть от будущего ребёнка, стало своего рода якорем. Он знал, что должен выжить, ему было зачем возвращаться. Этот, если хотите, инстинкт нельзя было побороть, поэтому сработал своего рода механизм самозащиты: да, сознательно он пошёл на самоликвидацию, но интуитивно воспротивился ей, в результате память не была стёрта. Она была скрыта. Император знал об этих «закрытых дверях», за которыми что-то есть, но во время покушения лорда Эльснера и мёртвых хиннервалей он серьёзно пострадал, и у него не было возможности аккуратно выжечь эти участки памяти. Хотя я сильно сомневаюсь, что он и до покушения смог бы: как я понимаю, это и для руниа очень сложная операция, даже в древности её делали только самые могущественные из них, да и то редко… Так вот. Закрытая память была жива, а Линн очень похож на отца, не внешне, – внутренне. Это и была та волна… эта похожесть, удесятерённая Силой, всколыхнула за «закрытой дверью» прежнюю личность, и та прорвалась сквозь наносное. Нет, конечно, сразу он не вспомнил ни своё имя, ни свою семью, но подлинные, настоящие реакции – на близких, на то, как нужно любить и защищать, – воскресли и вернулись.

– Вы ведь не находились при нём постоянно. Вы увидели его сразу после Беспина, или же прошло какое-то время?

– Сразу, конечно… он же был ранен, ему требовалась помощь. Была пугающая разница, я была рада, что не вижу его глаз… мне хватило того, что я слышала его голос. Он требовал, чтобы я не докладывала Императору о том, что вижу.

– А вы обязаны были доложить?

– Ну… видите ли, в мои обязанности с самого начала входило отслеживать физическое и психологическое состояние моего пациента и докладывать Императору обо всех изменениях, происходящих с ним. После своих бесед во время создания личности Император ждал реакции на свои действия, – он считал, что его воздействие нужно дозировать, да и собственно визиты тоже. Так что в перерывах за Милордом следила я. Ну, а тут – кардинальные изменения, внезапные, неожиданные, лорд Эльснер знал, что я обязана донести, и был категорически против.

– Вы выполнили его приказ?

– Нет.

– Почему?

– Потому что это Император.

– Поясните, пожалуйста… Простите, я понимаю, вам тяжело об этом говорить… выпейте воды, прошу. Вам легче?

– Да. Спасибо.

– Итак?..

– Да. Я знала, что мне не выстоять против методов допроса Императора, которые он непременно применит, если я вдруг, не дай Создатель, заартачусь. Нужно было придумать какой-то выход, хоть немного правдоподобный. Это было сложно, потому что если бы я нарушила волю Милорда, единственным наказанием стала бы смерть… что не входило в мои планы. Кажется, в тот момент Вейдеру нужен был рядом кто-то, кто поймёт и не предаст, и у него не было других вариантов, кроме меня, – к сожалению ли, или к счастью. Я с большим трудом сумела ему объяснить, чем обернётся для меня такое недоносительство… это было очень страшно, поверьте. Я никогда ещё не была так близка к тому, чтобы умереть, вы не представляете, какой удар обрушивается сразу, как только говоришь ему «нет»… это просто первая реакция, ещё не действия… Он сдержался. Он понял, что вынуждает меня сделать выбор: Милорд или Император. И… когда эта мучительная тишина закончилась, он сказал мне, как именно я должна доложить Императору о произошедшем. В каких выражениях. Что говорить, а что обойти. Не умолчать, а переставить акценты. В общем, мы сплели первое в моей жизни враньё Императору… и я доложила.

– Позвольте спросить… почему вы выбрали Милорда? Вы ведь спасли его путём пересадки мозга, взяли для него тело вашего мужа, потерявшего рассудок. Ваши действия – следствие именно этого выбора?

– Да… пожалуй. Впрочем, в тот момент я уже не думала, спасать или не спасать, решение было принято гораздо раньше. Да, я хотела, чтобы мой переход на сторону новой власти выглядел убедительным, и у меня не было более ценного аргумента в свою пользу, чем живой Милорд. Но… именно тогда, после Беспина, я увидела его – другим. Живым, страдающим, переживающим – и очень сильным. Знаете, с сильными людьми сложнее, они никогда не попросят помощи, даже когда очень в ней нуждаются… и оттого боишься оскорбить их, предложив. К тому же, он уже двадцать лет был моим пациентом, и как бы ни относиться к ним как к работе, всё-таки пациентов выделяешь из остального человечества. Я знаю, это было безумие, и я могла поплатиться жизнью… перейдя в разряд ненужных Императору людей. Или недостаточно надёжных, что на самом деле ещё более скользкая дорожка. Милорд вышел на связь с ним, сообщил, что собирается немедленно отправиться к нему с личным докладом, потом уступил мне место и улетел. Я не знаю, показалось ли Императору убедительным моё враньё, но разговор был… обычным. Император всегда умел сохранять вид полной невозмутимости и контроля над ситуацией, но ещё он любил оставлять собеседника с тревогой, с неясностью относительно своего решения, – чтобы тот мучился, снова и снова возвращался к этому разговору, перебирал каждое слово… и когда уже полностью погружался в такое подвешенное состояние, Император давал какое-то разрешение ситуации. Да, это было очень тяжело…

– Выпейте ещё.

– Спасибо. Так вот, меня не уволили… Потом появился Милорд, – для обычного осмотра. Сказал, что мне ничто не грозит, и что Император отправил его отдыхать. Он был подавлен, но… в нём появилась какая-то мрачная решимость. Данные осмотров – и после Беспина, и второго – я тоже могу вам предоставить. Кстати о личностях… Впоследствии Император попытался, так сказать, освоить это… контролируемое стирание памяти с последующим восстановлением личности, мы попробовали воспроизвести всё это… совместно.

– И кто же стал объектом эксперимента Императора?

– Доктор Сойтар. Мой первый муж.

– Так, значит, после этого…

– Да. Я много думала о том, почему он не смог уцелеть, почему оказалось нечего восстанавливать. Понимаете, вся эта работа над препаратами для допросов, его лаборатория для опытов на людях… у вас же есть возможность, спросите Шедира Сайетриса, он знает, куда его везли. Словом, мой муж… постепенно, шаг за шагом сжёг в себе человечность, – якорь, благодаря которому уцелел лорд Эльснер, – и тот человек, которого я любила, умер задолго до эксперимента Императора. Очевидно, личность человека – это нечто большее, чем имеющийся в памяти набор из фактов, имени, умений…

– А вы не предполагали, что причиной такого невозвращения мог стать именно удар Императора? Раз это эксперимент, значит, раньше подобное ему совершать не приходилось. Не рассчитал силу – и Силу, перестарался, сделал не то… Нет? Почему?

– Именно потому, что не умел и осторожничал. Он даже сомневался, не слишком ли слабым было воздействие.

– Простите за вопрос, но всё же… Скажите, я правильно понимаю, что воссоздавать его личность должен был Император, и это не удалось?

– Да.

– Но что могли сделать обычные человеческие средства? Вы ведь привезли его в психиатрическую лечебницу на Свейзе. Был шанс?

– Нет. Но я врач, а нам запрещено терять надежду.

– Скажите, пожалуйста, а за годы, прошедшие после изменения личности лорда Эльснера, Император не пытался найти способ повторить стирание памяти?

– Вы хотите знать, почему ему двадцать с лишним лет это было не нужно, а потом вдруг понадобилось?

– Да.

– Я не знаю наверняка. Император не отчитывался о своих мотивах, у меня была только официальная версия… позже мне пришло в голову другое.

– Что именно?

– Что Император захотел научиться стирать чужую память для того, чтобы вернуть лорда Вейдера под контроль. Уничтожить новое и вредное. Оставить то, что ему полезно. Подкорректировать, так сказать.

– Вы делились этой догадкой с Милордом?

– Да. Мне пришлось ждать личной встречи, потому что переговоры, разумеется, прослушивались. Это было на Алголе… Свои мысли по поводу моих догадок он оставил себе, а через минуту ему стало некогда: на наши головы свалилась бедовая компания повстанцев, которые собрались, как выяснилось, устроить покушение на Милорда. Впрочем, об этом нужно спрашивать не у меня: я оставалась в стенах медицинского центра, а потом улетела на Свейз.

 

 

* * *

На столе царил хаос. Мы загружали бедный стол чашками с моррето, забывали о них, притаскивали новые, складывали рядом записи разной ценности и разных степеней достоверности, тарелки с едой и прочие необходимые для работы вещи. Потом приходил Йаллер, с грустью взирал на растущий и наслаждающийся своей мощью бардак и с помощью Силы наводил порядок. Впрочем, надолго его всё равно не хватало, поскольку обсуждать важные вещи без поглощения соответствующих напитков было решительно невозможно, из сложенных в хронологическом порядке материалов сразу же становилось позарез нужно что-то выкопать, а в результате умственных усилий почему-то хронически начинало хотеться есть.

– …значит, вы его убили на Аксерате и решили, что на этом всё, – Тан Севийяр сверкал на Йаллера своей изумительной улыбкой. – Как же ты сам-то прошляпил, что он собрал свои кости в Галактике? Сколько веков ты просидел на Аксерате после победы? Восемь?

– Больше, – скромно признался Йаллер.

– И что же ты там делал?

– Бардак разгребал, – Йаллер выразительно кивнул в сторону несчастного стола. – То, что остаётся после вашего, с позволения сказать, рабочего дня, – это ещё цветочки.

– Мы в курсе, – радостно сказала я. – Но мы можем прибавить в эффективности!

– Нисколько не сомневаюсь, – кивнул Йаллер. – У меня складывается жгучее подозрение, что в Центр я нанимался исключительно уборщиком.

– Ладно тебе прибедняться, – улыбнулся Линн. – Рассказывай, что ты там накопал, на этом Астлане.

– Прочесал несколько бывших имперских архивов. Смонтированную съёмку разгрома Ордена вы ведь знаете?

– Само собой, кто ж её не знает…

– Так вот. У них сохранились исходные материалы.

– Что, вот так пятьсот лет и хранили? – ахнул Севийяр.

– Почему бы и нет, это ж надо было Империи для пропаганды собственной непогрешимости, – язвительно заметил Йаллер. – В любом случае, проверку подлинности я не проводил, оставил для вас. Но есть и ещё кое-что.

– Да говори же!

– Вам с доказательствами или вкратце?

– Нам убедительно, – посоветовала я.

– Ну хорошо. Так вот, когда ваш будущий Император погиб на Аксерате, его в нематериальном виде вышвырнуло в один из Переходов…

– …понятно, на любой уважающей себя планете с Силой их полно…

– Не перебивай!

– А что, разве Аксерат не уважающая себя планета?

– Да тихо вы оба, дайте послушать. Мы не руниа, у нас в запасе вечности нету, да ещё и спать охота время от времени. Вы вообще заметили, который сейчас час?

– Нет!

– Да!

– Ну вот и отлично. Йаллер, извини.

– Так вот. Силы у него после гибели поубавилось, и он долгое время никак себя не проявлял. Правда, в заметках астланских жрецов время от времени появлялись сведения о похожих друг на друга привидениях, которые вроде как за ними следили. Потом я наткнулся на донесение некоего Райнека Итари, хранившееся в режиме особой секретности. Он был одарённым Силой, но не пошёл учиться, и опознал, что человека, который был тогдашним императором Астлана, как будто подменили.

– Занял чужое тело? – недоверчиво переспросил Линн. – Вообще-то да, логично… Когда я его видел, он уже слабо походил на живого человека, больше на какой-то сушёный ходячий труп.

– Именно.

– А как же астланцы? Скушали и не обляпались?

– Вроде того. Он долго наблюдал за их жизнью, вызнал много секретов нужных людей, а когда стал Императором, то потянул за ниточки и привязал их к себе. Им стало выгодно ему служить.

– Короче, из астланской империи, которая и так-то не была подарком, стало вырастать нечто совсем поганое.

– Примерно.

– И что же, на императорский трон не нашлось других желающих? Они же обычно в очередях дерутся, ждут, когда наконец действующий тронодержатель отдаст концы.

– Нашлись, конечно, но он устроил эффектное представление на тему «как на Императора сошла благодать долголетия».

– Ясно. Мечты о наследовании свернулись в трубочку и увяли.

– В общем так. Некоторым ещё и помогли… увянуть.

– Хорошо, а когда Император разгромил Орден, ты на своём Аксерате тоже ничего не почувствовал? Он вообще о тебе помнил или как? Может, это было ещё и для тебя?

Йаллер невесело усмехнулся.

– Почувствовал, конечно. Такое трудно не заметить. Но… если он и хотел выманить меня, то его затея сработала против него. Дело в том, что чем больше задействована Сила в каких-то делах, тем больше получается, как бы сказать…

– Помех? – подсказала я. – Слишком много хаоса в передаче эмоциональной волны событий?

– Да. Помнишь, я тебя учил настраиваться на Следы?

– Ещё бы. Такое забудешь!

– Ну и как тебе эпоха Легенд?

– Тяжко, – честно призналась я. – Ясно, что что-то было, но никакой конкретики. Проще круглосуточно слушать лекции по мифологии и выявлять Силовую составляющую в разных эпосах.

– То-то и оно. К тому же, я оставлял хиннервалям свой Жезл, просил в случае чего позвать на помощь, – он выразительно глянул на Линна. – Ну и где?

– А я-то тут причём? – поинтересовался Линн. – Я-то как раз позвал. За неведомых древних дураков отвечать не могу. Если бы они собрались сделать эту глупость и сообщили мне, я бы их отговорил!

– Тебе вообще повезло, что ты о Жезле узнал. В отличие от тебя, лорду Эльснеру вполне известные тебе древние дураки про него не удосужились сообщить. Видимо, на предвидение возможных неприятностей от руниа Императора их всё-таки хватило.

– Кстати насчёт разгрома, – на лице Севийяра было крупными буквами написано, что ему пришла в голову идея. – Там, конечно, нужно копать… но всё-таки…

– Да, – одновременно согласились мы с Линном. – Материалы о разгроме Ордена нужно приобщить к делу…

– …чтобы показать, от какого кошмара лорд Эльснер избавил Галактику…

– …и если до сих пор ещё кому-то что-то неясно, то пусть поглядит и убедится! Или я уже не знаю, чем их ещё убеждать!

– Если человек не хочет, то его вообще ничем не убедишь, – философски заметил Йаллер. – Но наглядность – страшная сила. Можно попробовать.

– А это точно подлинные материалы? Это же был пропагандистский фильм для устрашения ещё уцелевших хиннервалей.

– На это есть экспертиза. А ещё – свидетельства беженцев с Йавинты. А ещё…

– …надо копать! – с энтузиазмом подытожил Севийяр. – Йаллер, оставляй свою добычу, и я займусь.

– Сейчас? – возмутилась я. – Часов через пять уже рассвет!

– Если я захочу спать, то тут в соседней комнате есть диванчик, – радостно выкрутился Севийяр. – Вы, конечно, можете идти, я, конечно, могу и один… только тебе тоже нет смысла уходить домой, завтра учёба с утра… а Йаллер руниа, он вообще не спит… а Линн…

Линн улыбнулся, потянулся и пошёл готовить на всех моррето. За окном сияла ночь.

 

* * *

– …таким образом, после разгрома Ордена Йавинта оказалась перед выбором: сломаться и подчиниться Империи – или умереть. Как столица Объединённых Звёзд, она была тесно связана с Орденом, более того: Орден фактически подменил собой государство, что и привело Объединённые Звёзды к распаду после его гибели. Согласно статистике…

Ага, когда Император прошёлся по местным коридорам власти и оставил после себя массу трупов, большинство здравомыслящего населения предпочло сбежать, и через почти пятьсот лет Йавинта была чистым археологическим раем. Правда, на счастье повстанцев, это никому в Империи на дух не сдалось, и они устроили там базу... Сама я в этих руинах не была, но, судя по рассказам Линна, там есть на что посмотреть. Эх, как же охота спать после того, как ты хорошенько… эээ… поработал… ну и не только…

– Таким образом, безусловное главенство в Галактике перешло к Империи, на территории которой все упоминания об Ордене были запрещены. Источники, к которым вы обратитесь за фактами о нём, ведут своё происхождение с таких планет, как Дерсианг, сумевший долгое время формально оставаться независимым, и Энтида, присоединение которой к Империи произошло перед самым крахом последней и ни на что не смогло повлиять. К сожалению, Элдерран был уничтожен, и труды тамошних историков нам известны только из вторых рук…

 А через пару недель вы будете гонять нас по этим трудам так, чтобы от зубов отлетало, чтобы мы знали их так, как будто сами их написали. Вообще забавно наблюдать за профессурой артосской Академии, как они выкидывали из своих лекций упор на правоту Империи. Даниель здесь тоже ряды не слишком чистил, но самые одиозные обожатели Императора ушли по собственному желанию. А по части науки здесь и правда всё здорово… Что у нас следующее будет? Чья мифология? Да уж, мелких народов в Галактике как астероидов, а курсы о значимых культах рассчитаны на несколько лет… Спасибо, конечно, за подробности, но на работе я буду над этим сидеть дополнительно. Как выражается Йаллер – учиться видеть. Историкам-то Силовая составляющая без надобности…

Спать. Несбыточная мечта. Линн будет представлять главам планет Галактического Союза программу Силовой безопасности. Только кто будет её осуществлять? Для введения тотальной Силовой грамотности ещё можно отыскать средства, но элементарные умения – хотя бы защищаться от подслушивания мыслей – могут давать только Владеющие Силой. А их ещё предстоит воспитать. И, конечно, с Кодексом, какие бы изначальные установки ни давали местные школы. Теперь это такая же часть безопасности жизни, как знание о том, как стреляет бластер… Над программой сидели несколько недель кряду, Раина может смело поставить диагноз всей команде – хронический недосып. Правда, везучий Йаллер из этого выпадает. А вообще эта работа напрасная, потому что воспитывать хиннервалей может только лорд Эльснер, и пока его не оставят в покое, мы так и будем фабрикой по производству нереализуемых идей. И это надо обязательно донести до Галактического Союза, чтоб ему. Так что вперёд, Линн, это твоя прямая обязанность... 

Что? Перекусить между лекциями? Хорошая идея, но лучше моррето. Отбивает аппетит и временно вздёргивает. На очередной кусок древних богов хватит. А Йаллер потом будет хихикать и поправлять людские сказки, поскольку с богами он был знаком лично. Ну, не со всеми, но со многими. Но дело-то не в богах, а в культах, в магических обрядах… вот что нам нужно.

– …один из этапов посвящения у сигу заключался в том, чтобы ощутить, как луч звезды Сарт пронзает тебя от макушки до пяток…

Интересно, до обеих? Надо спросить у физиков, как это у луча может быть такое раздвоение личности… Что? То есть как задремала?! Нет, нет, я не сплю, я всё слышала… и про пятки тоже… и вообще я свято блюду правило «не восхрапи на лекции, дабы не разбудить товарища своего»…

 

* * *

– Линн, нам нужны свидетели, которые могли бы рассказать о жизни лорда Эльснера до того, как он стал Дартом Вейдером. О том, что он был обычным человеком. Ну, вряд ли обычным… но человеком. Кто это может быть?

– Те, кто его знал, конечно… Оби-Ван и Йода.

– Они мертвы. Их можешь видеть и слышать только ты. Такие свидетельства нельзя приобщить к делу, к сожалению.

– Не поверят, – во взгляде Линна была горечь. – Скажут, что я трактую то, что слышу, в нужную мне сторону. А то и вовсе вру, что кого-то вижу.

– Значит, свидетелей нет… Жаль.

– Погодите. Погодите. Есть, но… вы должны сами с ним поговорить.

– Кто же это?

– Генерал даль Соль.

– Сам генерал? Что же, это было бы отлично, он в Сопротивлении чуть ли не с его основания… Он ваш родственник?

– Да.

– А вы уверены, что он этого захочет?

Линн усмехнулся.

– Надеюсь.

 

* * *

… я давно уже хотела заменить сигнал о сообщении.

Жуткий, почти потусторонний в своей искусственной доброжелательности женский голос, который с улыбкой произносит одну и ту же фразу.

«Тебе пришло сообщение. Пожалуйста, посмотри, может быть, это нечто важное.»

Фальшиво-любезный голос, от которого веет холодом, пустым чёрным пространством, неизвестностью, миллионами одиночеств, городов, стран и планет. За которым стоят бездны чужих жизней, сплетение судеб, воль и событий, о которых ты не знаешь, да и не узнаешь никогда.

Конечно, это нечто важное. Может быть, единственное, что мне достанется от далёких смерчей и волн.

«Тебе пришло сообщение…»

Да заткнись же!.. Не хватит ли с тебя, созданная человеком тварь, что от твоего голоса я вскочила среди ночи с колотящимся сердцем, ощутив себя на краю пропасти?..

«Тебе пришло…»

Да. Сейчас. Минутку. Одно мгновение. Замолчи.

Черноту ночной комнаты рассекает свет экрана, – глазам больно, они невольно зажмуриваются, но под закрытыми веками сияет яркое зеленоватое прямоугольное пятно.

«Я добрался. Ищу генерала. Здесь практически война…»

…кто б сомневался, – никто не пошлёт отряды космофлота Галактической полиции в мирное место…

«…и он на переднем крае, поэтому до него и было сложно дозвониться. Ему передали запрос, придётся подождать.»

А без личной встречи с тобой он бы не согласился? Бросил бы лорда Эльснера на произвол судьбы? Ты перестраховываешься, Линн. С другой стороны, это же Астлан, и если их жрецы действительно уцелели и согласятся участвовать в наших делах… может, они даже будут тебе благодарны.

«Здесь я только ещё больше убедился в том, что правильно сделал, когда не взял тебя с собой… прости. Здесь действительно опасно.»

Спасибо, успокоил… хотя – разве ж это новость? Надо быть совершенно отрезанным от жизни, чтобы не знать, что такое сейчас Астлан.

«Я вернусь. Жди.»

Жду. Я и так всё время жду. И бессонных ночей в Центре, и вечерних встреч на набережной Серинды, когда ветер треплет волосы, а над городом льётся ласковый свет уходящего дня…

 

* * *

Это Астлан.

Разбираетесь, кто, кого, за что и почему? Поздновато вы решились, надо было бы начать сразу после краха Империи. А лучше было бы пожить тут до него лет пятьдесят. Как минимум. А лучше сто. Тогда вы бы думали по-другому. Да, да, именно вы, генерал даль Соль. Вы же с Дерсианга, который всё кичился своей независимостью, а потом как миленький присоединился к Империи? Ах да, как же, вы же не хотели быть сытыми рабами? Да, наверное, вы правы. У нас действительно было всё. И порядок, который вы сейчас тщетно пытаетесь навести. И пока вы не поймёте, что это делается только силой, вы ничего не добьётесь. И уж извините, помогать вам в этом мы не будем. Давайте как-нибудь сами. Когда не сможете – приползёте к нам. К тем, кто знает. А может, возьмёте на вооружение наши методы? Или надеетесь, что в этой войне мы поубиваем друг друга, раз больше Император над нами не стоит и нас не удерживает? Может быть, и так. Но вы же вроде как жаждете замирения Галактики, или вы уже передумали?

Остановить данную конкретную войну? Ну, разве что вы поставите тут свою базу и будете постоянно патрулировать район. В противном случае он будет принадлежать тем, кто сделает это успешнее. Возможно, «Оле и компании». Возможно, конкурентам. А вас, собственно, кто из них сюда вызвал? Никто, вы сами, по зову сердца и болезненному чувству справедливости? Извините, что-то верится с трудом.

В Галактике всегда будет что делить. И если вы думаете, что ваша Галактическая полиция это остановит, то глубоко заблуждаетесь. Можно только сбавить градус делёжки. Хотите попробовать? Ну что ж, вперёд…

 

Это Астлан. Чего тут ожидать, они были империей задолго до воцарения Императора. А теперь надо, чтобы они сразу же научились думать не как рабы и рабовладельцы, а как свободные люди? Да такого не бывает… Свободно мыслящих людей здесь изничтожали веками, им неоткуда взяться.

А потом, в часы передышки – какой там отдых! – падать в кресло и включать новости, где свои сообщают, что творится в мире. Где на озлобленных потерявших власть бывших имперцев смотрят так, как они того заслуживают. И как глоток свежего воздуха в смраде – подтверждение, на чьей стороне правда, за что воюем и куда идём. И с экрана врывается большой свободный мир, в котором есть опора, есть уверенность… В котором есть будущее, а не астланская беспросветная грызня. Что ты хотел, Линн?.. Чтобы я всё бросил и помчался защищать твоего отца? Да, я всё знаю… долетело. Только как кого-то оставить взамен себя? Пока новый человек войдёт в курс дела, время будет упущено, а они этим воспользуются. Эти местные кланы, семьи, корпорации… Сложная система сословий, их интересы, к которым только-только найден подход… Нет. Если я уеду сейчас, Галактика потеряет здесь всё. Да, я приеду и выступлю на суде, но… ваш процесс ведь не сейчас будет происходить, нет? Ну вот и хорошо. Отдыхай, пока можно. Завтра я тебе дам доступ к той части архивов, где, если сможешь, выкопаешь сведения об их местных Владеющих Силой и о том, что от них осталось. Отдыхай.

 

* * *

За огромными окнами Большого имперского архива властвовал ливень. Они шли то ли по коридору, то ли по залу, – Линн так и не сумел это определить, слишком подавляющей была сама архитектура, казалось, что ты не в помещении, а на улице, к которой зачем-то пристроили крышу, – а искусственный свет то и дело перебивался белым жутким сполохом молний, и седой, худой хранитель архива невольно вздрагивал и совершал охранный жест благодарения небесам… За окнами – далеко – в белом огне проявлялась на мгновения гигантская ступенчатая пирамида. Когда-то на неё восходили императоры Астлана для обряда ожидания… ожидания – чего? С тех пор, как люди снова столкнулись с руниа, сквозь заученность и формальность древних обрядов проглянула их истинная сущность. Чего – или кого? – они ждали, эти древние астланцы, сумевшие не раствориться в Ордене, мгновенно развернувшие свою мощь, едва только они обрели собственную планету в Великом Расселении? Что пронесли их жрецы через века и тысячелетия? Да, Йаллер, спасибо, ты нашёл недостающее звено, теперь мы знаем об Императоре всё… но ты почему-то никому здесь не представился. Ты не был на Астлане никогда – до нынешнего времени, ты указал им эту планету тысячелетия назад и не хотел иметь с ними никаких дел. А ведь они тебя помнили, их «Повесть древних лет» говорит об этом более чем ясно, и не только она, так почему?.. Неужто в предвидении их имперских устремлений и того, что в конце концов из них получилось? Или ты знаешь о них что-то ещё, скрывающееся, как за чёрной тяжёлой махиной грозового фронта, – за далью времён? И бешеный раскат грома чуть не над головой, похоже, хочет ответить, что – да…

Наконец-то свернули. Во внутренних залах мало окон, и от белых сполохов наконец-то можно отвернуться. Документы эпохи Агистаса Мойры… да, за более поздние времена смотреть бессмысленно, дальше Император пошёл наводить свои порядки. Вопрос только – с какого времени? Худые плечи старого хранителя поникли: он не знает. Они не могут назвать дату смерти их последнего императора. Его голос не дрогнул, но кажется, что умершие ему куда ближе и дороже, чем то, что сейчас творится в мире, за окнами архива, да что там, – в этих же стенах по соседству. Что ж… значит, нужны данные по жрецам за царствование Агистаса Мойры. Жизнь, деятельность, кто у них учился – и установить их судьбу. Да… и особенно нужны данные по жрецам в мелких городах, в провинции больше шансов уцелеть, чем в столицах. Но сначала – как магнитом притягивает – нужно изучить донесение Райнека Итари. Письма очень давно перестали быть материальными, перейдя с бумаги на экраны, и теперь при чтении особенно чувствуется, как они эфемерны. Так просто их уничтожить…

 

Райнек Итари следил за солнцем. Здесь, в столице Объединённых Звёзд, всего было слишком много – солнце, огромный диск планеты-гиганта, Йавинты, другие мелкие её спутники, кроме того, на котором жили люди. Слишком много. Но он привык.

Он не любил свет, и ярко-оранжевые закатные лучи были единственным освещением комнаты. Ещё – экран. Итари аккуратно нажал на кнопку включения. Сегодня на Астлане праздник. Император Агистас Мойра предстанет перед народом…

На экране был космос. Впереди засиял Астлан, – планета, похожая на сотни, где уже жили люди, и в то же время неуловимо другая... пока – далеко.

Ближе.

Звёздная россыпь остаётся позади, Астлан затмил её свет – своим, властным, резким. Головокружительная высота, простор, от горизонта до горизонта – огромное небо.

Снижение... и вот – зритель как будто сам пронзает облачную пелену, чтобы вынырнуть над городом-космопортом.

И оттуда, с земли, к небу возносилась немыслимых размеров ступенчатая пирамида, – красного камня, тревожная, ждущая... с ровной площадкой наверху. Как будто кто-то должен был прийти вот так, с неба, именно сюда...

…и экран почернел. Заставка окончилась.

Так всегда начинались передачи с Астлана. Итари чуть улыбнулся: мы помним о Великом Расселении, хотя были и иные времена, мрачные, сквозь которые мы пронесли память о звёздах и восстали вновь…

Экран сначала оставался чёрным, – а затем чёрную пелену словно смело могучей рукой.

На нём расстилался город, и надвигалась алая стена, – тот, кто летел сейчас с камерой, казалось, сейчас врежется в неё... но нет, взгляд взмыл ввысь, к низким тучам, чтобы перемахнуть через эту стену... А там, за ней, была толпа.

Толпа крохотных существ, похожих с высоты птичьего полёта на насекомых.

И только тут становилось ясно, насколько чудовищно огромна стена Запретного Города.

А алые ступени пирамиды были сейчас почти прозрачны.

И – близко – показали вдруг лица тех, кто смотрел на них: красноватая кожа, чёрные глаза без зрачков, как у всех жителей Астлана... ожидание.

Яростное ожидание чуда.

По прозрачным алым камням поднимался ввысь человек.

Император Агистас Мойра сейчас, казалось, был больше чем человеком... потому что он шёл, почти не касаясь ступеней.

Он шёл, держа на вытянутых руках меч.

Он шёл прямо в низкое небо, закрытое тучами.

В небо, в котором как будто никогда не было никакого солнца.

И путь его вёл ввысь.

На экране – снова толпа. И – взгляд снизу – последние шаги к вершине. Ветер развевает мантию... Остроносые сапоги застывают на самом краю площадки, такого не может быть, человек не может вот так удерживать равновесие... Но – нет, стоит... и смотрит в небо.

Клочья тумана опускаются низко, касаются широких плеч.

И внизу – тишина.

На вершине сгущался туман, – фигура человека притягивала белёсые космы, они соединялись в вихре, вот уже заклубился смерч... яростно закружился, взмыл ввысь – и ударил в низко нависшие тучи.

А затем – человек медленно поднял меч, угрожая небесам.

И небеса почернели.

Внизу раздались испуганные вскрикивания: оттуда, снизу, показалось, что чернота поглотит жреца-Императора, что она нахлынет на притихший город, прольётся лавой на людей...

И в этой черноте вдруг яростно сверкнул меч – будто молния.

И отозвалась земля.

Вздохнула – тяжело и почти слышно.

А пелену облаков – ответом – пронзил широкий золотой солнечный луч.

Снизу донёсся голос толпы, как стон...

А потом – туча стала стремительно расходиться, и стало видно: над вершиной рукотворной горы яростно пылает огромный солнечный диск.

А в центре его, на фоне его, силуэт – фигура с мечом.

Вспышка, ослепительная, от которой хотелось зажмуриться...

И экран снова потемнел.

Итари откинулся на спинку кресла. Теперь будут новости – сначала внутренние, потом инопланетные. Разумеется, будут сообщения с Ореанты. Люди сумели вовремя просчитать, что их звезда скоро взорвётся, отвели планету к другой, теперь воссоздают города из небытия, сами продолжают жить в подземных убежищах. Череда смертей и сумасшествий в районе строительства Сантары, приглашённые из Объединённых Звёзд консультанты, версии, предположения. Империя подаёт эти новости с недовольством: о консультантах с Астлана не было и речи. Что-то в этом есть, конечно. Астлан, в отличие от Объединённых Звёзд, не размахивает флагом благотворительности для того, чтобы под её видом распространять своё влияние на пока ещё ни к кому не присоединившиеся планеты. Астлан прямее и проще.

* * *

Вокруг был полумрак богатого дома, а издалека, из освещённого сада, доносилась музыка. Итари помедлил – и вошёл. Прислуга, давно уже знавшая его, приветливо улыбалась, пропуская внутрь…

У высоких окон ярко зеленели ветви, а дальше властвовала ночь, тёплая и безграничная. Это был обычный вечер, когда собираются люди, давно знакомые и вновь пришедшие. Хозяин – деловой человек – любил такие вечера, у него было легко, красиво и уютно, и часто приходили знакомые музыканты… Сейчас – Итари скользил взглядом по лицам гостей, кланялся в ответ на приветствия. По этим лицам он умел читать, он слышал каким-то шестым чувством: сегодня этот пережил какие-то волнения и пришёл отвлечься, а здесь, напротив, всё хорошо, и так будет долго… Итари сам не знал, откуда взялась его способность, когда-то давно она пугала его, и он, живя на Йавинте, бок о бок со штаб-квартирой хиннервалей, не мог не поинтересоваться, как они объясняют подобное. Тайно, разумеется, – никто и не догадывался о том, что бизнесмен с Астлана проявляет интерес к чему-то помимо своего дела…

Улыбки. Разговоры, смысл которых скрадывает расстояние. Смех – искренний или деланный. Сияние глаз, от какого-то слова в момент сменяющееся тревогой. Жена второго человека в «Оле и компании» нервно постукивает по краю чашки, хотя всё внимание её обращено к собеседнику… кто он? Да. Историк с Энтиды. Редкий гость. Энтида не присоединилась ни к одному из галактических гигантов, ни к Объединённым Звёздам, ни к Империи, живёт замкнуто, – что он тут ищет? За историей надо отправляться на Тайшеле…

«Оле и компания»… Переговоры между корпорациями давно уже зашли в тупик, был очередной раунд. Похоже, у них это просто вид спорта.

Далеко – аккорды музыки, в них торжественность и обречённость слились в единое целое, они открывают бал. Для кого-то это будет последний вечер перед расставанием, это только кажется, что звёздные корабли уничтожили расстояния: нет, разлука остаётся пропастью, когда она пролегает между душами, а не между телами… Физическое ещё можно преодолеть.

Лица. Множество лиц. Старый толстый наследник древнего аристократического рода, на счету предков которого множество военных подвигов, – сейчас всё это неактуально, и только он сам, как хозяин музея, время от времени стряхивает пыль с древних историй. Трое молодых людей, курсанты, будущие военные пилоты, друзья сына хозяев дома, – он сам уже на службе, уже прилетел в отпуск, рассказывает… Странно смотреть и думать, что когда-то ты тоже был таким мальчишкой, которому всё внове.

Широкая лестница ведёт в сад, полукругом охватывает фонтан. Сияние звёздной россыпи почти перекрыто земными огнями. Полночь…

Хозяйка дома у перил, – белый камень ступеней лестницы, изящная вязь узора. Короткий поклон ей, улыбка. Пока что ему нечего ей сказать.

Внизу, достаточно далеко, – открытая площадка, на ней танцующие пары. Незнакомые лица, белые перчатки на руках, древний танец, который победил и время, и Расселение, который будет жить вечно. Танец, кружащий головы, заставляющий человека почувствовать, что он умеет летать.

Среди танцоров – широкое лицо человека, о котором на первый взгляд трудно подумать, что он умеет так изящно двигаться. Чёткие движения, обход других пар в быстром повороте… взгляд напряжённый и расслабленный одновременно.  Итари поднял голову: этот.

Найти взглядом хозяйку. Та отвернулась, беседует с сыном. Пара минут… да.

Кивнуть. Указать. Удостовериться, что она поняла.

Всё.

Через некоторое время будет другой танец, когда дамы пригласят кавалеров, и кто-то пригласит его. И у него в кармане появится маленькая карточка, содержимое которой он просмотрит дома. Улов вряд ли будет велик: возможно, точная дата грядущей встречи, и – с кем она. Может быть, что-то ещё.

А может, он ошибся…

* * *

Поздно вечером вежливая девушка позвонила в техподдержку и грустно спросила, что за задница с межпланетной связью, и будет ли она сегодня, или надо плюнуть и ложиться спать. Ей так же вежливо и грустно объяснили, что вводится в строй новое оборудование, и потому всё будет налажено в течение двадцати минут. Девушка поблагодарила, сказала, что будет ждать.

Райнек Итари тоже стал ждать, ему межпланетная связь была нужна позарез, и связь наконец появилась.

– …ты знаешь, у меня такое ощущение, что в моей жизни происходит виток Спирали.

– Аэлиния… – протянула собеседница если не с недоверием, то а удивлением. – Как это?

– Ну… я вижу, как повторяются ситуации, которые были со мной когда-то. Но повторяются с обратным знаком. Или с тем же – но у меня есть возможность сделать другой выбор. Знаешь, от этого немного жутковато, как будто ты соприкасаешься с самой Вселенной, с её законами, которые разворачиваются в твоей жизни.

– Но чего же тут бояться? Это же Создатель.

– Да. Это Создатель, и я чувствую себя защищённой. И я верю, что у меня получится то, что не получилось тогда.

– А что у тебя не получилось?

– Многое… например, выйти замуж за любимого человека.

Долгое молчание в ответ.

– Видишь ли, тут только ты можешь определять, делать выводы, знать лучше всех. Если ты уверена в нём, в том, что это действительно будет, то это сбудется. Ты – веришь?

Молчание. Страстное, живое, – через черноту, расстояние, время…

– Я – верю.

– Тогда иди спокойно и делай то, что должно. Как спектакль?

– Хорошо, – голос опять погрустнел.

– Знаешь, я всё удивляюсь, как это – исполнять музыку? Ведь когда слушаешь, это совсем другое.

– Как… Это как войти в бурный поток и управлять им. Выходить на бой и знать, что ты вооружён и очень опасен, – голос улыбнулся. – По-разному…

– А как ты делаешь себя – другим существом? Кажется, что только что ты была собой и вдруг переключилась. В этом есть что-то мистическое…

– Не знаю насчёт мистики, – невидимая собеседница засмеялась. – В результате, наверное, да. Но вообще это долгий процесс. Подготовка, – узнать всё о том, кем тебе быть. Выучить текст, – главное! Без этого тебя на эмоциях так занесёт, что ты и слова забудешь, и ноты, и будешь плакать от жалости к себе, а зрителю будет скучно. Прожить и прочувствовать то, что пришлось пережить твоему герою – и только потом выходить на сцену. Но – прожить и прочувствовать до, задолго до! Пока ты переживаешь, ты ничего отдать не можешь, это должно стать прошлым… – она опять загрустила.

– Тяжело сейчас? – тихо спросила подруга.

– Да. Очень. Между переживаниями и отдачей их нет почти никакого перерыва, приходится выходить на сцену, стиснув зубы. Самое страшное, – то, что приходится исполнять почти всегда что-то близкое к происходящему… по эмоциям, по настрою. Это как нарочно, я же не выбираю! Меня приглашают, предлагают – спой то, это. Я просто соглашаюсь.

– А разве нельзя отказаться?

– Нет. Я иногда думаю: вот, выступления записываются… пусть от этого периода хоть что-то останется, то, что будет нужно людям. Переживают-то все, с каждым в жизни случалось подобное, но толку от этого! Ведь если оглянуться назад, то получится, что от истории остаётся либо хроника войны, либо искусство, ничего больше. Кто будет знать какого-то короля, если его не воспоёт талантливый поэт? А если о нём не напишут пьесу, он останется известен только учёным, и это правильно. Ох, ладно, я что-то устала сегодня… пойду отдыхать.

– Завтра опять поёшь?

– Завтра только сборный концерт, там два произведения. Зато на приёме у министра финансов, – она засмеялась, – неофициальном.

Они попрощались. Райнек дослушал до конца, – сообщение давно уже ожидало отправки, – и когда певица уже собиралась отключить связь, нажал на кнопку. Сообщение улетело к звёздам. У Аэлинии была странная способность находить себе друзей не в своём кругу…

* * *

Его обещали познакомить, – длинная цепочка, и он немного посмеивался, что это будет человек, который знаком с человеком, который знаком с человеком, который знаком с заместителем главы ордена Владеющих Силой Сайреса Алькатраса. Так как все хиннервали знают друг друга, то цепочку можно попробовать и сократить, на что Райнек, собственно, и надеялся.

Он летел в гравикаре по-над вечерними улицами, и они были – его, со смеющимися людьми на тротуарах, – он как будто знал, почему они смеются, он был согласен с ними в этом смехе, он на миг ощущал своей их волну радости… Ему принадлежали и далёкие фонтаны, он радовался их шуму, тому, что их струи высоки и совершенны, что кому-то так удачно пришла в голову мысль обложить фонтан сияющими прозрачными камнями глубокого синего и зелёного оттенка, радовался тишине и покою чужого – но своего города.

Он очень давно не был дома. Астлан остался где-то далеко, за перевалом юности, и было странно вспоминать, что когда-то там было принято решение стать тем, кем он был сейчас. Это жило в памяти за дымкой времени, в какой-то другой жизни, он не помнил сейчас чувств своих – ни тогда, ни во время клятвы, точнее, помнил, но – сами факты, чувства не всплывали. Он как будто вовсе разучился ярко переживать что-то, иногда приходило в голову, что всё ушло в восприятие чужого – то, на чём строилась его работа. Порой он сравнивал себя с видеофоном, который работает только в одну сторону, на приём, а не на отдачу. Это пугало… мгновениями, но страх быстро уходил.

Это было интересно. Он чувствовал человека, видел встающие за словами образы. Никогда не учился владению Силой сам… и порой жалел об этом. Путаница Вестей, Пришедших Издалека, памяти о предыдущих воплощениях, фантазий, снов, яви… когда-то это было – его, но он отстранил это и ушёл в работу. Просто – работа. Плыть по поверхности океана и дышать воздухом, полной грудью, вместо того, чтобы, задержав дыхание, нырнуть в глубины – насколько получится.

Разговор складывался. Райнек умел настраиваться на собеседника – это было природным свойством, не искусственно наученным, как у других, а своим, он даже сам не всегда осознавал, как он это делает. Разумеется, был риск, что хиннерваль займётся чтением мыслей собеседника, но умение закрываться от телепатии было одним из древнейших, вывезенных ещё с Прародины и пронесённых через времена Падения.

А потом он услышал нечто важное, загадочное и интересное.

Среди консультантов из Объединённых Звёзд на Ореанте появился один из хиннервалей. Недавно. Только что.

Для того, чтобы разобраться в череде несчастных случаев на восстановлении Сантары, ранее из Объединённых Звезд были приглашены врачи, психологи, следователи, – и до сих пор не требовалось тех, кто владеет Силой.

И значит, там что-то по-крупному не так.

Впрочем, это дело Белых Крыльев. И если Империя хочет распространить своё влияние на Ореанту, – она найдёт, как их применить.

* * *

– …устала?

– Да, – долгая пауза, вздох. – Как обычно.

– А как два произведения у министра финансов?

– Там весь приём – это спектакль, не только когда ты на сцене. Да и сцены-то как таковой нету, всё в зале, на том же уровне. Когда сцена поднята, ты над толпой, и оттого как-то легче.

Молчание.

– Я хочу домой…

– Ты и так дома.

– Нет.

– Ну…

– А никто не верит. Это так… чисто моё. Когда возвращаешься домой, а дома нет. Есть пустые стены, за которыми тебя никто не ждёт.

– А что это – дом?

– Это другая жизнь. Это не тот размеренный искусственный ритм, в котором я живу. Это большой мир, огромный, в котором ты как будто летишь на волне, и где есть те, с кем ты чувствуешь себя дома. Уверенно. Не так, как сейчас: вися в воздухе, пусть и ходя по земле. Грустно…

– Я слышу. У тебя это всё фоном. Ты всё время об этом думаешь, даже когда говоришь о другом, когда занимаешься другим. Нельзя так. Надо как-то либо решить, либо освободиться. Ты себя изводишь.

– Да, я знаю…

– И ничего не делаешь.

– Я пытаюсь… как ты выразилась, решить.

– Но если не получается! А вдруг ты убеждаешь себя в том, чего нет? Вдруг ты зря тратишь время?

– Может быть… Но ты же понимаешь! Есть же такое – жить с открытыми глазами! Видеть знаки, подсказки, ответы на то, о чём ты думаешь! И я вижу только – да, да, да!

– А если всё-таки – нет? Что ты будешь делать?

– Я… не знаю. Я не хочу думать в эту сторону. Но не могу же я настолько ошибаться!

– Почему?

Молчание.

– А если всё же ты неправа? Если то, что ты говоришь о Спирали, то, что ты, как говоришь, предвидишь и предчувствуешь, – только самообман, попытка выдать желаемое за действительное? Может, нужно попробовать поговорить с ним – через кого-то? Ведь ты в любом случае предпочитаешь правду.

Тяжёлый вздох.

– Предпочитаю, – прозвучало вынужденно, через силу, как будто хотелось сказать совсем другое.

– Так сделай это.

– Хорошо. Я… постараюсь.

– Не старайся, а сделай.

– Хорошо. Хорошо.

Райнек знал, что сейчас будет конец связи… и еле успел отправить сообщение. Покачал головой: нечего слушать чужие переговоры. Надо работать. Работать… А это – как было сказано, фоном. Хотя фон такая привязчивая вещь…

* * *

Райнек не знал, как станут действовать Белые Крылья. Он не знал толком, какова причина бед на строительстве Сантары, но ему было очевидно, что для того, чтобы попасть в Сантару, придётся идти через голову властей. И что для Белых Крыльев это не проблема. Потому что они способны проходить мимо заслонов, выстроенных обычными людьми, и нисколько не уступают в этим искусстве Владеющим Силой из Объединённых Звёзд.

С той лишь разницей, что их уже нельзя убить из бластера.

Потому что для того, чтобы встать в ряды Белых Крыльев, надо пройти через смерть – и безвозвратно измениться.

Измениться душою и телом.

Душа успокоится. Отринет суету и заботы. Обретёт кристальную ясность Служения и опору в тех, кто отдаёт ей приказ.

Тело прекратит бояться смерти, болезней, увечий. Научится быть лёгким, прозрачным. Проницаемым. Научится летать. Станет – призрачным.

Чтобы встать выше людей.

Когда-то, впервые, человек обрёл способности Белых Крыльев случайно. Умер… но не до конца. Умер там, где была концентрация Силы, превратился в призрачное существо… Его боялись. Имя первого из Белых Крыльев не сохранилось.

И способом, вернувшим Белые Крылья к людям, была привязанность. К тому, кто занимал место императора Астлана. Безграничная преданность, слепое повиновение, – и да, любовь. Те, кто позже пытался порвать эту невидимую нить, немедленно обрушивались в мир нематериальных сущностей, застревали между жизнью и смертью и могли только стучаться в ночные кошмары людей в тщетных попытках вернуться обратно.

Райнеку было интересно, что просочится в новости от операции Белых Крыльев на Ореанте. Заснять призраков не всегда удавалось: обычно получались расплывчатые силуэты, и если для каких-то целей нужно было запечатлеть их камерой, то Белые Крылья напрягали все силы, чтобы сделать свой облик более… материальным, что ли. А надо ли это сейчас?..

…Разумеется, Ореанта упустила время. Что там было? Да, правильно, в ходе катаклизмов, вызванных зверскими условиями во время путешествия в открытом космосе, открылся Источник, и когда началось восстановление города, люди не смогли этого выдержать. Белые Крылья знали, что это такое, – они, собственно, и становились собой как раз у своего Источника, их последним барьером был телесный облик... Хиннервали из Объединённых Звёзд, конечно, не знали, – лично с таким не сталкивались. Потому и мощь Белых Крыльев была несравнимо больше, потому их и боялись… Райнек усмехнулся. Астланцу – да, понятно. Что же до Ореанты – там пытались эвакуировать людей, не могли, люди теряли рассудок, кто-то оказывался более устойчивым и всё же выбирался, но их было немного, проблему пытались решить при помощи классических средств – солдаты, спасатели, особые отряды… из которых никто ничего не понимал в Силовых вещах. Естественно, если бы на планете раньше было что-то подобное Источнику, то рождалось бы больше людей со способностями, развилась бы своя школа владения Силой, а так…

Теперь эвакуацию вели Белые Крылья. Жуткие в своей мощи, огромные, они властвовали в небе над руинами города, мгновенно унимали буянящих ледяным прикосновением, грузили людей в транспорт, чтобы отвозить в обитаемые места. На них в ошеломлённом молчании взирала вся планета. Вопросы к себе, к правительству – почему не позвали их раньше! – к хиннервалям – почему не разобрались и не посоветовали!.. – вопросы копились в напряжении, и только медики всё в той же мёртвой тишине принимали эвакуированных и отвозили по своим центрам.

А затем – Белые Крылья закончили эвакуацию и собрались вместе в бешено-синем ярком небе над руинами. Они подходили ближе друг к другу, они соединились в ослепительно сияющую белую молнию – и стремительно взмыли в небо.

Растворились в нём.

Исчезли.

Кажется, кто-то из операторов охнул: испугался, что они вот так и уйдут в космос, прямо с планеты.

Но белая молния вернулась, пронзая тишину.

Она неслась вертикально вниз, нацеленная в землю.

В то место, откуда бил разбуженный Источник.

Они должны были вонзиться в землю, рассыпаться, погибнуть… если бы уже не были мертвы.

И хотя Райнек знал, что они мертвы, у него сжалось сердце, когда остриё слепящей молнии встретилось с землёй.

Слепящая вспышка перекрыла экран – и всё пропало.

Итари знал, что Белые Крылья соберутся возле корабля, который привёз их, что теперь, когда они уже могут не скрывать своё незваное присутствие на Ореанте, они будут неспешно парить в воздухе, демонстративно, медленно, чтобы все видели их опасную красоту.

А потом они исчезнут. Просто окажутся на корабле, пройдя сквозь борт, – как и положено нематериальным существам.

И корабль возьмёт курс домой.

Но до тех пор, пока не прояснился экран, и небо вновь не заполнилось привычной яркой синевой, – Райнек ждал, отгоняя от себя назойливую тревожную мысль о том, что Белым Крыльям не удалось закрыть Источник…

– …операция Белых Крыльев оценивается как удачная, – ворвался голос диктора. – Посол Астлана, находящийся на борту их корабля, получил разрешение на посадку на Ореанте и приглашение посетить резиденцию правительства.

Райнек вздохнул. Белые Крылья редко покидали Астлан: в пределах досягаемости своего Источника они были наиболее сильны, вдалеке приходилось перестраиваться на иную концентрацию Силы, тратить больше усилий на то, что на Астлане получалось без особого труда. Как знать, все ли уцелели, об этом же не скажут…

* * *

Когда Белые Крылья вернулись, Император встречал их лично. Райнек смотрел новости, что-то вдруг зацепило его, – он даже удивился: показалось?..

Посадочная площадка. Близко – лицо Агистаса Мойры. Взгляд того, кто привык отдавать приказы. Открытых войн Астлан старался не вести, но…  посылать своих в бой Императору тоже приходилось.

А затем – резкий поворот, и вот уже огромное пространство космопорта, впереди медленно опускается на землю звездолёт. Белые Крылья вернулись домой. Теперь им осталось совсем немного до того, чтобы воссоединиться со своей землёй, обрести привычную мощь…

Райнек уже не смотрел на экран.

Что-то было не так. Он мучительно пытался понять, что именно. Отбросить засевшее, будто заноза, ощущение, было нельзя: никогда ещё подобные чувства его не подводили, и только в далёкие, кажущиеся с высоты прожитых лет почти нереальными детские годы он мог позволить себе не считаться с ними… правда, всегда при этом со всего размаху налетал на последствия, которых могло бы и не быть.

Он выключил новости. Встал, подошёл к окну. Затем заставил себя чётко, отстранённо восстановить в памяти – почти по секундам – тот момент, когда это ощущение возникло. Иногда помогало вспомнить даже звуки и запахи.

Ещё раз.

Тонированные окна космопорта. Простор. Далеко – посадочные площадки. Поворот камеры – лицо Агистаса Мойры. Чёрные, несмотря на возраст, волосы, красноватая кожа, властные глаза.

Стоп.

Ещё раз.

Зацепило, когда появился в кадре Император? Похоже на то.

Нет. «Похоже» – это не ответ.

Тогда – ещё раз.

Через несколько минут Райнек уже прерывисто дышал, боялся, что сам себя давно уже сбил, всё напутал и теперь уже ничего не поймёт…

Спокойно.

Стало быть, Агистас Мойра.

Взгляд. Что-то не так. Почему?

Райнек понял: дальше этого он продвинуться не сможет.

Отошёл, оперся на стол. Опустил голову.

Что-то не так с Императором. И как это проверить? Он усмехнулся. Написать в Службу безопасности и потребовать справку о состоянии его здоровья? Мило, да…

Догадка была настолько ошеломляющей, что он на несколько мгновений перестал вообще воспринимать окружающий мир.

Опомнился только, обнаружив себя уже сидящим в кресле. Как до него добрался, – вспомнить уже не смог, да было и не до того.

Белые Крылья. Их не было на Астлане. Да, недолго, но…

И если произошли какие-то инциденты за время их отсутствия, наружу не просочилось ничего. Это понятно, иначе и быть не могло… и как раз это он проверить может. Впрочем, зачем – инциденты, достаточно и одного…

Райнек соединил кончики пальцев. Надо составить послание. От того, что задача превращалась в действие, стало немного легче, но он понимал, что это обманчиво.

* * *

– …а ты знаешь, как это – выдирать из души того, кого любишь? Тебе приходилось?

– Нет.

– А мне – приходилось. Заставлять себя не думать. Просыпаться каждое утро с привычной мыслью – и чтобы сразу же, мгновенно обрушивалась безнадёжность, безвозвратность потери, чувство, что – всё, ничего не будет, что твоё чувство – зря и никому не нужно. И заставлять себя загнать это всё в угол. Отстранить. Закрыть дверь в душе, захлопнуть её, запереть и выбросить ключ. Выкорчёвывать. Хорошо ещё, если тот, другой, помог тебе сам в этом – своим предательством, чем-то плохим, тем, что сделал против тебя такое, чему нет прощенья. А если – нет? А если – как сейчас?

– Не знаю. Не знаю! Решать – тебе.

Разговор затягивался, крутился вокруг одного и того же, эфир звенел от отчаяния одной души и страстного бессильного желания помочь – другой… Райнек стиснул руки. Император убит.

Это надо было осмыслить, осознать… прочувствовать. Но чувств не было.

Видимо, этот самозванец действительно руниа. Не может быть иначе. Иначе – Белые Крылья отследили бы его, а жрецы смогли бы вычислить ещё на дальних подступах к ступеням власти. А раз нет…

…это значит, что власть принадлежит ему уже давно.

Уже давно он, Райнек Итари, отправляет свои донесения тем, кто подчиняется самозванцу. Знают ли они, кому служат?

Теперь, – и, видимо скоро, – будут знать.

Предупредить?

А если там и так всё знают и не предупредили лишь его? Но – почему? Подозревают в том, что он не будет лоялен к убийце Агистаса Мойры? Тогда он выдаст себя, свои каналы, и так как остальная сеть верно служит, то будет кровь.

Кровь обязательно будет. Скоро.

Скоро Империя Астлана начнёт триумфальное шествие по Галактике.  Он должен был бы, наверное, радоваться этому.

Орден хиннервалей и Объединённые Звёзды будут атакованы. Видимо, окажут серьёзное сопротивление. Наверное, поначалу даже руниа обломает об них зубы. Не все. Парочку. Потом он будет искать способ развалить Объединённые Звёзды изнутри. Видимо, найдёт.

Итари было страшно – впервые в жизни.

А если там – не знают?

Райнек просчитал все варианты. При любых раскладах найти его должны не сразу. В лучшем случае у него было пять дней. В худшем – несколько часов. В любом случае Аэлиния сгорала. Не будет более ни концертов, ни спектаклей, ни решающего шага по Спирали. Будет Астлан. Или безвестная смерть. Был человек – и не стало.

…и он сидел у тёмного экрана видеофона. За окном была ночь.

– Ты знаешь, я сегодня пела «Танец и смерть». Как-то… очень жутко. Вроде бы ничего нового не происходит, всё нормально, но…

– Перестань. Ты слишком зациклилась на этом. Тебе надо отойти. Эти твои сны…

– … как прогноз погоды, – улыбка. – Очень удобно. Знаешь, что случится завтра.

– И что же будет завтра?

– Не знаю. Я же ещё не засыпала.

...Итари смотрел не на тёмный экран, – на свою руку. Она вдруг показалась ему чужой, совсем чужой… Он будто впервые увидел и свою кисть, и палец, поглаживающий клавишу отправки. Одно нажатие – и всё будет кончено.

…а в ушах звенел тёмным серебром голос, рассказывающий про шаги по Спирали.

 

…вы отлично умеете Видеть, молодой человек, – неторопливая речь старого хранителя архива ворвалась в тишину, и Линн очнулся. – Я никогда не встречал такого умения. Это было… красиво.

Линн медленно обернулся. Чёрные, без зрачков, глаза астланца были непроницаемы, помогали прятать чувства. Прятать. Да, это они умеют. А ещё он умеет видеть образы в чужой голове. И это не случайность… он не слишком одарён, просто Астлан такая планета, где все врождённые умения будут проявляться ярче, чем где бы то ни было ещё. А ещё это значит, что он, как выразился отец, как всегда громко думает.

– Спасибо. А вы тоже видели это… эту историю?

– Она всегда встаёт за этим донесением. Вопрос только в том, что далеко не каждый в состоянии её уловить так ярко, как вы. Я – не мог.

– И… как же Райнек Итари? Он уцелел?

– Ему удалось добраться до жрецов. Он умер… позвольте…

Линн вдруг понял, что переживает, как за живого, что внезапно стал таким же, как этот старый хранитель, и – понял, почему тот такой…

– Да. Прожил двести тридцать два года. По тем временам вполне нормальный срок. Обстоятельства смерти могу уточнить, если вам угодно.

Линн задумался. Почему его так тянет к Итари, разве его жизнь может чем-то помочь в поисках нынешних уцелевших наследников жрецов Астлана?. Или – не надо думать, надо довериться этой волне и посмотреть, что получится? А параллельно делать то, что наметил по плану?..

– Да. Пожалуйста, уточните. А также круг его знакомств и всё, что возможно.

– Хорошо. Господин местоблюститель велел мне оказывать вам поддержку, так что не беспокойтесь, сведения будут предоставлены в полном объёме.

– Спасибо.

Местоблюститель трона, да… Они так и не смогли назвать главу Астлана ни императором, ни государем, ни чем-то подобным. У них как будто всё оборвалось вместе с династией, в целом народе: трон пуст, можно только исполнять обязанности… и нынешний исполняющий как раз чувствует себя весьма неуверенно. Собственно, потому на него и набросились. Каждый, кто получил в своё распоряжение часть бывшего имперского флота, пытается выгрызть себе собственную маленькую пародию на Империю… а местоблюститель с ними не справился и позвал на помощь Галактическую полицию. Может, и зря, потому что это – демонстрация слабости правителя, и теперь ещё и Галактический Союз во всём этом увяз в лице генерала даль Соль… Нехорошо.

И вдруг до него дошло.

– Постойте. Пожалуйста, постойте.

Старый хранитель, уже собравшийся уйти, обернулся, в чёрных глазах был вопрос.

– Вы не знали дату… дату смерти вашего последнего императора. Послушайте…

Хранитель замер.

– Не знали? – переспросил он. – Нет. Мы и сейчас этого не знаем… к нашему глубокому сожалению. Во времена Императора, как вы сами понимаете, над этим вопросом невозможно было даже задуматься, не то что заняться им вплотную.

Линн встал.

– Я видел… видел в этой истории, за донесением… вы же поверите, если я подскажу, ведь правда? и это можно уточнить, можно вычислить, будут веские доказательства. Вам… сказать?

– Да. Пожалуйста. Скажите, – неподвижное лицо хранителя вдруг преобразилось, стало страстным. – Это горькая правда, но… она нужна нам, поверьте. Нужна нашему народу. Нам надо… не оправдание, нет. Но – какая-то точка, символ. У нас ведь была своя гордость, и да, мы считали, что имеем право править народами, но потом…

– Я понимаю, – торопливо сказал Линн. – Пожалуйста, если возможно… доберитесь до архивов Ореанты и выясните, когда планету перевезли к другой звезде. Дальше – когда была операция в Сантаре. Райнек Итари ошибся только в одном: Император захватил чужое тело именно тогда.

– Операция Белых Крыльев, – почти беззвучно отозвался хранитель, и у него задрожали губы. – Да, точно. Они улетели, и императора Агистаса Мойру было некому охранять. Спасибо…

Он вдруг низко поклонился – странным, почти ритуальным поклоном, скрестив на груди худые морщинистые руки. А потом он ушёл – выпрямившись, медленно, как будто после долгих лет обрёл наконец возможность похоронить с честью старого друга.

 

* * *

Вскоре Линн уже знал всё, что осталось в архивах от тех времён. И то, что Райнек Итари встретился со жрецами, и с кем именно, и как ему дали должность на Астлане, и как потом, позже, жрецы продолжали исполнять свои обязанности, чтобы исчезнуть один за другим… Император не стал восстанавливать против себя всех, – он по-тихому, исподтишка расправлялся с теми, кто был ему подозрителен. Века ушли, постепенно – и в этом явно была воля верховного жреца-Императора, – в жреческое сословие стали отбирать тех, кто уже не выказывал особых способностей, и с ними древние обряды, дающие Силу, превратились в набор движений и слов: школа владения Силой на Астлане исчезла сама собой. Линн поначалу никак не мог понять: а как же Белые Крылья?..

Конечно, Источник был под той самый гигантской ступенчатой пирамидой, это он почувствовал сразу. И шёл сквозь дождь, по улицам из покосившихся, облупившихся домов странной, ни на что не похожей архитектуры, – в каждом фасаде обязательно должна быть стрела, указывающая к небу, символическая ли, реальная… На него смотрели, он чувствовал настороженные волны чужого внимания: среди черноволосых и черноглазых он выделялся, как будто сквозь мрак туч его освещал невидимый прожектор. Он мог бы скрыться при помощи Силы от этого неприязненного любопытства, но –он хотел ощутить Источник, понять, что это такое, как это может помочь, и попытки отвлечения множества людей от собственной персоны были бы неоправданной тратой сил. Из узких переулков выглядывали женщины, все в исчерна-красных покрывалах: цвет неба и земли, слитых в человеке воедино, они исстари носили этот знак избранности, потому что – это Астлан… Линн шёл быстро, он помнил, что чёрный – это небо, а красный – земля, красно-коричневая земля Астлана, мимолётно подумал, что его чёрная форма космофлота как раз про небо, они должны были это прочитать подсознательно… да и читали, удивлялись, что нужно этому чужаку в сердце древней столицы…

А потом был последний поворот, и прямо перед глазами возникла махина, уходящая в грозовое небо. Когда поднял голову, чтобы посмотреть, частые капли ударили в лицо, залили глаза, – еле проморгался. Гигантские ступени, перед ними площадь, которую надо было пересечь, – и дома остались за спиной. Обернулся: показалось, что дома испуганно сгрудились и смотрят вслед смельчаку, который рискнул приблизиться вплотную к каменному гиганту. А может, так оно и было, только не сами дома, конечно, – это из-за окон следили за ним, ждали: зачем он идёт, что ему нужно, что будет?..

 Дождь бил в древнюю мостовую, меж камнями стекали ручьи, – огромные камни, как будто не для людей, а для каких-то титанов, неудобно идти… за века камни стали скользкими, может, ещё и поэтому тут никого нет, не только из… из страха, который смыкается за спиной, как ещё одна грозовая туча. Чего они боятся?

Он добрался до лестницы – высокие ступени точно посередине стены, но не такие, как те, из которых сложена башня, здесь человек как раз вполне может подняться… И вдруг он понял, что должен остановиться.

Он поднялся на вторую ступеньку и опустился прямо на мокрые камни. Здесь, – он чувствовал, – именно здесь в последний раз появился перед народом Агистас Мойра. Здесь его славили, от него ждали традиционного чуда, он шёл наверх с мечом в руках… Голова закружилась: показалось, что откуда-то издалека, на пределе слышимости, доносятся голоса, непонятный язык, неясным видением промелькнули лица – те же, похожие, другие, и ни одной светлой головы, только черноволосые, как те, кого он встречал, и все они во что-то верят…

Верят в своего императора и в своё право управлять миром.

И исподволь закралась мысль: это – Источник. Можно подняться наверх, вскинуть руки – и тучи разойдутся, дождь утихнет, настанет солнце…

А толпа высыпет на площадь. Перестанет прятаться по полуразвалившимся домам. Вспомнит, как верили их предки. И гнетущая память об Императоре-самозванце сгинет, они вновь обретут – в кого верить, за кем идти, кто – ну да, достоин того, чтобы в него верили… И он сможет основать здесь школу Владеющих Силой, – такую, какую захочет, с ним будет и военная мощь, Галактический Союз не откажет в помощи, они вместе с генералом усмирят зарвавшихся, наведут порядок… и когда у него будут дети, они никогда не будут нуждаться, им не придётся искать работу: шутка ли, власть, передающаяся по наследству, просто готовься с детства и действуй… Так просто!.. 

Он вздрогнул, и видение рассыпалось. Да, конечно. Император-руниа здесь их и похоронил, – тех, кого называли Белыми Крыльями. Они вернулись с Ореанты, вернулись с победой, в радости и в сознании своей мощи, – и он их встретил. Разумеется, он пытался сделать так, чтобы они не заметили подмену. Как скоро Белые Крылья поняли, что тот, кого они любили и кому подчинялись, уже мёртв? Что предприняли? В Большом имперском архиве – никаких следов… Глухой, похороненный в молчании, отчаянный мятеж, окончившийся ничем. Может быть, Император порой создавал видения для людей, чтобы те продолжали думать, что Белые Крылья живут, как обычно... Теперь они – часть Силы, часть Источника… И только вокруг гигантской ступенчатой пирамиды со временем воздвиглась незримая стена страха, сквозь которую никто не решался пробиться. Надо думать, в таких боях Император и терял свои силы, получал невидимые увечья, как люди получают телесные: сначала на Аксерате, потом – с Белыми Крыльями, потом – когда лорд Эльснер направил на него мёртвых хиннервалей. Потому в конечном итоге его и стало возможно убить – Дарту Вейдеру, человеку, владеющему Силой…

А толпа ждёт. Не смеет показаться на площади, не смеет проявить свою волю, своё желание обрести вождя… вожака стаи. Если ты вождь, то возьмёшь власть над нею. Сам.

Линн резко поднялся, его передёрнуло. Вожак стаи…

За века правления Императора они должны были бы научиться тому, что нельзя слепо верить вождю и идти за ним, куда бы он ни приказал. Должны. У них не было вариантов. И вековая, тысячелетняя развращённость тем, что ими правили, что им не надо было думать – самим, должна была мучительно изживаться. Да, сложно. Для кого-то и невозможно. Но – у них не было выбора. Или же гордость и честь, о которой говорил старый хранитель архива, – местный астланский самообман, и они вполне достойны руниа-самозванца?

Вокруг что-то внезапно изменилось, и он оглянулся, пытаясь понять, что именно.

Высоко над головой тучи начали расходиться. Ещё стояла чёрно-сиреневая пелена, но уже светлело, потом вдруг тучи разорвались, и на ступени резко и ясно упал солнечный луч. Летящие сквозь него капли сверкали, их блеск резал глаза, они разбивались о каменные ступени, а рядом стояла чёрная грозовая стена, как будто наблюдала и не собиралась никуда уходить. Поднялся ветер.

Линн смотрел на освещённую лестницу. Зачем он пришёл? Да, обычно те, кто владеет Силой, селятся у таких мест, причём интуитивно, не осознавая, зачем это нужно, просто – так легче, и наверняка сейчас они все здесь, следят за ним, и можно было бы подозвать, поговорить, организовать… перехватить инициативу у местоблюстителя, которого и так стараются растоптать все, кому не лень. А ведь в какой-то момент именно его выбрали астланцы, и наверняка не просто так… Нет. Этот человек тоже должен учиться. Сбросить то, что есть и в нём, – ту же самую, как в этих прячущихся людях, жажду подчиниться, снять с себя ответственность. Нет. Он – подскажет, он посоветует, он, может быть, даже задержится здесь на какое-то время, но ничего не станет делать вместо них. Только – сами. Учитесь стоять на собственных ногах, астланцы, только в этом – ваше спасение… и это главный урок, который он, Владеющий Силой, может дать.

Линн развернулся спиной к гигантской пирамиде и зашагал прочь, в тесные переулки.

 

* * *

Он не успел далеко отойти, – просто махина скрылась за поворотом, когда нога зацепилась за что-то почти у самой земли, и он полетел вперёд, на мокрую брусчатку, а через мгновение сверху – спереди обрушились выстрелы, алые разряды бластеров исчертили воздух. От немедленной смерти его спасла реакция, когда не думаешь, а уже действуешь, не успевая осознать, он откатился под самую стену и засветил лазерный меч, отбил алые молнии. Через мгновение он уже вскочил и нёсся вперёд, отражая разряды, – первой мыслью было добраться до тех, вытрясти из них – кто послал… но тут же он понял: стреляют с верхних этажей, если он и сможет кого-то остановить, то вряд ли найдёт в этих лабиринтах, а стреляющих много. А потом его обожгло, он пошатнулся, едва сумел прикрыться от новых выстрелов, и уже стало ясно: единственное, что он может сделать, – это бежать. Бежать от убийц.

Он оглянулся, ища хоть какую-то щель, хоть окно в сплошной стене дома, разом ставшей нескончаемой. Мелькнула мысль: размечтался, вообразил себя основателем новой школы Владеющих Силой, а так запросто попался, и ещё вопрос, выкрутится ли… Удивлённо и горько вспомнилось: а ведь обещал вернуться…

В первое попавшееся окно слева он вломился прыжком, снеся и раму, и жалобно всхлипнувшее остекление, успел почувствовать, что внутри кто-то есть, – и опустился прямо под подоконником, прижавшись к стене. На улице прекратили стрелять: убийцы перемещались. Он попытался разобраться, кто это и сколько их, но не получилось. Похоже, не стоило так уж сильно себя ругать за недосмотр: это были наёмные убийцы, профессионалы, которые вот так – бездумно и спокойно – убирают препятствие с дороги, ничего личного, никаких эмоций по отношению к жертве, да её и жертвой-то они не назовут, а потому почуять заранее, что они тебя собираются убивать, практически нереально… Линн стиснул зубы: владение Силой помогало не чувствовать боль, но нужды в перевязке это не отменяло, – заживлять свою шкуру изнутри и без медикаментов умеют только руниа…

Потом он вскочил, рванулся туда, где испуганно сгрудились трое – две женщины и девочка, хватал их за руки, просил, умолял уйти отсюда, потому что те, кто за ним, – не пощадят, будут уверены, что они его спрятали, будут допрашивать, убьют как ненужных свидетелей… казалось, что время безнадёжно теряется, что он не сможет их убедить, не успеет и сам уйти, но – тащил их к двери во внутренний двор, выталкивал, они переспрашивали на своём языке, он ловил телепатическую волну, отвечал по-галактически, и все друг друга понимали… это было похоже на жуткий сон, когда увязаешь во времени, и за спиной что-то надвигается, ты хочешь закричать, позвать на помощь, а не можешь… Во внутреннем дворике он огляделся: над головой крыши, по ним можно было бы уйти… только если припомнить траекторию выстрелов, – стреляли сверху, а значит, путь закрыт. Девочка всё куда-то тянула, они бежали вместе, дождь начался снова, где-то далеко позади что-то хлопнуло: подумалось, что убийцы наконец добрались до разбитого окна. Путаница внутренних дворов привела к улице, женщина толкнула его в спину, отчаянно прокричала что-то на своём языке – кажется, «помоги тебе Неназываемый», что ли… и он побежал в узкий проход, где стены домов нависали над головой и норовили сомкнуться. Секунду подумав, он телепатически вызвал местоблюстителя: должен же он знать, что происходит, что его галактических союзников решили перебить поодиночке. Местоблюститель был на каком-то заседании, растерянно пообещал, что возьмёт район под контроль, вот, вот, сейчас… Линн оборвал разговор, глубоко вздохнул и достал портативный видеофон: сориентироваться, где он находится, и как отсюда выбираться.

Кровь пропитала куртку, голова кружилась, он понимал, что далеко не уйдёт, и пора срочно что-то предпринимать, но всё бежал, прятался, едва заметив за поворотами людей, пережидал – и снова заставлял себя идти вперёд, уже не бежать, но хоть как-то... Потом впереди мелькнули люди в чёрно-алой форме, он успел понять, что это как раз свои, то есть люди местоблюстителя, но слишком далеко, не хватит сил дойти… одним владением Силой жив не будешь. Последним усилием воли он мысленно позвал на помощь – и, цепляясь за ближайшую стенку, свалился на мостовую.

 

* * *

– …конечно, жив! – раздался сердитый голос над головой, и Линн очнулся. – Если бы он дал себя убить, то был бы не Владеющим Силой, а круглым идиотом, чего, к счастью, за ним не водится!

Линн улыбнулся – и обнаружил, что лицо в порезах, подумалось: видно, когда сквозь окно ломился, поцарапался… Приподнялся, огляделся: судя по окнам, передвижной госпиталь, что ли, заодно – мобильный центр управления, старый, сейчас уже давно таких не делают... Стоявший возле его койки астланец прогнал подчинённых, которые встревоженно заглядывали в дверь, и улыбнулся Линну в ответ. На таких странных лицах, как у него, улыбки выглядели как вырубленные в камне.

– Интересная штука, – астланец кивнул на лазерный меч, который держал в руке. – Изобретение Ордена, да? У нас таких не было.

– Да, – Линн сел и тщетно попытался остановить головокружение.

– Не торопитесь, вы и так очень быстро пришли в себя. Нам бы так…

– Это аварийный вариант самочувствия, – сообщил Линн. –  Долго на этом всё равно не пробегаешь, так как против природы не попрёшь.

Астланец поискал, где у лазерного меча кнопка включения. Линн предостерегающе поднял руку.

– Индивидуальное оружие ближнего боя, – астланец усмехнулся. – Вы неплохо отбились, но преимущество не могло быть на вашей стороне. Всё-таки цивилизация не просто так от них отказалась. Держите.

Линн забрал лазерный меч, попробовал натянуть куртку – не получилось, ранение мешало, да и вся в крови… Астланец развернул портативный видеофон – устаревшая модель, большая, но экран работал хорошо, и на нём была карта города.

– Показывайте.

– Да… сейчас. Значит так, я шёл от пирамиды… вот по этой улице. Прямо. Ну, если это можно так назвать.

– Весь центр кривой, – согласился астланец. – Дальше.

– Дальше – вот здесь поперёк дороги была проволока или что-то вроде этого. Ну и…

– Понятно. Вас поймали, как на охоте. Неплохо сработано, примитивно и эффективно. У нас тут вообще всё такое… куда ни кинешься, ничего нет, но почему-то работает. А куда вы дальше делись?

Линн молча ткнул в карту. Когда Император разгромил Объединённые Звёзды вместе с Орденом, то перенёс центр Империи в Столицу, недовольные очень быстро куда-то исчезли, честолюбивые уехали вслед за Императором, а Астлан постепенно стал хиреть. И потому тут через пятьсот лет после переноса ничего нет, и потому тут народ живёт с комплексом неполноценности и воспоминаниями о том, что когда-то всё было так, как надо…

– Будем искать, – без особого оптимизма сказал астланец. – Правда, скрыться тут проще простого.

– Я так и подумал, – кивнул Линн. – И всё равно спасибо. Как ваше имя?

– Атенар Эрвиль, – астланец чётко поклонился. – Центральный округ, командир подразделения экстренной службы. Если что – обращайтесь.

– Обращусь, – медленно сказал Линн. – Надеюсь. Вам ведь не помешали бы навыки владения Силой, правда?

Эрвиль стал вдруг предельно внимателен и вежлив.

– Как вы узнали?

– По вашим глазам, когда вы ругали мой лазерный меч.

– А, – Эрвиль принуждённо рассмеялся. – Да. Вынужден признать, что вы правы. Да и господин местоблюститель трона от такого подарка не отказался бы, ему сильно не хватает аргументов в борьбе с конкурентами.

– Я знаю. Собственно, это одна из целей моего приезда.

– Разведка будущего поля деятельности?

– Что-то вроде этого.

Эрвиль помолчал.

– И как? Устраивает?

– Место – да.

– А люди?

– Некому обучать. Как вы верно выразились, тут ничего нет.

– А вы сами?

– Я – нет. Мне бы самому ещё поучиться. А вот мой отец…

Он замолчал. Нахлынуло всё, что бешеная круговерть последних событий заставила отодвинуть, и это было больно.

– Вот что. У меня мелькнула идея… пока трудно её оформить, но подумайте и вы тоже, не всё же мне одному. Есть Центр по изучению Силы, есть программа действий, которую я представил Галактическому Союзу… ваш местоблюститель трона в курсе. Но насаждать Силовую безопасность «сверху», сколачивать новые маленькие Ордена вопреки желанию местных жителей – это абсурд. Вот если вы проявите инициативу… Понимаете, последние события с Императором показали, что Владеющие Силой могут быть только с Кодексом в душе. С реальным Кодексом. Иначе будут бесконечные войны, иначе будет всегда прав только тот, кто умеет бездушно убивать, и рано или поздно мы все друг друга перебьём. Может, это и к лучшему, если учитывать то, сколько бедствий было в Галактике… но, по-моему, это всё-таки плохой выход.

– И в чём же должна быть наша инициатива? – спросил Эрвиль. – Вот вы попались у меня на пути. Вот я спросил, не хотите ли вы меня обучать. Вы не хотите. Что дальше?

– Дальше – вы поднимаете вопрос о Силовой безопасности и идёте к местоблюстителю. И честно раскрываете разговор со мной. В особенности мои слова о том, что учиться нужно у лорда Эльснера даль Соль. Да, и ещё очень советую рассказать, как и в каком состоянии вы меня нашли. И вспомнить Милорда. Его умение выживать. После этого делается официальный запрос… в общем, дальше уже мы с местоблюстителем будем решать, как это устроить так, чтобы было действенно.

– А зачем такие сложности?

– Зачем… – Линн выпрямился и взглянул в глаза Эрвилю. – Затем, что очень большое число жителей Галактики не знает, кого бы им убить в отместку за причинённые Империей беды. И есть очень хороший вариант. Вы не смотрели последние новости?

– Нет. Извините, – работа.

– Ну так вот… мне нужно, позарез нужно показать, что живой отец гораздо полезнее Галактике, чем мёртвый. И это на самом деле так.

Эрвиль задумался. Линн забыл дышать и ждал ответа.

– Я поговорю с ребятами, – астланец чуть улыбнулся. – Знаете, они ведь за вас переживали. Вы ещё останетесь на Астлане какое-то время? По крайней мере, врач будет категорически против того, чтобы вы немедленно вели звездолёт. Так что отправляйтесь в вашу правительственную гостиницу, вас отвезут… ну, и я вам позвоню. Договорились?

– Да, – Линн встал и протянул руку. – Спасибо.

Эрвиль на какое-то мгновение замешкался, потом пожал Линну руку – и поднял свою ладонью вперёд.

– Это наше благословение, – пояснил он. – Пойдёмте. Ребята ждут.

…Уже после, в номере, когда провожавшие его распрощались и ушли, на Линна накатило, – снова встали перед глазами алые разряды, пришло осознание, что в двух шагах от него прошла смерть… и он бросился к видеофону: звонить тем, кто любит и ждёт, кто, наверное, да что там наверное, точно почувствовал беду и изводится там, далеко, не зная, что же случилось… И от встречи через пространство, от встречи взглядов через экран исчезало гнетущее одиночество чужой враждебной планеты, возвращалась уверенность, и страшно не хотелось заканчивать разговор, обрывать тонкую, но безумно реальную нить связи с большим миром…

 

* * *

Ты проходишь по вечернему городу, на который надвигается ночь. Пока ещё это тихий вечер, с нежным голубым небом, с полутёмными улицами,  спокойный и ласковый. Всё – твоё: и простор высоких деревьев, и ветки с распускающейся листвой, и зажигающиеся окна, открытые, с долетающей из них музыкой или смехом. Всё – твоё, и ты – во всём, нет ничего чуждого или, упаси Создатель, враждебного. Уютные тени ложатся во дворах, загораются фонари, и на этих улицах хочется остаться жить. Больше нет преград между тобой и миром, больше нет вездесущего холода, не надо прятаться в тёплый дом, и далёкие города становятся ближе, и становится ясно, что разлука – это всего лишь путь от одной встречи до другой.

А за окнами – белые стены. А за окнами приехал Линн. И невольно начинаешь улыбаться от одной мысли. Прохожие смотрят – кто недоумённо, кто сочувственно. Им не надо знать, отчего ты улыбаешься. Если от твоей улыбки загорится чья-то ответная, как от одной свечи другая, значит – хорошо, но и хватит. Тайна радости останется тайной.

Да, он знал, что его ждут, и сам тоже – ждал, и вот… вернулся. Раина успокаивала, – больше нас, чем его, – что ему повезло, что ничего страшного, и от этого наконец-то стало легко. Когда мы все сидели у него, внезапно позвонил Даниель и предупредил, что сейчас охрана привезёт лорда Эльснера, все засуетились, Линн улыбнулся и попросил не уходить… А лорд Эльснер ворвался – быстрым, лёгким шагом, и так волновался, что позабыл о привычной защите, и даже я услышала отголосок его мысли о сыне: как же он похож на мать, те же глаза…

 

Офицеры собирались на стоянке флайеров недалеко от столицы Дерсианга. В лазурном утреннем небе не было ни облачка, – то ли их специально разогнали к церемонии свадьбы принца, то ли они сами устыдились и растворились в воздухе. Лорда Эльснера знали, – все здесь заканчивали ту же Высшую школу военных пилотов, что и принц, – он с улыбкой пожимал руки, вспоминая, кто из какого выпуска. Много лет прошло, да, много… хотя по галактическим меркам и не слишком. Сценарий празднества ему прислали загодя, сначала полагалось эскорту жениха во главе с ним самим прибыть на Открытую площадь на военных флайерах, а лорда Эльснера ещё в частном порядке попросили показать что-нибудь эдакое по части пилотажа. Он обещал. А потом привезут невесту, уже без подобных выкрутасов, женщины будут ждать, в каком же она придёт платье, и перед подписанием контракта наречённых принц перед всеми повторит древнюю формулу: я прошу тебя войти в мой дом и остаться. И она опустит глаза…

– А ты когда же? – легко спросил его принц, подойдя к своим офицерам. – Уже восемь лет прошло с развода, можно же было забыть и кого-нибудь найти.

– Можно, – коротко согласился лорд Эльснер, и вопрос закрылся.

Принц пожал ему руку и шагнул к своему флайеру. В ярких лучах солнца его мундир фамильного белого цвета сверкал так, что иногда хотелось отвернуться или закрыть глаза.

Принц остановился, обернулся. Покачал головой.

– А всё-таки я буду рад, если ты когда-нибудь снова женишься.

– Ваше высочество, не поверите, – я тоже, – ответил лорд Эльснер. – Но пока…

Он развёл руками. Принц улыбнулся, махнул ему: пора было лететь.

Флайеры – серебристые, стройные, изящные, – стремительной стаей рванулись ввысь.

Открытая площадь называлась так потому, что когда-то очередной король потратил массу денег на район, где взгляду открывались бы просторы, покрытые зеленью, а не бесконечные строения столицы. Король давно уже умер, а эксперты, пытаясь найти причины нынешнего экономического кризиса, намекали в том числе и на это дорогостоящее удовольствие. Многоярусные тротуары, смотровые площадки – всё было заполнено народом, отсюда вели трансляцию новостные компании, и казалось, что здесь нет ничего, кроме радости. Хотя бы казалось.

Флайеры приблизились к Открытой площади, лорд Эльснер отделился от группы и резко ушёл вверх. Город, перекрытый для полётов, восхищённо смотрел на его манёвры: заход от солнца, петли, зависания, пролёты почти над крышами, остановка в воздухе с выключенными двигателями, падение и вновь взлёт в последний момент… Солнце и простор, а если подняться до предельной высоты, – там проявятся звёзды и синий край земли. Да, он реально существует…

А потом город приблизился и властно обступил со всех сторон. Открытая площадь аплодировала, ревела, пыталась рассмотреть пилота. На окрестные трибуны пропускали только после нескольких проверок, и сыпавшихся со всех сторон цветов можно было не опасаться.

Довольный принц пожал ему руку, и он занял место в строю офицеров эскорта. Где-то в первых рядах должен был быть и отец, генерал даль Соль, только разве найдёшь кого-то в такой толпе… Он не успел заехать к родителям, из-за задержки в сегвийском космопорту пришлось сразу ехать к принцу. Не только профессор имеет что предъявить террористам, будь они неладны. Не могли перенести свою акцию в соседний зал, что ли…

 Несколько минут волнительного ожидания, – и снизилась другая группа флайеров, на площади появилась принцесса. Лорд Эльснер лично её не знал, знал только, что она из королевской семьи Элдеррана, одной из немногих планет, входящих в возглавляемый Дерсиангом союз. Не так много их осталось, – осколков Объединённых Звёзд… Впрочем, и принц, и принцесса были в своих списках наследников трона где-то в пределах первой полусотни кандидатов, не более, и торжества эти – только акция, призванная поднять престиж власти. Вопрос лишь в том, что из этого получится, экономический кризис ведь никто не отменял.

И всё же это было красиво.

Позже, во дворце, он наконец добрался до отца. Аккредитованные журналисты вились неподалёку, – потом растиражируют кадры, как отец и сын приветствуют друг друга по-военному, а стоящая рядом с генералом низенькая, очень живая темноволосая женщина в годах восхищённо смотрит на обоих. Лорд Эльснер церемонно поклонился матери.

– Про тебя новостные каналы прожужжали все уши, – она говорила серьёзно, но глаза её смеялись. – Видишь, они сейчас на тебя охотятся?

– Вижу.

– Ты молодец, но в следующий раз будь поосторожнее, ладно? Хотя, конечно, не мне тебя учить.

– Буду, – пообещал Эльснер.

Она недоверчиво покачала головой и улыбнулась.

– Ты мне уже пятьдесят лет голову морочишь и всегда делаешь по-своему.

– Пятьдесят два, – уточнил генерал даль Соль, и все трое засмеялись.

Их тут же окружили, – знакомые, едва знакомые, совсем чужие лица. Лорд Эльснер сразу потерялся в пёстром праздничном водовороте: да, давно не виделись, он давно не был в столице, что поделаешь, служба… Вокруг щебетали девушки, он кланялся в ответ и даже не пытался запомнить, кого и как представляют, – всё равно бесполезно. Что поделать, стоит молодому холостяку появиться на светских мероприятиях, как сразу же у многих появляются мысли насчёт его собственных и наследуемых капиталов, и надо это как-то пережить.

– Добрый день, – сказал рядом мужской голос.

Лорд Эльснер выпутался из круга потенциальных невест. Знакомое лицо, где-то попадалось… и совсем не сочетается с окружающим богатым бело-золотым залом, к нему больше подошли бы безликие коридоры какого-нибудь министерства. А когда он в последний раз был в подобном заведении?..

– Лорд Кавьен, к вашим услугам, – тот решил не дожидаться, пока лорд Эльснер его вспомнит. – Мы с вами встречались на приёме у вашей сестры.

– У которой? – спросил лорд Эльснер. – У меня их четыре, из них две страдают устраиванием приёмов.

Лорд Кавьен улыбнулся.

– У Зары даль Неска.

Лорд Эльснер сделал вид, что вспомнил.

– Знаете, эта история с терактом на Сегвии… оппозиционная пресса сразу заговорила о том, что это подстроено. Что вас специально послали туда, дабы накануне свадьбы принца продемонстрировать силу армии. Особенно на фоне того, что нас в последнее время преследуют военные неудачи.

Лорд Эльснер поморщился.

– Я не смотрю новости.

– Иногда это необходимо.

– У меня другая профессия.

– Да, я знаю, знаю. И всё-таки…

– И всё-таки у меня нет времени на то, чтобы опровергать каждую выдумку. Пока они с наслаждением разыскивают, где у нас ещё что плохо, я занимаюсь тем, что охраняю Союз. И их безопасность в том числе, между прочим.

– Да это само собой разумеется. Так что на самом деле произошло на Сегвии?

Лорд Эльснер тяжело вздохнул.

Когда началась стрельба и раздались крики, Эльснер даль Соль шёл по залам космопорта Сегвии, – успел метнуться в сторону и оказаться рядом с пожилым человеком профессорского вида под креслами небольшого зала ожидания. Отсюда ничего не было видно, зато слышимость была прекрасной. В зале была паника, кто-то пытался убежать.

– Террористы, – констатировал профессор.

– Очевидно, – сквозь зубы сказал Эльснер даль Соль. – Лежите тихо, здесь нас не увидят.

– Это надолго? – печально поинтересовался профессор. – У меня рейс через двадцать минут…

– Я тоже опаздываю, – бросил лорд Эльснер и пригляделся к обстановке.

Приглядываться можно было разве что из-под кресел, поэтому в поле зрения попали только попадавшие на пол пассажиры.

– Имейте в виду, здесь всех вас ждёт смерть, – проникновенно заявил голос из динамика.

Лорд Эльснер осторожно передвинулся. Он увидел двоих террористов, один из которых держал коммуникатор. Другой выстраивал из заложников живой щит.

Профессор тоже попробовал что-то рассмотреть, но у него обзора не было вовсе.

– Плохо видно, – пожаловался он.

– И что вы предлагаете? – спросил лорд Эльснер.

– Молиться богу войны.

Лорд Эльснер проверил, легко ли бластер выходит из кобуры.

– Хорошая идея. Но я думал о других предложениях.

– Тогда – обратиться к Создателю. Он стоит выше и наверняка найдёт на них управу.

– Вы серьёзно? Вам это когда-нибудь помогало?

– Конечно. Ведь именно Создатель вкладывает в наши головы умные мысли, и надо просто уметь их слышать.

– Отлично, – согласился лорд Эльснер и замолчал.

– Мы требуем отпустить на свободу Аракарда! – надрывался террорист. – Мы требуем привезти его сюда, иначе здесь будут трупы! Ваша гнилая монархия…

Лорд Эльснер извернулся и сумел увидеть нижнюю часть того коридора, по которому пришёл. Зал был сквозной и небольшой, отсюда можно было пройти к частным стоянкам, куда он, собственно, и намеревался попасть. Если службы космопорта не хлопают в панике ушами, то сектор должен быть уже отрезан, а все выходы из зала взяты под прицел. Можно подождать для верности ещё какое-то время, а затем…

– Если через полчаса вы не привезёте Аракарда, я убью первого!

Со стороны входа послышалось какое-то движение, главарь нагнулся, схватил первую попавшуюся женщину и заставил её встать, приставил к голове бластер. Было похоже, что его личные полчаса истекут гораздо быстрее, чем это полагается по общепринятому отсчёту времени.

Лорд Эльснер пригляделся ещё раз. Террорист с коммуникатором находился в центре зала.

– О, у вас есть право на ношение оружия! – удивился профессор, внезапно обнаружив в руках лорда Эльснера бластер.

– Не только право, но и обязанность, – вежливо отозвался даль Соль и открыл огонь.

 Террорист погиб мгновенно, женщина с визгом упала на пол и забилась под кресла. В следующие мгновения воздух исчертили алые разряды от входов: лорд Эльснер не ошибся, там действительно уже ждали. А потом настала тишина, и в этой тишине раздались шаги.

– Поднимайтесь, – сказал над головами голос одного из тех, кто пришёл их освобождать. – Всё закончилось, всё уже хорошо.

Профессор с грустью посмотрел на часы.

– Не совсем. Звездолёт-то мой улетел.

Лорд Эльснер поднялся и спрятал бластер обратно в кобуру. Увидев форму офицера космофлота, командир спецподразделения вытянулся в струнку и отдал честь.

– Прошу пройти в штаб для дачи показаний.

Лорд Эльснер кивнул. Профессор неуклюже выбрался из-под кресел, ему помогли встать и отвели к остальным пассажирам.

Кризисный штаб оказался неподалёку, в центре видеонаблюдения, там уже успели выдохнуть и сейчас очень суетились. Лорда Эльснера пригласили сесть в кресло, тут же предложили выпить, он не отказался. Перед ним за столом сидел человек в штатском, что выдавало в нём сотрудника Службы безопасности.

– Будьте добры, назовите ваше полное имя и звание.

– Лорд Эльснер даль Соль, командир эскадрильи пять-сто один Сегвийского космофлота Королевских вооружённых сил.

Службист явно попытался что-то вспомнить.

– Да, – ответил лорд Эльснер. – Генерал даль Соль – мой отец.

Службист быстро улыбнулся и снова стал серьёзен.

– Как вы оказались на месте происшествия?

– Я шёл к стоянке восемь-три-пять, чтобы вылететь на Дерсианг.

– Почему вы собирались лететь на звездолёте частного перевозчика?

Лорд Эльснер коротко глянул на службиста. Тот ждал.

– Я получил приглашение на свадьбу его высочества, которая должна состояться завтра. Капитан звездолёта – мой давний знакомый, когда он узнал, что я ушёл в отпуск и собираюсь на Дерсианг, то предложил довезти.

– Знаком ли вам кто-нибудь из этих людей и гуманоидов?

Лорд Эльснер внимательно рассмотрел портреты террористов. Лица некоторых никак не сочетались с современной одеждой и оружием, им больше подошли бы копья и набедренные повязки. Одного из них он узнал, – того, кого застрелил в зале ожидания.

– Нет. До сегодняшнего дня я никогда их не видел. Хотя относительно  трёх кантыков я могу и ошибаться: на взгляд человека, они все на одно лицо.

– Будьте так любезны, расскажите о том, что вы видели и сделали.

Лорд Эльснер был так любезен и рассказал. Службист улыбнулся и пожал ему руку.

– Благодарю за профессионализм. Думаю, его величество представит вас к награде.

Лорд Эльснер чётко склонил голову.

– Служу его величеству.

Они попрощались. За дверями кризисного штаба на него набросился капитан звездолёта – весело ругал за опоздание. Через полчаса Сегвия осталась далеко внизу, – превратилась в живую карту, которую видно с птичьего полёта, а затем и в стремительно уменьшающийся бело-голубой шар на фоне вечной черноты космоса. Звездолёт заложил вираж и ушёл в гиперпространство.

 

Лорд Кавьен внимательно выслушал.

– Понятно, понятно. А не скажете ли вы…

Лорд Эльснер чуть отвернулся – и замер.

– Не скажу, – медленно отозвался он. – Вы не знаете, кто вон та дама? Я давно не был в столице и, похоже, упустил нечто важное.

– Кто? – взгляд лорда Кавьена пробежался по толпе. – В алом?

– Нет, нет, – лорд Эльснер поглядел на даму в алом и не понял, как можно вообще обращать внимание на такое разряженное и увешанное драгоценностями ничтожество. – Вон та, в светлом платье, в нежно-золотистом, блондинка, под руку с чиновником Министерства дальних планет.

Он очень старался, чтобы в голосе был только пустой светский интерес, но боялся, что не получится. Как же они тут любят бессмысленный трёп… Что поделать, недовольство королевской семьёй и в целом их стилем правления во многом справедливо. Если послать этого лорда на дело, много ли будет от него проку? А таких богатых бездельников много…

Она была необычной. Он не мог сказать сразу, что именно его поразило, но не мог отвести от неё взгляд. Эти яркие, немного печальные голубые глаза, плавные движения, – она спускалась по лестнице, шлейф платья тянулся за нею по ступенькам… Он тряхнул головой, но наваждение не уходило. 

– А, вон та… в жизни бы не заметил, – лорд Кавьен усмехнулся. – Она недавно начала появляться в обществе, её приглашают из-за жениха. Откуда-то из очень глухой провинции, приехала учиться. Сейчас уже закончила…

Эльснер уже не слушал. Жених. Это плохо. И эти пушистые светлые волосы, которые ласково тронул солнечный свет…

– …и я не помню, как её зовут, – признался наконец лорд Кавьен и замолчал.

– А его? – отрывисто спросил лорд Эльснер.

– Ну, он-то человек известный, непонятно, что он в ней нашёл...

– Представьте меня им.

Лорд Кавьен удивлённо глянул на даль Соля.

– Ну что ж, если вы так хотите…

– Да, – сказал лорд Эльснер.

Они пошли сквозь толпу. Лорд Эльснер каждую секунду боялся, что в этом хаосе незнакомка исчезнет, и он больше её не увидит. По дороге попадались какие-то знакомые, их задерживали, они раскланивались, лорд Кавьен с удовольствием останавливался поговорить и явно считал, что лорд Эльснер просто изобрёл предлог, чтобы от него отделаться. Лорд Эльснер вынужден был признать, что в этом есть большая доля истины. За то время, пока они преодолевали зал, можно было десяток раз извиниться и исчезнуть, всё было бы вполне по-светски…

 

* * *

Я выдралась из сна. Ночь, чёрная, глухая, с чужими далёкими огнями… От не отступавшей и наяву жути трясло, дрожали руки. Почему?! Почему – этот боруг, странная помесь человека с ящерицей, почему он снится мне, да ещё вместе с Вейдером… и почему навязчиво колотится в виски мысль спросить у Линна, не приснилось ли ему то же самое?!

– Линн!

Сонный. Ещё бы. Я бы тоже не была в восторге, если бы меня пытались разбудить в такое время суток.

– Линн!

– Что?

– Мне приснился Вейдер.

– Что?!

Вскочил. Правильно, обычно я называла его отца лордом Эльснером или хотя бы Милордом.

– Послушай… извини, я… мне неудобно, это просто сон…

– Это не просто сон. Ты же знаешь.

Взял за плечи, обнял. Наверное, у меня совсем глупый вид… хотя по его глазам этого не скажешь. Может быть, всё-таки не совсем.

– Говори. Скорее говори всё. Не бойся, я же здесь, с тобой, уже ничего не случится… веришь?

Да, рядом с ним уже как-то можно об этом говорить… сказать вслух. Когда вот так пытаешься избавиться от сна, описываешь его шаг за шагом, поворот за поворотом, он тускнеет, и жуть отходит…

 

Боруг посмотрел на Вейдера. Было бы лучше, если бы этот чёрный кошмар действительно был призраком. Но увы, – слишком, пугающе, до ужаса материален… и на вопросы придётся отвечать.

Не выйдет не ответить.

– Вы уничтожите их, – с тоской сказал боруг. – Вы уничтожите их, а мне – остаться с этим жить.

– Я могу легко избавить вас от этой вынужденной необходимости, – заметил Вейдер. – Итак. Не будем тратить время.

Вскоре он уже знал всё – тренировочные базы школы магов, количество учеников, цикл обучения. Оставалось только одно: выяснить координаты родины боруга, прилететь и убить.

Боруг бессильно жалел о том, что выбрался со своей планеты. Не надо было стремиться к звёздам. Сидел бы тихо, зная, что их до сих пор не нашли люди… нет, полез в Переход. Научился его открывать. Обрадовался…

Смерть стояла над ним и ждала, пока он полностью придёт в себя после препарата для допросов.

– Что вам ещё нужно? – почти без голоса спросил боруг.

Смерть подняла руку в чёрной перчатке. Боруг почувствовал, как что-то невидимо сдавило горло, стал задыхаться, это было мучительно, долго и очень больно.

– Милорд, что прикажете делать с трупом?

– Это неизвестная раса. Отправьте в какой-нибудь из научных центров, пусть изучат.

– Что им сообщить о его происхождении?

– Правду. Где был обнаружен, как при попытке захвата проявил умение владеть Силой и был отправлен ко мне. Что после допроса ликвидирован.

– Милорд… прошу прощения, но всё это ничего не говорит о его родине. Наши учёные…

– Это уже не их дело. Если забудут – напомните, что в Империи вопросами Силы занимаюсь я. И только я.

– Слушаюсь.

 

Линн долго молчал. Ночь отсчитывала мгновения того времени, когда он уже стал – знать. Душу захлестнула безумная жалость: как бы хотелось вернуть всё назад, Создатель с ним, с моим страхом, с тем, что до жути хотелось к нему, рассказать, избавиться… Эгоистично хотелось, да. Лучше было промолчать…

– Нет, – вдруг отозвался он. – Не лучше.

– Почему?

– Потому что это не просто сон. Видишь ли, я… я как-то давно уже знаю, что он – Вейдер. Был Дартом Вейдером. Никуда от этого не денешься, и… я привык. Да и ты, по-моему, тоже.

– Ну… в общем, да.

– Ну и вот… Да, эти сведения, доказательства, обвинения, его собственные показания шокируют, но ничего не прибавляют. И в отношении к нему ничего не меняют. По крайней мере, у меня. Только… если ты отшатнёшься, станешь думать…

– Нет.

Боится. Нет, он не хотел обидеть подозрением, просто у него это самый большой страх… у каждого свои страхи, не надо на это злиться. Не стоит.

– Не отшатнусь. Пойми, просто не смогу. Можно я не буду тратить слова?

– Да. Спасибо…

…а наутро в Центр обратились сотрудники из музея Академии. К ним пришли странные существа, похожие одновременно и на людей, и на ящериц, по-галактически они говорили с трудом, но сумели объяснить, что хотели бы вернуть себе один из… экспонатов. Говорят – мёртвый боруг просит, чтобы его тело похоронили со всеми обрядами, иначе он не может уйти на новое воплощение. Сотрудники вежливо попросили подождать, а сами обратились и к нам, и к психиатрам, ибо мало ли что может значить заявление о разговоре с покойником…

 

* * *

Было страшно – видеть его абсолютно спокойным. Голос был не тем, который знала – и боялась – Галактика, но интонации, манера говорить, манера строить фразы… всё сохранилось и никуда не ушло, и даже если бы у кого-то и закралась мысль о том, что это не Вейдер, а подмена, мысль улетучилась бы – сейчас.

Он рассказывал следствию об операции на планете боругов. Это была его первая операция в качестве тогда ещё не главнокомандующего: советника Императора. С неё началось его восхождение к вершинам военной власти, – и  после неё ни одна живая душа не осмеливалась его ослушаться.

Он смотрел на запись, которую тогда, давно, демонстрировали в открытую: не для того, чтобы раскрыть какие-то тактические секреты, но просто – для устрашения. И для того, чтобы представить его миру. Может быть, это было повтором того же, как Император поступил когда-то с разгромом Ордена, с теми же целями… а может быть, и нет.

Он давал пояснения. Куда и сколько было направлено кораблей. Принципы отбора целей. Количество жертв. Что-то он помнил сам, о чём-то советовал свериться с военными архивами. Говорил, с какими именно, и где искать.

Его голос был ровным и почти неживым.

Да, он знал, что после проведённой операции на планете произошёл ряд экологических катастроф, которые не предусматривались планом. Да, он знал, что после открытого показа документальной записи на планету тайно высадились повстанцы и пытались эвакуировать хоть кого-то из уцелевших. Да, он знал, что им удалось спасти слишком немногих – для того, чтобы эту попытку можно было бы счесть успешной. Да, военные не препятствовали. Почему? Чтобы противник, почувствовав себя в безопасности, раскрылся и показал больше, чем хотел бы сам. Результат? Вполне удовлетворительный. Сопротивление в ту пору ещё только начинало организовываться, и даже типы входящих в него кораблей говорили о многом. Об их происхождении, например. И о том, – соответственно, – где следует усилить разведку.

В это время в музее Академии родственники убитого им боруга ходили со священным пламенем вокруг витрины с телом и, раскачиваясь, пели заклинания. Их пустили, ничего не пообещав, следили за каждым шагом, кто-то из этнографов с холодным научным интересом записывал их обряд через следящие камеры, а они ничего не замечали и выполняли свой долг – отпустить и проститься.

 

* * *

Мы с Линном вместе пошли ругаться с директором музея из-за того, что хватит относиться к боругам по-имперски, как к низшей расе, им и так досталось, и если они просят похоронить своего товарища, то надо это сделать, всё равно уже биологи выжали из несчастного всё, что могли, и держать его экспонатом в витрине как-то совсем не по-людски… не говоря уже о том, что не по-боругски.

Директор отбивался, возводил глаза к небу и заявлял, что если вот так создать прецедент, то за своими сокровищами, хранящимися в недрах музея, заявится вся Галактика, растащит их в свои ненадлежащие условия хранения, и от ценностей ничего не останется.

Мы не сдавались. Сокровища – это одно, а боруг – другое, поскольку сокровища не приходят к живым и не пристают к ним со своим желанием изменить посмертную участь, обитатели соседних витрин лежат тихо, а вот этот...

Директор тоже не сдавался, посоветовал мне побольше спать по ночам и поменьше… ээээ… работать. Я не успела рта раскрыть, как Линн возмутился, и директор враз осознал, что перед ним сын Вейдера, как-то стремительно потускнел и увял. Правда, Линн увидел произведённое впечатление и быстро остыл: пугать людей в его планы не входило и не доставляло удовольствия. Директор некоторое время ловил ртом воздух, вспоминал галактический язык, потом извинился, и вопрос был закрыт. Впрочем, боругу это ничем не помогло.

Мы вернулись к поднятой теме. Вокруг темы на тот момент уже закончили совершать положенные обряды, а боруги тихо и убедительно выстроились за нашими спинами в кабинете директора. Линн посмотрел на боругов и на директора: последний собирался стоять насмерть за свои экспонаты и боялся, что это придётся делать в прямом смысле слова. Межрасовый мордобой в стенах Академии нас совершенно не вдохновлял, поэтому Линн задумался о компромиссе, а я попробовала поискать какие-нибудь здравые идеи. Идеи прийти в голову не торопились, компромисс почему-то тоже. Обстановка накалялась.

Ситуацию спас видеофон. Бедный директор, жестами извиняясь, подошёл к аппарату и попытался изобразить деловой нормальный тон. Боруги скептически наблюдали за его усилиями.

«По-моему, он очень хочет сдаться, но не знает, как это сделать, – телепатически сказал Линн. – Но и экспонаты ему тоже жалко…»

«По-моему тоже… – мысли мелькали, как в калейдоскопе. – А что, если… нет, боругам же негде жить, пока их планету приведут в чувство, много лет пройдёт… да и денег они не найдут – филиал этого музея делать там, где они живут… надо отдавать и хоронить, деваться некуда, но если и правда налетят желающие вернуть своё добро, от музея ничего не останется.»

«Филиал? А что, это мысль…»

Линн дождался, пока директор освободится, и заговорил. Ну да, лучше вслух, боруги хоть и понимают галактический с пятого на десятое, но если при них красноречиво молчать, будет хуже. Боруги переминались с ноги на ногу, директор нервно теребил первое, что попалось под руку, вроде бы даже не особо ценное и важное. Наконец директор с Линном договорились до чего-то более-менее вразумительного, и настал более тяжёлый момент: уговорить боругов, что не отдавать им тело прямо сейчас будет лучше для всех. Линн вздохнул и приступил. И идея с филиалом провалилась сразу. Они никогда не занимались историей так, как это делали люди, им были глубоко безразличны и непонятны наши проблемы… и мёртвый родственник их уже достал. В этом я могла с ними согласиться, снился он весьма настырно и эффектно. Линн с большим скрипом выдрал у них согласие на то, чтобы изъятие тела произвели не сразу, а когда про них несколько позабудут, чтобы не поднимать ненужной шумихи, директор предложил по-тихому заменить экспонат, и боруги наконец-то ушли. В кабинете стало намного просторнее.

И мне внезапно стало ясно: ничего не закончится. Это просто месть. Боруга убил Вейдер. Будучи нематериальным, боруг долго следил за нашей жизнью… и вот добрался до своего убийцы. А что, неплохая месть – через нас. Через Линна, – человека, который Вейдеру дороже всех.

Линн обернулся: в ярких глазах была тревога.

 

* * *

– Йаллер, отвлекись, пожалуйста. Нужна твоя помощь. Или хотя бы совет.

– Да?

– Этот боруг. Он ведь не один такой, у лорда Эльснера большой послужной список… эй, полегче, я же ничего особенного не сказала! От такой улыбки можно заикой стать!

– Извини. Я не хотел тебя пугать. Просто мой собственный, как ты выразилась, список несколько подлиннее.

– Я в курсе, только твой никакого отношения к сегодняшнему дню не имеет, в отличие от списка лорда Эльснера. И что же, теперь они все будут толпами заявляться сюда и жаждать мести? Или они там между собой договорились, выбрали самого одарённого Силой и делегировали полномочия? Меня такой расклад как-то совсем не радует.

– И не только тебя, поверь.

– Ну так вот. Что будем делать? Точнее, что ты посоветуешь?

– Подумать. Во-первых, сны и души умерших – это несколько не по моей части… у меня была другая специализация. А во-вторых – даже если мы соединёнными усилиями до них достучимся, то как ты себе представляешь противодействие мёртвым? Да и не уверен я в том, что они все вот так маются неупокоенными. Это же фактически бессмертие, а люди этого не любят.

– Люди-то да, но он же воевал с Владеющими Силой. А эти учились вовсе не для того, чтобы покорно уйти и потерять свою личность, начав следующую жизнь с нуля. Вот как бы это проверить?

– Ну и задачка… Послушай. Я не могу ничего обещать…

– Да и не надо…

– …просто, пойми, когда мы, руниа, принимаем материальный вид, наша связь с миром нематериальным сильно меняется, и не в лучшую сторону. Для нас быть материальными – это… ну, наверное, как для вас – наоборот, умереть… потерять тело.

– Чуждый образ жизни?

– Пожалуй. В общем, есть сложности. Я попробую что-нибудь разведать, но ручаться ни за что не могу. И главный вопрос: ну, допустим, я действительно обнаружу этот… заговор. И что вы будете делать? Махать факелами и хороводы водить, как боруги?

– Не знаю!

– Ну вот… Да не плачь же, я вовсе не думаю, что всё так безнадёжно… и что вообще всё так, как вы боитесь.

– Мы?

– Ну да… до тебя приходил Линн. С тем же вопросом. Почти с тем же. Спрашивал – как можно тебя оградить…

 

II

* * *

Сначала он подумал, что их только двое, – посадил флайер во дворе своего особняка и заметил движение возле стены. Потом оказалось – нет, их больше, намного больше… он не успел поднять тревогу, как его оглушили из парализатора, кинули в его же машину, и она с опасным креном взлетела, взяв курс прочь от дома, прочь от Кер-Сериндата, куда-то в наступавшую с востока ночь. Везли долго, у него болело всё тело, – парализатор не причиняет вреда, как же, враньё, как всегда… А потом флайер приземлился где-то на высоком берегу над Сериндой, и вдали были видны бесчисленные огни огромного города, до которого не докричишься, – не позовёшь на помощь.

Один из похитителей – в угасающем свете они включили фары, чтобы он видел их всех, – остановился перед ним. Его заставили встать на колени.

– На основании показаний выживших свидетелей и жертв ваших преступлений мы вынесли вам приговор. Заслушайте.

Он вздрогнул. Приговор?! Да кто же, кто эти люди, как обошли охрану?..

– …на протяжении ста тридцати семи лет службы Империи вами были найдены и отправлены на смерть…

– Я…

– Молчать. Отправлены на смерть…

Имена, имена, имена… он не помнил их всех, но сейчас, когда холод близкой смерти сковал душу, за каждым именем вставало – дело, следствие, разбирательство, поимка, отправление в руки имперского суда. Да, либо на смертную казнь, либо в лагеря. А что ещё делать с ними, преступавшими закон, пытавшимися любым способом разрушить Империю? Да, их было много…

– По свидетельству…

Надо же, выжили. Ну да, после гибели Императора лагеря открыли, и поток бывших заключённых хлынул на прежде очищенные от этой швали планеты.

– …вы приговариваетесь к смерти. Да покарает вас Создатель на том свете столь же неумолимо, как караем мы вас на этом. Если желаете, можете помолиться.

– Нет.

– Хорошо.

Дуло бластера опустилось и глянуло в глаза. Последней мыслью было: что ж, хорошо хоть – сразу…

Алая молния на высоком берегу Серинды вспыхнула и угасла.

Через несколько дней пропавшего следователя, ведущего дело Дарта Вейдера, нашли мёртвым с приговором в кармане.

 

* * *

…и в Кер-Сериндате разгорелся скандал. Даниель Озен закручивал гайки, искал виноватых, пока никого не снимал, но это явно было не за горами, полиция прочёсывала планету в поисках мстителей, боруги отчаянно доказывали, что они тут ни при чём… а передо мной враз выцвела и потеряла всю свою радость весна. Линн включился в подбор кандидатуры нового следователя, и мне совсем не хотелось вешать на него ещё и мои проблемы.

Предчувствия. Они оба, и Линн, и лорд Эльснер, настойчиво советовали прислушиваться к ним. И что?

Прислушалась.

Связала появившееся в голове слово «месть» с несчастным убитым боругом. И что?

Он больше не снился. Ни на следующую ночь, ни после, ни через неделю. Никаких признаков нематериальных сборищ Йаллер не обнаружил.

Получилось, я обвинила человека… то есть боруга… ну, неважно… Короче, оклеветала. А он, к тому же, ещё и мёртвый, – не извинишься и ничего не исправишь. И, судя по всему, он и вправду упокоился, ушёл на новое воплощение… если мы тут все вместе не ошибаемся так глубоко и жестоко. Ещё, – и это гораздо хуже, – моё предчувствие, неправильно переведённое на человеческий язык чувство будущего, привело к тому, что мы не смогли предотвратить реальную и совершенно материальную месть. А кто другой, кроме самого Владеющего Силой, может и должен разбираться в своих предчувствиях?! Следователь сейчас был бы жив, и не пришлось бы нам всем задыхаться от бессильной ярости на кладбище Кер-Сериндата…

Лекция пролетала мимо ушей, а за окном почему-то продолжало сиять солнце.

А вечером Линн сказал, что Йаллер нашёл на забытой всеми звездолётами планете школу Владеющих Силой, которую Империя всё-таки умудрилась прошляпить, и что там произошёл какой-то Силовой катаклизм, и надо лететь туда, чтобы разобраться и срочно включить их в наши дела, потому что какие бы они ни были отсталые и примитивные, а Владеющими Силой не разбрасываются, и… Я робко заикнулась о том, что тут на меня надвигается сессия, но он решительно заявил, что сессия никуда не денется, а тирдакти надо хватать, пока их не взяли в оборот какие-нибудь деятели вроде астланских, которые мешают жить законному правительству…  и мы полетели.

 

* * *

Я вывела звездолёт на орбиту планеты тирдакти. Глухомань – это, пожалуй, даже и хорошо… хотя кому как. А в том краю, куда нам, похоже, было надо, надвигалась осень, после весны Кер-Сериндата от этого было заранее неуютно, и мы даже замолчали, пока звездолёт садился.

Осень наступала тихо и безжалостно, её стремительно холодеющие ночи властно показывали людям, насколько именно они слабы. Осень загоняла людей в дома – греться, она заполняла всё пространство от земли до ясных небес, она говорила: размечтались, разбегались тут в лёгкой одежде, вообразили себя свободными, а вот нет же, ощутите, насколько именно вы лишние, подите прочь, забейтесь в свои обогретые искусственные норы и терпите, пережидайте мою власть и холод, ждите, пока я не смилостивлюсь и не позволю вам снова высунуть нос на улицу. Я – владыка.

И впереди – только обязательность того, что придётся нырнуть под тёмный покров ночи наступающей зимы, которую непременно приведёт за собой осень. Приведёт – чёрную, безжалостную, смертельную и неодолимую.

Людям нельзя смотреть на умирающее лето. Осень разденет его до голых ветвей, омоет дождями, а людям останется делить его наследство, урожай, – и только. А потом придёт зима и укроет покойника белым саваном снега.

И людям придётся жить дальше – без него. Холод разделит их, они будут перебегать от одного очага тепла к другому, а лето будет уходить всё дальше, всплывать в счастливых снах, которых будет становиться всё меньше. А позже, когда зима развернётся вовсю, она придёт и в сны, и будет казаться, что нет ничего, кроме зимы.

Что она будет властвовать вечно.

Но пока властвует осень. И истончается грань между материальным и нематериальным, – потому что в мире умирает лето. И приходит время вещих снов. И острая бесконечная высота небес отзывается незримым колоколом в душах. И в безумной высоте сияют огромные и колючие осенние звёзды.

И люди понимают, что они не могут победить осень.

Они не могут осветить стремительно темнеющие просторы родной земли. Им не хватает на это ни сил, ни света.

И они зажигают огонь в своих душах. Они собираются вместе, чтобы противостоять темноте, холоду и смерти – там, за окнами. Они входят в дома и в залы, чтобы привести туда жизнь, – музыкой и танцем, свершением и разговором. Они плетут незримую ткань жизни словами и поступками, встречами и устремлениями, радостью и смехом.

Ведь только так можно добраться до весны.

 

* * *

Пока звездолёт садился, Линн вдруг посмотрел в сторону небольшой реки, которую перегораживала плотина. Я коротко глянула в ту же сторону: сверху шла широкая серая волна, под деревьями было не совсем видно, какой именно она ширины, но было очень похоже, что жители города ниже плотины крепко влипли, если у них не предусмотрено каких-то экстренных водоотводов.

– Во флайер, – быстро скомандовал Линн, едва мы приземлились. – У них, похоже, нет ни коммуникаций, ни связи, ни оповещения... Это может быть опасно.

 Мы пересели. Мельком подумалось: хорошо ещё звездолёт на высоком месте, если тут и вправду случится потоп, мы всё-таки улетим…

Флайер был небольшим, маневренным, отлично помещался в ангаре «Скитальца»… и в конце концов заменил мне переделанный синий гравикар, прошедший столько планет и встрясок. Что поделать, техника не вечна, и не стоит разводить по её поводу ненужной ностальгии. Ничего ему не сделается, никто его не переплавит, просто стоит себе на заслуженной пенсии и даже ездит, когда охота.

Мы летели низко над облетевшими деревьями. Город на реке, другие – где-то очень далеко… как же их так разбросало по планете, если тут и так мало народу? Или они так сильно друг друга любят, что постарались оставить меж собой как можно больше лесов и болот? Нет, так, конечно, лучше, – планета большая, места всем хватит, а довоеваться до полного вымирания нормальным людям всегда неохота…

Я любила летать, – когда внизу бешено проносится земля, когда ты – свободен, а машина послушно выполняет всё, закладывая в небесах виражи. А сколько было теперь уже, после войны, гонок с Линном, когда мы выписывали на спор кренделя вокруг небоскрёбов деловых кварталов Кер-Сериндата!.. Мы вытаскивали лорда Эльснера быть судьёй, и ему, похоже, нравилось…

А теперь флайер добрался до холодной смертельной волны, неудержимо несущейся вниз по течению.

– Плотина, – сказал Линн. – Что за люди, дикость какая-то… никакого жилья, некому предупредить, наверняка сидят и в ус не дуют…

Я развернула флайер. Если Линн на подлёте включит сканер, разберётся в планировке того, что там есть внутри, с помощью Силы откроет отводной шлюз, то плотину не прорвёт…

Плотина стремительно приближалась, – техника, чтоб ей, только бы она поспела за нашими устремлениями. Только бы не отказала. Только бы…

На подлёте с помощью Силы ничего не получилось.

Флайер висел над краем плотины, – насыпь, земляная, при таком напоре, с которым идёт волна, тут не останется камня на камне. Город отсюда просматривался отлично, а над головой висело серое хмурое небо.

– Так, – Линн сжал руки. – Потому-то Империя и не добралась сюда, – в плане Силы тут почти нечего ловить… Придётся вручную. Высади меня на плотине и займись оповещением города, мало ли что.

Я кивнула и развернула флайер. Казалось, серая вода сейчас всплеснёт и дотянется до машины. О том, что именно «мало ли», думать было категорически нельзя. Если он погибнет… Заткнись. Не смей. Да, это слишком реально.

Я не стала сажать флайер, – открыла дверь, и Линн спрыгнул вниз, почти слетел, на миг захолонуло сердце: красиво… Не оглядываясь, понёсся ко входу в рабочее помещение. Сколько там бежать? Какой этаж? Работает ли лифт? Когда они вообще в последний раз были на плотине, эти заразы местные жители? Почему, в конце концов, мы, чужие, должны делать за них их же работу?!

Город казался маленьким, или это на воде так путаются расстояния, – не понять, просто надо нестись между серой водой и серым небом, выжимать из машины всё и не думать, не думать, не думать о том, что Линн сейчас бежит по стальным коридорам, ломится в запертые Создатель знает когда двери, вышибает их, – с небольшого расстояния здесь всё-таки должно же что-то получаться, тут даже телепатия работает, хоть немного, я ведь слышу его тревогу, или – это я слышу, потому что… а другой бы не смог?..

Берег. Приближается. Наконец-то. А Йаллер ещё спрашивал, не скучно ли мне стало жить теперь, когда жизнь перестала быть войной и стала мирной учёбой и работой… Да, как же. Покой нам только снится, да и то не каждую ночь… и не успеваешь надышаться им в полной мере.

Город. Жители на улицах недоумённо смотрят в небо на чужой, слишком низко летящий флайер. Ничего не понимают. Я бы на их месте, надо полагать, тоже ничего бы не поняла. Оповещения нет, ничего нет… Тот, кто задумывал этот кошмар, имел полное право надеяться на успех. От серой воды веет смертью. Это – осень. Она решила обрести плоть и увлечь живых за собой. Кто-то подговорил её и направил. Кто?!

Город. Центральная площадь. Надписи на зданиях на местном языке, на галактическом ничего нет. Плохо. Но с телепатией и я с ними объяснюсь, ничего страшного… Ничего страшного. Просто надо – скорее.

Ворваться в здание городской администрации, поставить на уши всех. Представиться. Быстро. Внушительно. Убедительно. Вопросы пресечь, поднять тревогу. Оповещение. Да что же они так медленно!.. Ну наконец-то.

Над городом – резко и жутко – раздаётся тяжёлый низкий звон, от которого мороз продирает по коже. Тревога!..

Городской глава не хочет уходить, смотрит на меня, как на спасение. Какое я ему спасение, он что – с ума сошёл? Поднялись на крышу, – я, он, ещё несколько человек. Улицы все в народе, сразу возникли и стали заметными люди из охраны порядка. Хорошо, хоть у них это есть, а то некоторые в подобных поселениях считают, что у них вообще ничего приключиться не может, потому как такое захолустье, что даже бандитам тут нечего ловить…

 …а когда накатывает ощущение, что ты сделал уже всё, и остаётся только ждать, – осень вцепляется в тебя когтями холода и пробирает до костей. Ждать. Беспомощно сжимать кулаки и изо всех сил желать, чтобы гнетущая тишина не оборвалась взрывом, чтобы разлитая в воздухе смерть не забрала с собой – его. Ждать. Не пытаться докричаться: вдруг помешаешь, нельзя… слишком страшно. И уже не доверяешь ничему, – ни собственным чувствам, ни реальности времени, боишься обмануть себя, боишься надеяться… боишься всего.

И очень скоро я попросила у главы города разрешения уехать. Он выслушал про Линна, сочувственно покивал – и предложил взять с собой кого-нибудь из своих людей. Я удивилась: зачем? Наверное, у меня был совсем отчаянный вид… может быть, ему просто стало меня жаль, и он не хотел, чтобы я ждала одна?.. Я согласилась, и флайер снова взлетел, серая вода накренилась за бортом, по ней бежали мелкие волны, и снова, снова обступил тот же пейзаж, он застыл, он мучил, он не отпускал, уже невозможно было смотреть на него, город позади и плотина впереди, далеко… и подступающая к краю плотины смерть. С флайера её не было видно, но от этого она не становилась менее реальной.

А потом я почти увидела, как Линн, добравшись до нужного зала, с расстояния вскинул руку, и рычаг рванулся вниз. И с шумом открылся шлюз, выпуская воду. И смерть стала отступать, терять силу… но, обозлившись, развернулась и яростно вцепилась в старые конструкции, которые давно никто не трогал.

От глухого далёкого грохота мы вздрогнули оба, и я, и охранник, я заметалась: лететь? бежать? куда?.. потом я услышала – почти шёпотом: есть аварийный выход, он должен найти его, это близко… он выводит вверх, на склон, там внутри лестница, специально для таких случаев… вы же знаете, он должен найти его, должен, не может не найти… И обрушилось понимание, что ты всё-таки можешь что-то делать, а не мучительно ждать, и рука рванула штурвал сильнее, чем нужно. Машина поднялась к высокому отвесному берегу, – да, вот же, я вижу, это правда выход, как же неудобно он устроен, или оползни обрушили какой-то подход? Да, вроде и правда оползни были когда-то… Машину тут не посадить, придётся подняться на самый верх и ждать. Он должен выбраться из-за обрыва. Должен.

Осенняя тишина и серое небо подступили близко и заглянули в стёкла флайера. Здесь небо гораздо ближе, здесь открытое пространство… и оттого только тяжелее. Небо. Не надо ему туда. Пожалуйста, не надо…

Мы долго ждали, отгоняя жуткую мысль о том, что это – всё… Но наконец Линн появился на склоне, тяжело дыша, весь в ссадинах, замызганный до изумления – но живой.

– Катастрофа отменяется, – хрипло выдохнул он.

В ответ тишину взорвало эхо от наших радостных воплей. Линн смущённо улыбнулся и неуклюже полез вверх.

 

* * *

До тирдакти мы добрались только через три дня, – было ясно, что они должны были облюбовать себе место, больше концентрирующее Силу, чем везде, летали, старались что-то ощутить... наконец нашли.

Линн долго договаривался с их советом магов о том, чтобы они выслушали нас. Пока они общались, у меня возникло нехорошее предчувствие: не те это люди, ну не те, и всё, не сложится у нас с ними ничего, хотя не пробовать – нельзя.

Идти через строй хижин, полных настороженных женщин и чересчур послушных забитых детишек было неловко, но путь был только один, а над головой сходились ветки облетевших деревьев.

Мужчины ждали, сидя вокруг почти погасшего костра, дымили длинными трубками, – сразу защипало глаза, одурманил крепкий пряный запах. Линн задержал дыхание – и шагнул вперёд, под прицел десятков пар глаз. Мелькнула мысль: как же всё-таки своеобразно красивы эти желто-коричневые украшения из перьев и птичьих костей…

– Твоя женщина не должна быть здесь, – ударило, как пощёчина.

Линн вздрогнул.

– Она тоже маг, как и я.

– Это твоя женщина?

Линн кивнул. У меня горели уши. Да что же это такое, что за наглость – вот так лезть в чужую жизнь, раздевать публично, рассматривать под увеличительным стеклом!..

– Женщинам место в доме, а не на совете.

– Она маг, – с напором сказал Линн и повернулся ко мне. – Покажи.

Я взглянула в упор на того, кто требовал прогнать меня. У него дёрнулся уголок рта. Не привык к тому, что женщина может ему не подчиниться?

Я вздохнула. Если бы Линн отрёкся, было бы хуже.

Костёр почти догорел, только тлели угли. Йаллер, правда, мог такие вещи делать и вовсе без реального огня, но это была бы уже иллюзия, я так не умею... а Йаллер всё время твердит, что это не его сильная сторона. А ещё он говорил, что всё нужно делать эффектно, чтобы производить нужное впечатление на зрителей. Ну ладно…

Я подняла руку. Тлеющий уголёк послушно разгорелся, вспыхивал и угасал вслед за движениями, пламя взвилось, разделилось на две части – и я развела руки в стороны, два огненных языка следовали за ними. Они свивались и расходились, потом пламя взметнулось высоко, почти до нижних веток деревьев. Костёр затрещал, сразу стало теплее… и я резко опустила руки. Погрелись – и будет, ещё мне не хватало обогревать их за такое хамство. Если они действительно Владеющие Силой, а не притворяются, то должны почувствовать, что Линн мне не помогал…

Огонь погас.

Линн стоял, скрестив руки. Правильно, не надо ничего говорить. Пусть сами что-нибудь выдадут.

– О чём вы хотели спросить? – раздался один из голосов.

Я поняла, что извинений не дождусь, и единственное, на что они способны, – это признать моё право на пребывание здесь, сказав «вы».

– Вы знаете про наводнение, едва не погубившее город, – жёстко сказал Линн. – Это ваших рук дело?

– Нет.

– Докажите, – потребовала я.

– Разве ты не слышишь, лгут ли тебе, маг? – спросил старик.

Глаза Линна сверкнули: побеждённые тирдакти не оставили попыток унизить меня. Я усмехнулась.

– Я-то слышу, но для людей из города слова – пустой звук. Они знают, что дожди вызваны с помощью Силы. Если это не вы, то больше некому… а словам они не поверят. Докажите, иначе самым лучшим, что случится с вами, станет изгнание. Цивилизация издревле защищается от слишком могущественных магов, и вы с нею не справитесь. А мы не станем воевать с цивилизацией, приняв вашу сторону.

– Мы могли бы и не приезжать, – заметил Линн. – Пустить дело на самотёк, позволить цивилизации убить большинство из вас, а затем демонстративно спасти оставшихся. И тогда вы были бы вынуждены делать всё, что мы от вас потребуем.

Под высокими голыми ветками повисла мёртвая тишина.

– Так в чём всё-таки причина наводнения?

– В Хранителе Дождя, – медленно сказал один из тирдакти. – Он дорвался до свободы.

 

Он шёл в толпе – один, в белом, и вокруг не было никого. Один – и толпа. И шаги по месту, на котором оставила свои следы Смерть. На каждом шагу здесь была отнята чья-то жизнь, взлетел к небу последний вздох, обратился последний взгляд – в надежде, которая не умирает и последней.

Он шёл по Следам, соединив руки, и нельзя было разжать их. Он был один-на-один с ними – с теми, кто умер здесь, и потому живые не существовали. Только путь, долгий путь, путь над костями, по серой земле. Не было вокруг никого, хотя вокруг и шло, и стояло множество людей, которые тоже вспоминали. А потом жесты остановили толпу, и к стене, возле которой убивали, он подошёл один. Ветер трепал белые волосы, белую ткань, ветер, – который когда-то точно так же дул в лица умерших, ветер, который помнил и звал. Он был один. Он говорил с Создателем о тех, кого не вернуть, на кого рухнуло беспощадное и жестокое – навсегда. Он говорил с Ним долго, и молча стояла и ждала толпа. Ветер и тишина отделяли его от людей, ветер, и время, и пространство, и не было ничего – только тонкая невидимая нить, только белое сияние, только сложенные руки. Страшно – прийти, и невозможно – не прийти, тяжело – знать, и невыносимо – не знать.

Он был из народа, породившего убийц.

И никто не посмел взглянуть ему в глаза.

 

Когда он остался один, то рухнул в кресло – без мыслей, без сил, с одним желанием – чтобы поскорее пришла милосердная ночь, и чтобы у него получилось заснуть.

Дождей не было. Когда убивали Хранителей Дождя, небо гневалось, рыдало, затапливало землю… а потом, приняв в жертву жизнь последнего, умолкло.

И с тех пор оно молчало.

 

Нельзя прятаться вечно. Не получится. Земля иссохла.

Она уцелела тогда. Уцелела – чтобы стать началом нового рода. Больше в её жизни не было смысла, и жизнь её окончилась.

Он боялся голоса крови.

Боялся того, что однажды – в вечной засухе – в ушах зашумит никогда не слышанный дождь, что потянет куда-то ввысь, потянет слиться с небом. Стать – тучами, раствориться в грозе, пронзить молнией землю и исчезнуть – чтобы снова пошёл дождь.

Он боялся и делал всё, чтобы оградить себя от этого.

А время унесло с собой тех, кто убивал, и принесло стыд.

Они – поняли.

Их страх перед Хранителями Дождя был напрасен.

Да, Хранители Дождя убивали.

Да, они выбирали одного и приносили его в жертву. Раз в год, чтобы шёл дождь.

Они думали, что – ради дождя.

Остальные боялись и убивали – их. Сначала – исподтишка и редко. Потом – объявили охоту и загнали. Всех.

 

Ночь пришла. В душной тишине равнодушно мерцали звёзды.

Они пытались задобрить убитых. Уже много лет – без приказа, по одному, как только позволял удушающий зной, люди приходили на место давней бойни, зажигали голубые огоньки памяти и молились. По писаному. Своими словами. От страха и от души. Кто как умел. Но ответа не было. Никто не снился тем, кто решался провести там ночь. Не проявлялись знаки, события, слова, указующие путь.

Ответом была тишина.

 

Он вглядывался в ночной мрак. Издалека доносился плач – ровный, безнадёжный, ритмичный. Так – провожали. И если не будет дождей, то проводить придётся всех – до тех пор, пока не настанет день, когда некому будет провожать.

Он боялся. Они годами изучали – о, как страстно, мучительно изучали древние тексты, ища ключ к загадке дождей!.. Он боялся, что ответ будет найден, и что он будет тем, который знали убитые.

Но древние книги молчали.

Он знал, что уцелело несколько из женщин Хранителей Дождя. Нет, – не так: женщины Хранителей Дождя уцелели. Они прятались, потом во многих семьях глухо передавались легенды о матерях, которые пришли из ниоткуда, вошли и сели у очагов, глядя невидящими глазами в огонь. Никто не смел задавать им вопросы.

 

Далёкий плач приближался. В иссохшей, ставшей камнем земле было трудно рыть могилы, он знал: тела сожгут, а уголья раскидают по земле и затопчут. Огонь загорится неподалёку, он увидит всё, – и впалые глаза, и тоску в них, и зависть к тем, кто уже не будет страдать ни от зноя, ни от голода…

Он смотрел из окна. Голубые огоньки памяти, воздетые в горькой отчаянной мольбе руки, – и плач, надрывный, непрерывный, разрывающий душу. Зачем они – здесь?.. Неужели больше нет места?

Он осознал, что на него смотрят, когда было уже поздно скрыться, сделать вид, что тебя не было… Чёрный от отчаяния взгляд упрекал, требовал, спрашивал: а твоё покаяние так же бессмысленно, как и наше? Или ты – лгал там, на могилах убитых?

Он отшатнулся, как от удара. Он – лгал? Но почему, почему вдруг, разве… да, при стечении народа, но он же был искренен, ему было плохо… как никогда.

Когда он нашёл в себе силы вновь взглянуть туда, там уже горел погребальный костёр. Он не мог определить, кто из исхудалых почти скелетов безмолвно требовал от него ответа, и страшился – узнать.

 

Наутро было тихо. Где-то вдалеке была жизнь, точнее – была попытка жить. Раннее утро своими дуновениями давало призрак надежды, которая никогда не сбывалась.

 Он вышел в раннее утро. Хотелось плакать, но он не мог… как и все, давно уже никто не мог плакать, – разучились. Он глянул в белёсое, обещавшее снова залить землю зноем небо – и понял, что больше не выдержит, что больше нет сил молиться, кричать небу, звать о помощи, которой неоткуда прийти, что он сейчас рухнет под грузом безнадёжности, но его смерть тоже ничего не изменит и ничему не поможет…

Он упал ничком на мёртвую землю, плечи содрогались от невыплаканных слёз. Зачем? За что всё это – ему? Тем, кто не убивал? Тем, кто не виноват? Почему они должны умирать, словно в уплату за погубленные давным-давно жизни? И это – твоя справедливость, Создатель?!

Смерть. Он вдруг замер. Смерть – жертва… Сны о тучах, которых он никогда не видел. О ветвистых яростных молниях, в которые можно обратиться. О громе и дожде…

Смерть – жертва…

Он встал.

Не думал, не молился, не кричал, – просто увидел.

Закрыл глаза и заставил себя – видеть.

Белёсое небо… высоко над головой, там, где вскоре соберутся солнечные лучи, возникнет пелена лёгких облаков. Она родится из этой мглы, мгла сгустится, потемнеет, солнце будет проникать сквозь облака с трудом, и на землю падёт тень. А потом…

Он услышал вдали крики, но не позволил себе отвлечься. 

Высокие тучи над головой, зовущие, кружащиеся воронками, к ним притягивается взгляд, всё существо стремится к ним, ветер… Ветер срывает с мёртвой земли пыль и швыряет её в лицо, треплет белую одежду.

Он открыл глаза – оттого, что белый широкий ворот бросился в лицо.

И застыл.

Страх ушёл, был лишь восторг, дикий, окрыляющий восторг – от крутящихся в небе туч, от резких и жутких лучей солнца, изредка пронизывающих облака и указывающих на землю, от далёких криков высыпавшего на улицы народа.

Он понял, что остался последний шаг – туда, ввысь.

Он знал, как это сделать, – не знал, откуда, но это пришло из глубин снов: потянуться к небу, принять на себя его мощь, войти в тучи… и рассыпаться мириадом капель, готовых пролиться на землю…

И он сделал этот последний шаг.

И тело старика в белом рухнуло на землю.

 

Когда к нему подбежали, он уже смотрел на них сверху: он был надвигающейся грозой, он видел во все стороны, он – знал, чувствовал… он – мог.

И на растерянных, придавленных его смертью людей обрушился ливень.

 

«Послушай… а ведь вот так Йаллер их и почувствовал, – на уход Хранителя Дождя нужна была Сила, которую до него в таких масштабах тут никто не задействовал…»

«Да, похоже.»

 «И… помнишь, я нашла легенду с Диса о том, как Страж Пути спасал людей во время какой-то очень мерзкой эпидемии? Провожал через Переход, причём там была целая толпа одарённых Силой, сбежавших от Ордена? Как же его звали… да, Райнер Окати.»

«Да, помню, мы ещё переживали, что на Дисе не знают ничего о том, куда… Думаешь, это сюда?»

«Не знаю… не уверена. Но эти хорошо одичали, вполне подходят на роль таких вот потомков спасённых.»

«Проверим,» – отозвался Линн и поднял голову.

 

* * *

– Ну и как? – мы с Линном вместе стояли над душой у Севийяра.

Тот осиял нас своей ослепительной улыбкой и пожал плечами.

– Судя по вашим записям, язык тирдакти не имеет ничего общего ни с каким из основных языков Диса. Извините…

Я расстроилась. Опять мимо, как с местью и боругами… Ну когда же я научусь наконец пользоваться своими предчувствиями нормально?!

Линн успокаивающе коснулся моей руки.

– Не переживай.

– Ну да, не переживать… и вообще, зачем ты меня с собой брал? Я от себя как-то пользы не вижу.

– А я вижу, – уверенно сказал Севийяр. – Так что перестань нести чушь. Она тяжёлая!

– А ещё когда человек становится чушеносцем, то огорчает тех, кто рядом, – заключил Линн. – Так что…

Я попробовала перестать быть чушеносцем и перестать огорчать окружающих. Окружающие выразили надежду, что в дальнейшем я не буду вешать нос, и пожелали удачи: предлог в виде работы закончил своё магическое действие, и предстояло всё-таки сдавать экзамены.

– И ещё, – попросил Линн. – Ты сомневаешься в себе, в своих умениях… и не веришь мне.

– Я верю, но…

– Ты считаешь, что я слишком хорошо о тебе думаю, – он грустно улыбнулся. – Я не спорю, это всё так, а ещё я хиннерваль без году неделя, так что раз ты сомневаешься – обратись к отцу. Он будет рад помочь, честное слово.

– К нему без веской причины как-то боязно соваться, – честно призналась я. – Он со всеми этими допросами и показаниями сейчас такой, что Даниеля тогда после вашего визита неделю трясло.

– Знаешь… ему очень неприятно, что его боятся, – тихо сказал Линн. – Если раньше ему это доставляло своеобразное удовольствие, то когда это происходит теперь – во-первых, не по его воле, а во-вторых…

– Хватит оправдываться! Конечно, я слетаю, вот только сдам эти несчастные экзамены. Мне и так всё перенесли, но сейчас такое время, когда господа профессора стремятся избавиться от студентов и поскорее свалить в отпуск, оставив тех, кто не успел, на второй год.

Севийяр улыбнулся в сторону.

– Беда с вами, телепатами, – заметил он. – И соврать толком нельзя, – что-то да просочится…

 

* * *

Планетарная военная база на Артосе была одной из многих точек для обслуживания крейсеров, которые никогда не садились на планеты, а заодно – способом для удержания контроля над местным населением. Даниель знал, чем ему грозит бунт военных против новой власти, поэтому сразу после падения Империи развёл бурную деятельность по привлечению их на свою сторону. В отличие от многих других, он сумел с ними договориться без особых проблем… и сейчас эти люди охраняли безопасность лорда Эльснера. Люди. Только люди. В имперский космофлот даже гуманоидам путь был закрыт, не говоря уже о более далёких от человека расах.

Флайер сел на посадочной площадке в горах, и меня проводили к Милорду. Окружающие интерьеры, в отличие от дворцов Кер-Сериндата, наводили тоску: строгая функциональность, голые стены, ничего лишнего. Наверное, у Императора была какая-то особая ненависть к красивым финтифлюшкам, и потому подчинённая ему архитектура всячески стремилась к примитиву.

Милорд жил в помещениях, окна которых выходили на ущелье, – экскурсию мне никто не обещал, и потому вопрос о том, что там дальше, за этим строением, остался открытым. В конце концов, если будет так сильно надо, можно спросить у Даниеля план… Я вошла, лорд Эльснер стоял у окна, против света, повернулся, – и мне показалось на миг, что чёрным взметнулся плащ, проявился и стал почти материальным тот, прежний жуткий облик…

– Не показалось, – ответил Милорд, и видение исчезло. – Я проверял, действительно ли у тебя сбилась настройка. Можешь успокоиться, всё в порядке.

– С-спасибо, – не слишком уверенно отозвалась я.

Вопрос «как вы тут?» вертелся на языке, но выглядел ужасно глупым, и я оставила его при себе.

– Садись.

Я села в кресло, он опустился в другое, – напротив. На столике был моррето и ещё какая-то мелочь из еды, но мне было не до того.

– Рассказывай, – велел Милорд. – Важно, чтобы ты сама сформулировала свои вопросы, проблемы и задачи. Сама же знаешь, – объяснял, объяснял, аж сам понял… как это бывает с твоими профессорами.

– Бывает, – согласилась я.

Сформулировать самой… Милорд ждал и не мешал думать, в какой-то момент я почти перестала замечать его присутствие… это было легко и странно, я не ожидала, что при нём такое вообще возможно, обычно даже если он ничего не говорил, то сама его личность давила, и приходилось оглядываться на него при каждом шаге и каждой мысли…

Я взяла чашку с моррето. То ли здесь, на базе, был какой-то особый специалист по нему, то ли мне просто до сих пор не везло. Надо будет спросить рецепт…

– Видите ли, наверное, главная проблема в том, что я ничего не делаю, – наконец выдала я. – Ну, учусь… учусь в Академии, куда меня приняли сильно позже начала учебного года и совершенно точно незаслуженно. Учусь у Линна. Здесь, честно говоря, я результатов вижу больше… А вот с работой – я пока что совершенно не поняла, зачем я в Центре, кроме как для количества и для галочки, потому что, может быть, когда-нибудь, когда я чему-нибудь научусь, от меня, наверное, будет толк.

– Хорошо. То есть если ты бросишь учёбу, то даже этот возможный толк в перспективе исчезнет, не родившись?

– Ну да. Получается, вы меня туда пригласили с большим авансом.

– А сейчас с тебя кто-нибудь спрашивает больше, чем ты можешь?

– Нет, но, понимаете, раньше, когда я работала на повстанцев, всё было понятно, и результат был сразу. Вот – задание, вот – я, вот возможности для его выполнения… Как-то было проще и эффективнее.

– Не только тебе, – заметил Милорд. – Опыт тысячелетий войн показывает, что людям на гражданке большей частью очень трудно найти своё место, особенно если они ничего другого не знали.

– Знаете, это, конечно, приятно, но как-то не спасает. И в Центре надо что-то делать сейчас, а не потом!

– Ты не перепрыгнешь через свои неумения и незнания. Да, есть люди, которые могли бы перебирать мифы лучше тебя, но в теории владения Силой они нули, – не будем углубляться в причины. Формально на твоё место можно было бы поставить любого профессора Академии или даже студента-старшекурсника, но он не сможет обнаружить разницу в обряде прощания с умершим и реальном провожании-упокоении. Тебе это надо?

– Это что-то новое, – честно сказала я.

– О том и речь. А что касается ненужности… надеюсь, на это-то ты не жалуешься?

– О нет!

– Слава Создателю, – серьёзно сказал Милорд. – Линн тебя бережёт, и его можно понять. Ты его не видела, когда гонялась по планетам и выполняла свои задания, я видел… Можно хотя бы в этом не трепать ему нервы и сделать так, как он хочет?

– Да так я и вовсе превращусь в украшение интерьера!

– Не превратишься, у тебя не получится. Да и ему вряд ли был бы интересен предмет меблировки… так что не переживай. Ты как уехала с родной планеты, так всё куда-то летишь, летишь, разогналась и никак остановиться не можешь, хотя сейчас есть такая возможность. Может, это инерция, может, у тебя вообще склад такой… неважно. Считай, что это отпуск – для учёбы.

– Это надолго? – жалобно поинтересовалась я.

– Ну, сколько там в Академии учатся…

– Один курс уже закончился, хотя я и не сначала его начала.

– Ну вот, уже легче. Это всё?

– Нет.

Милорд кивнул. Я снова попробовала собраться с мыслями и рассказала про боруга… только потом сообразив, что его убийца сидит напротив меня. Милорд понял, в глазах промелькнул отсвет горькой усмешки.

– Предчувствия неплохо изучил древний Орден хиннервалей, но сейчас их уже пятьсот с лишним лет как нет. У вас же была база на Йавинте, вы знаете, что от них осталось.

– Ничего, – тихо отозвалась я.

 

Единственной сложностью для Императора было прорваться сквозь защиту планеты. Вызвать на себя огонь всего космофлота, защищавшего Йавинту, в его планы не входило, на это он послал несколько отвлекающих внимание кораблей, а сам вынырнул из гиперпространства в опасной близости от атмосферы и резко пошёл на снижение – над столицей, где любой неверный выстрел с орбиты уже влечёт за собой нежелательные жертвы… вынужденные потери, как холодно называли это теоретики и практики от войны.

А потом, когда сбивать его было уже поздно, он приземлился возле резиденции Ордена – чтобы начать свой путь смерти. Хиннервали, разумеется, почувствовали, кто он. Разумеется, у них было слишком мало времени. Конечно, о том, как применять объединяющую волю, глава Ордена прекрасно знал, но никогда не пробовал. Но теперь по коридорам шла смерть, вызывающая, требующая боя, чувствующая своё превосходство и дразнящая лёгкостью победы над собой, – вот же, я один, придите и убейте меня, я жду, где же вы?.. И они – выходили. И попадали в невидимый клубящийся вихрь, рассыпающий вокруг себя шлейф сине-белых молний, которые били в самую душу… Нет, точнее. Туда, где душа соединяется с телом.

Он шёл, оставляя за собой трупы. Объединённая воля не позволяла хиннервалям уйти, попытаться спастись по одному, – все они должны были, обязаны отдавать все силы неравному бою, они оставались и погибали, он не щадил никого, ни учеников, ни женщин, ему было всё равно, он пришёл убивать, он давно уже решил, что это будет, и не было в мире силы, – и Силы, – которая могла бы встать между ним и их смертью.

Город перестал жить. Город задохнулся от множества смертей. Город безмолвно кричал, погибая вместе с Орденом, и мало кто мог вырваться из тисков ужаса, чтобы добраться до кораблей, бросить всё и бежать. Когда Император закончил свой путь смерти, город лежал перед ним, оцепеневший и недвижный.

И город увидел.

Император вышел на его экраны, чтобы объявить свою волю – ту, что будет править им отныне и навсегда.

Он говорил о том, что он руниа, о могуществе Империи и о запрете на обучение владению Силой, но слова падали в мёртвую тишину, а воздух был полон ещё не отлетевших в вечность душ.

Те, кто видел раньше Агистаса Мойру, сумели слабо удивиться: да откуда же, откуда этот жуткий, высохший, едва держащийся на ногах старик, где черноволосый статный человек с Астлана с красноватой кожей?.. Но вопросы мелькали и рассыпались, ясно было только одно: это конец. Прежней Йавинты больше не будет.

Император был милостив, предлагал жителям остаться в своих домах и перейти под руку Империи. Он не собирался разрушать город.

Но город умер.

Император попытался заставить его жить, подчиняясь, – не вышло. Беженцы с Йавинты наводнили пока ещё свободные планеты, неся с собой горе, слёзы и страх. Лишившиеся своего сердца Объединённые Звёзды замерли, чтобы потом лихорадочно начать вооружаться, ожидая новых бед… или сдаться. Последних будет больше.

Позже, много позже, когда он будет заново создавать личность лорда Эльснера, он расскажет – и покажет – свой путь смерти. Он научит его способу убивать Владеющих Силой, – тому, которым владел сам. Он сделает себе орудие – и устрашит своей мощью, благодаря которой он выстоял один против объединяющей воли Ордена. Да, внешне – его потерей стал облик молодого императора Астлана, который он так и не смог восстановить. Да, внутренне – он стал слабее, но… ты же видишь, что даже со своими мёртвыми союзниками против меня – такого ты оказался бессилен, так смотри же, знай и помни. И – работай. Работы – убивать – впереди ещё много…

И Вейдер – помнил. Он чувствовал, что его покушение тоже покалечило удерживавшегося в чужом теле руниа, но ему и в голову не приходило соединить это знание со своим новым умением. Он – служил. Он защищал. Он был верным слугой… до тех пор, пока…

…когда Император захотел сменить вышедшего из-под контроля Вейдера на Линна, лорд Эльснер понял, что – сможет. Сможет убить руниа. Сделать то, чего не смогли другие, чего не смог он сам, тогда, давно, – Оби-Ван и Йода ошиблись, они выбрали знакомый им, но неверный путь, с мёртвыми, с объединяющей волей... Император хотел убить Вейдера руками Линна, – сам помогал в бою, чтобы убрать неугодного, начать перекраивать личность Линна на свой лад, потом, когда это не удалось, хотел сломать его, чтобы тот запросил пощады, подчинился, признал, стал послушен… или, если Линн не сдастся, то – страхом – хотел вернуть Вейдера. Да, Вейдер нашёл себе игрушку. Да, он согласился на это. Да, игрушка стала отнимать много сил, пробудила то, что… что, думалось, давно похоронено. Но – так… Он не ожидал, что Вейдер дойдёт до крайности в своём противостоянии Императору – и применит против него его же оружие. Он вообще ничего не представлял. Он никогда не понимал, что люди бывают друг для друга не только нужными или ненужными инструментами.

Он так этого и не понял.

 

Хорошо, что ты пришла, – вдруг сказал лорд Эльснер.

Я кивнула. За ним тянулся шлейф отчуждённости, когда даже свои не могут пожать ему руку, – кроме Линна, конечно: кто-то привычно боится, у кого-то держится инерция субординации, никому и в голову не приходит отнестись к нему как к равному, хоть в какой-то мере… и вокруг него стоит невидимая стена неприкасаемости. А после того, как он получил новое тело, стало возможно дышать, чувствовать, ощущать…

Я взяла его руку в свои. Нет, я не хочу утешать… Нечем утешить, когда единственная мечта – это чтобы ужаса двадцати лет никогда не было. Я не хочу утешать, не хочу лицемерить, как те, кто ничего не может сделать в трудные минуты, кроме как обозначить своё «я знаю, я с тобой» и убежать по своим делам. Просто… я ведь тоже закончу разговор и уеду. А он – останется. С необходимостью рассказывать о своих преступлениях, с делами Центра, которые он ведёт на расстоянии, с попытками вернуть то, что скрыто за завесой стирания личности, – он постоянно запрашивает информацию про Дерсианг, ищет свои корни… И с тишиной, которая обрушивается, когда дела заканчиваются, а все уходят.

Его ответное пожатие было сильным и очень осторожным.

 

* * *

– Райнер Окати, – сказал Линн. – Владеющий Силой с Диса, легенда о… как у вас это называется…

Лицо Бетт Окати на экране видеофона осветилось радостью и удивлением.

– Да, легенда о Страже Пути, – кивнула она. – Она не слишком популярна, – сами понимаете, это связано с Силой, и при Императоре об этом предпочитали не распространяться.

Линн улыбнулся.

– Это ваш родственник?

– Очень далёкий предок. Очень, – она засмеялась. – Мои предки были фанатиками по части сохранения памяти о нём, если я разложу запись со своим генеалогическим древом, будет огромная ковровая дорожка. Это всё настолько вбито в память с детских лет, что иногда мне кажется, будто я уже рождалась в этой семье, мне всё знакомо: имена, события, истории. Я знаю, что этому нет доказательств, – по крайней мере, в Империи такие вещи были под запретом.

Линн вздохнул. Он понимал, что всё это не слишком честно, – она нужна была ему, следователь по особо важным делам триста пятнадцатого сектора Империи Бетт Окати, а он завёл речь про Райнера, долго искал тему для разговора и вот, сложилось – само, сложилось лучше, чем он смел надеяться, потому что дела Центра тоже никто не отменял... Да, имперское деление Галактики на сектора решено было не переделывать, это удобно – и экономически, и политически… Третий… нет. Четвёртый кандидат. Он не имел права ничего предлагать, он выискивал предлоги, чтобы поговорить с лучшими следователями Галактики, теперь добрался до этого сектора, встречался, видел холодные глаза, быстро сворачивал беседу, понимая, что ничего не выйдет, и улетал дальше. Список возможных кандидатов, который ему набросал Даниель, угрожающе редел.

– Я так и не понял, что вызвало эпидемию, – признался Линн.– Галактика многие тысячи лет полна легенд о вампирах, – мы в Центре изучили их и установили, что это Вести, Приходящие Издалека, и происходят они именно отсюда. По крайней мере, когда на разных планетах независимо друг от друга возникают одни и те же истории и описания симптомов, – это точно не случайность.

– Вам виднее, – согласилась Бетт. – А вы знаете о том, что к нам на Дис  из-за сведений о Райнере и его Переходе прилетал Император?

Линн вздрогнул.

– Он прошёл за Переход и нашёл убежище?

– Нет. За тысячелетия река изменила русло, документов же уцелело крайне мало, – да что там, это только наш род благодаря настойчивости дочери Райнера сохранил его фамилию, а так… Словом, он ничего не нашёл и объявил нашу планету чистой от Силы.

– Вам повезло, – Линн перевёл дыхание. 

Он попытался стряхнуть ощущение накрывшей тени. А вдруг планету-убежище открыли в эпоху первых звездолётов или вовсе в нынешнюю, в эпоху гипердвигателей, не зная происхождение тамошних людей, а вдруг там давно уже прошлись, не оставив камня на камне, как от планеты боругов... Нет. Не может быть. Это слишком жутко, слишком бессмысленно, – зачем Создатель позволил Райнеру спасти этих людей, чтобы погубить их позже?

– Я попробую найти Переход, – дрогнувшим голосом сказал он. – Честное слово, я теперь успокоиться не смогу, пока не удостоверюсь, что с колонией всё в порядке.

Бетт с тревогой взглянула на изображение на экране видеофона.

– Простите. Я не ожидала, что это вас так взволнует. Я могу вам чем-то помочь?

– Да. Пожалуй.

– Чем именно?

Линн задумался.

– Ваш архив. Все сведения о Райнере, какие есть. Где он работал до тех пор, пока не стал вампиром… если, конечно, вообще работал… Страж Пути – это особая должность, Орден поселял их у Переходов, снабжал… или…

– Видите ли, я же сейчас не дома, – извинилась Бетт. – Все материалы на Дисе, я скоро отправляюсь туда на выходные. Встретимся там?

 

Когда Лина умерла, Райнер уже давно знал, что дочь уйдёт. Там, на Дисе, была жизнь, – а постоянной борьбы новой колонии за существование она не выдерживала. Хотела покоя, комфорта… Он не спорил. Провожал на Дис и обратно, пока она училась и приезжала на каникулы, или – позже – навестить родителей и братьев с сёстрами, когда нашла работу. Он знал, что настанет день, когда он должен будет проводить её на Дис в последний раз, после которого она уже не вернётся, – потому что после его смерти некому будет открыть Переход. Да, он пытался научить людей владению Силой. Да, он был не самым лучшим учителем. Говорят, такое бывает, и не только у Владеющих Силой, но в других профессиях, только от этого же не легче…

Он провожал её до Перехода пешком, – от города было не так уж далеко, город когда-то так и построили, чтобы было видно приходящих из Перехода, спасающихся… Он прощался с ней, провожая в новое «навсегда», – как когда-то провожал её мать, не зная, что эпидемия закончится, что его самого исцелят, и он сможет ступить на новую землю. Да, он отпустил Лину, она старалась – жить, и у неё уже были дети… а муж знал, что она любит и будет любить – не его. Райнер не хотел разрушать их жизнь, но она забрала детей и ушла к нему, и это было – правильно. А потом он узнал, что жизнь существует и для него тоже… жизнь, любовь, свои дети, нужность и бытие – со всеми. Он думал, что отходить от кошмара эпидемии и эвакуации, от десяти чернейших лет придётся всю оставшуюся жизнь… и не ошибся.

Незримая дверь к другим звёздам открылась, и дочь в последний раз обняла его. Здесь – у Перехода – не нужны были слова, здесь невозможно было лгать, здесь чувства были открыты и чисты, как ясное ночное небо. Он отпустил её – на счастье и на вечную разлуку, на долгую жизнь, на созидание и на спокойную смерть в глубокой старости… на то, за что когда-то боролся и ради чего жил.

Он знал наверняка, что всё это было не зря.

 

Над космопортом Диса лил дождь, и садиться пришлось сквозь тучи, – пронзить мощную, от горизонта до горизонта, клубящуюся пелену и идти на снижение, не видя на обзорных экранах ничего, кроме серых облачных клочьев. Здесь после разрешения на посадку в таких случаях с земли говорили дежурную фразу – «и да убережёт вас Создатель от грома и молнии, от беды и огня, и да будет мир с этим кораблём здесь и в иных просторах Вселенной»…

Линн знал, что его никто не встретит, что он нырнёт в многомиллионный водоворот чужой жизни столицы Диса, и что здесь концентрация Силы на нуле, – и как только он вышел со стоянки, то сразу ощутил, как это: быть таким, как все. В этом, пожалуй, было и что-то правильное, – превосходство Владеющего Силой давало не только преимущества, но и отчуждение, и очень понятной становилась древняя, тянущаяся из глубин тысячелетий неприязнь обычных людей к ним. Здесь этого не было, и оттого становилось даже спокойнее.

Он прошёл бурлящее народом здание космопорта, вышел к стоянке аэротакси – и остановился.

Памятник явно был очень старым, или же это была копия с ещё более древнего оригинала, – невысокий, но плывущий над толпой. Он стоял и встречал здесь всех светлой и грустной полуулыбкой, он как будто пришёл откуда-то издалека и остановился, обернулся на оклик кого-то знакомого, чуть протянул руку… Неведомый скульптор схватил момент движения, и в первый миг казалось, ты его видишь, знаешь его походку, манеру держать голову, сочувственно смотреть на людей, улыбаться… а потом наваждение уходило, и оставалась статика. На века.

Линн поймал себя на том, что улыбается в ответ неведомому парню с пьедестала, тряхнул головой и подошёл поближе – прочитать. Надпись на постаменте четырьмя алфавитами называла имя – и только. Два из языков Диса, самые распространённые, ещё астланский и галактический.

Он подошёл к стоянке, назвал адрес, и его повезли прочь от космопорта в путаницу городских огней, под серым небом и косыми плетьми дождя.

Бетт Окати жила в столице, Линна высадили недалеко от квартала, – здесь всё охранялось, это были служебные квартиры.

Он назвал себя, его впустили в дом, – долгий лабиринт коридоров, лифтов и внезапных просторных площадок, куда можно было посадить служебный флайер. Мельком он заметил, что здесь любили небо и старались впускать его в дом как можно больше, защищая жилище не стенами, а другими средствами. Певучий голос из-за светлой двери переспросил имя, и Бетт Окати открыла дверь.

На мгновение он остановился перед её глубоким ясным взглядом, – серые светлые глаза притягивали, мгновенно схватывали суть, и казалось, что не надо уже ничего объяснять… Он постарался не обольщаться и прошёл в комнату, не зная, с чего начать. Да, она из одарённых Силой, это ясно, но здесь никакой школы нет и быть не могло, конечно, поэтому она пошла в ту профессию, где прежде всего нужна интуиция, и, как большинство необученных одарённых, достигла больших высот…

Она вызвала робота, тот аккуратно накрыл на стол. Линну очень хотелось немедленно рассказать ей про Центр, про то, что она тоже может учиться… могла бы. У неё другая жизнь и другая работа. Да и не ему обучать человека, который старше него как минимум раза в три…

Бетт наполнила бокалы. Золотистое вино словно сияло, рождая маленькое солнце – вопреки дождю за окном.

– За встречу?

– Извините, – Линн развёл руками. – Владеющим Силой нельзя. Теряешь концентрацию, да и способности уменьшаются. Временно, конечно, – пока не протрезвеешь.

– У нас тут способности вам не пригодятся, – улыбнулась Бетт. – А когда вы попадёте в ваши края, то всё уже из головы выветрится. Попробуйте, не пожалеете.

Линн поднял бокал, Бетт коснулась краем своего, – в воздухе поплыл мелодичный звон.

– Совсем лёгкое, – удивлённо сказал он. – Спасибо.

Они говорили о каких-то малозначимых вещах, Линн никогда не мог понять, зачем существует эта обязательность светского разговора, от которого так трудно перейти к чему-то живому, важному, настоящему… Бетт почувствовала его напряжённость и улыбнулась.

– Минутку, – попросила она. – Я сейчас принесу документы.

Линн вздохнул. Райнер был вампиром, запретил себе даже думать о том, чтобы эвакуироваться самому, спасал людей… а потом на Дисе нашли лекарство. Кстати, не все вампирские легенды других планет об этом знают. Был человеком, потом стал вампиром… потом исцелился.

Стал человеком.

Бетт вернулась с объёмистым ящиком в руках – и остановилась на пороге, наткнувшись на взгляд Линна.

– Что-то не так?

– Помогите нам, – тихо сказал Линн. – Ради Райнера, ради того, кто вынужден был перестать быть человеком… и вернулся обратно.

Бетт положила ящик на ближайший стул и села рядом.

– Я… догадываюсь, – медленно проговорила она. – Вы приехали не из-за легенды… да?

– И из-за легенды тоже, – Линн попытался улыбнуться. – Я вам не солгал.

– Верю. Но есть и кое-что ещё.

Линн обречённо кивнул. Бетт чуть усмехнулась.

– Дело Дарта Вейдера. Да?

– Да.

Она задумчиво посмотрела на Линна, потом почему-то на свои руки, потом перевела взгляд за окно, где лил нескончаемый дождь и почти совсем стемнело. Линн отчаянно ждал ответа – и не смел её поторопить.

– И всё-таки это не совсем честно, – в голосе Бетт был мягкий упрёк. – За легендой вы могли бы приехать к любому представителю рода, нас сейчас несколько сот человек, и это только те, кого я знаю.

– Не мог, – сказал Линн. Ему было стыдно, он страшно хотел оправдаться перед этой статной седой женщиной, но не знал, как. – Понимаете, эта легенда… я бы всё равно приехал, не сейчас, так позже. Нам нужны Владеющие Силой. Это нужно Галактике, ради её же безопасности. У нас нет гарантий, что Император убит навсегда и не появится вновь, однажды так уже было. Об этом не говорят вслух…

– Вы меня пугаете, – Бетт встала, изменившись в лице. – Неужели вы, при всех ваших способностях, при живом Вейдере, при Йаллере, наконец, – не можете узнать это наверняка?

– Йаллер пытается, – тихо отозвался Линн. – Но для этого надо связываться с руниа, которые остались в нематериальном мире, а они его сильно недолюбливают.

– Хорошо, – Бетт обернулась, сжав руки. – Но мне надо подумать.

– Вы позволите? – Линн указал на принесённый ею ящик.

– Да, да, конечно… робот проводит вас в гостевую спальню, можете забрать документы с собой и работать. Только, пожалуйста, не увозите их с планеты.

– Нет-нет, – Линн мгновение помедлил. – Скажите, вы не будете возражать, если для поисков Перехода я позову сюда коллегу? Он разбирается в этом намного лучше меня, и у него богатый опыт.

Бетт с интересом подняла глаза.

– Кого?

– Йаллера.

Она улыбнулась.

– И где же он был после Великого Расселения?

– На Аксерате, – честно сказал Линн, понимая, что для Бетт это о чём не говорит. – Послушайте, это всё очень долгая история, а ему ещё сюда лететь. Можно я сначала позвоню, а потом попытаюсь изложить краткий курс истории человечества?

– Можно, – засмеялась Бетт и жестом предложила ему видеофон.

 

* * *

Стен Эйранель откинулся на спинку кресла. Остров действовал развращающе. Когда его перевели сюда после ранения, он сначала обиделся: списали на курорт? Да, здесь тюрьма, один из самых строгих режимов, но он-то работает на воле, в администрации, главой отдела Службы… Чего-чего, а безопасности здесь хватало, при взгляде на море и небо казались неправдоподобными любые мысли о преступлениях, подземной жизни, скрывающейся за внешней беспечностью больших городов. И только особый канал связи на твоём видеофоне не даёт забывать о том, что всё это – правда. Подземная жизнь не исчезает, даже если ты сидишь в белой тропической одежде на острове посреди океана.

А здесь было красиво. Дорога из серых шестигранных камней вела от площадки на высоком склоне вулкана – вниз, вниз, над мирной зелёной землёй, вылетала стремительной серой стрелой на берег и обрывалась, уходя прямо в море. Когда-то давно учёные проводили здесь исследования, хотели дойти до конца дороги, но нет… водолазы шли по дну, по шестигранным камням, которые едва можно было различить под слоем морской живности, добирались до отвесного подводного обрыва, а дальше начинались большие глубины. Остров был обитаем с древних времён, люди упорно селились рядом с вулканом, а тот время от времени напоминал им, кто здесь хозяин.

Стен пересмотрел ещё раз выступление Арелата. Настойчивый, убедительный, искренний голос стучался в сердца, звучал с тревогой и заботой, он страшил, предупреждал, – но не настаивал, и потому находил всё новых и новых единомышленников.

– Я спешу сказать вам: берегитесь! Вспомните, из чьих рук вы принимаете помощь! Кто стоит за спиной Йаллера? Кто уверил вас, что без него нам не справиться с бедой и благом Великого Расселения? Орден! Но не Орден ли сделал так, что нам без него не обойтись? Где древние школы Владеющих Силой, магов, предсказателей? Они исчезли во мраке веков, и остался только Орден! Что ждёт нас, если мы целиком и полностью отдадимся в его руки? Кто знает, не направили ли они уже наши мысли к покорности при помощи Силы? Кто успокоит нас, кто ответит нам, что мы пока ещё свободны? Теперь они нашли Йаллера и хотят, чтобы он прокладывал нам путь, но вспомните, кто он! Вспомните, как была найдена колония поклонников Прародителя Зла на Энтиде! Министр мира убеждала нас, что войны не будет, но – не о ней речь сейчас. Взгляните на него! Вглядитесь в его глаза! Неужели вам не видно? Да, он – с ними, он рад, что наконец-то нашёл своих! Кто он? Ответьте мне, кто он, скрывающийся за именем Йаллера? Неужели вам не ясно? И вы поверите ему, пойдёте за ним через Переходы туда, где никто и ничто не сможет защитить вас?..

Неужели этот человек всерьёз надеялся, что сможет безнаказанно выступать против Ордена? Кто заказал ему опасное балансирование на грани, кто убедил рисковать свободой, – подумав, Стен мог с уверенностью сказать, что и жизнью? Или же на волне паники, страха перед тонущими материками на Тайшеле древняя искренняя ненависть действительно выплыла из бездны прошлого и стала реальностью? А он-то думал, что всё давно перемешалось, заглохло и теперь не имеет значения… В любом случае, Арелат сейчас на острове. Камера номер три-три-два…

В маленьком очаге в огне плясала огнистая ящерица. Стен никогда не понимал, какое удовольствие держать аквариум, сажать туда рыбок против их воли. За рыбами надо ухаживать, кормить их, чистить их обиталище. Можно, конечно, перепоручить это дело автоматике, но тогда ты забудешь про них сразу же, и какой смысл? Огонь и его обитатели  – другое дело. Жизнь и танец огнистой ящерицы вечны, точнее – продолжаются, пока горит огонь. А если усилить пламя, то ящериц становится больше. На огненную круговерть можно смотреть постоянно, в этом было что-то дикое, первозданное, земное… Говорят, в большом пламени видели когда-то и огромных огненных существ, но сейчас таких случаев очень мало, о каждом из них потом рассказывают веками, как о великом чуде. Да и огнистая ящерка появляется далеко не в каждом костре…

* * *

– …А ведь вы боитесь, – сильный, почти насмешливый взгляд Арелата посверкивал из полутьмы. – Боитесь, что я окажусь прав, и тогда в вашем… служении исчезнет опора. Моральное право держать меня в заключении. Ведь так?

Стен улыбнулся.

– Вы не угадали. То, что вы приняли за страх и связали с собой, – совсем другое.

– А, – Арелат как будто сразу потерял интерес и махнул рукой. – Женщина?

Стен бросил на него короткий взгляд и отвёл глаза. Пусть думает, что женщина.

– Хорошо, – Арелат неожиданно улыбнулся. – Так зачем же вы пришли?

– Поговорить, – Стен соединил пальцы.

– Вот как. А если я откажусь?

– Ваше право. Однако вы здесь пожизненно… если суд не пересмотрит приговор. Сомневаюсь, чтобы другие заключённые смогли стать для вас достойными собеседниками.

Арелат шутливо поднял руки.

– Сдаюсь. Вы умеете льстить. Так что же вы хотели мне рассказать?

– Скорее, спросить. Скажите, ваша ненависть… Она не музейная. Не слепая, не фанатичная и не безумная. Она осознанная. Живая. Как вам удалось вырастить в душе такую ненависть?

Арелат засмеялся.

– Хороший вопрос. Красивый и точный. Начать отвечать –  всё равно, что потянуть за ниточку. А что я получу, если отвечу?

– Я не тиран и не всемогущий правитель древности, – свободу даровать не могу. Но… от ответа зависит то, на что я решусь быть способным. Полагаю, мало не покажется.

– И как же мне угодить на столь взыскательный вкус? – насмешливо поинтересовался Арелат. – Я ведь не знаю, что именно вы хотите услышать.

– Что и даёт чистоту эксперимента, если можно так назвать, – Стен развёл руками. – Вы можете подготовиться и отвечать не прямо сейчас.

* * *

…Стихия была так близко, что казалось – она касается ног людей, скользит возле них, проникает в души, пронизывая страхом. Первые подземные толчки были слабыми, не должны были бы напугать, но все знали: обольщаться не стоит. Море недвусмысленно давало понять, какую именно часть суши оно наметило в качестве своей следующей жертвы.

Стен ждал, что на острове будет толпа. Он не хотел этого, но деваться было некуда. Представители разных служб, Центра по переселению… А в тот же вечер был короткий разговор по видеофону, по тому самому номеру. Стен сразу понял, чего от него хотят. Эвакуация – хороший предлог, чтобы избавиться от нежелательного заключённого. Арелата следует «забыть» в камере, потом его смерть спишут на опередившую людей стихию… и всё. Поначалу Стена скрутило бешенство: если вы хотели его убить, то почему не сделали этого раньше, возможностей же масса? Нет ведь, нельзя, он известный человек, сразу стал бы невинной жертвой и добился того, за что так ратовал, – поднялась бы волна недовольства правительством… А теперь – можно. Теперь – пусть общественность увидит, что будет, если последовать зову Арелата и отказаться от Великого Расселения, пусть увидит, как гибнут люди. И в этом увидят руку Создателя: справедливость явлена, Арелат сам попался в ловушку собственных идей…

* * *

Эйранель следил за Арелатом издали. На прогулках тот непринуждённо общался со всеми и, похоже, обретал если и не поклонников, как это было на материке, то, по меньшей мере, сторонников. И от этого становилось не по себе.

В тот последний разговор Стен старался говорить как можно меньше. Внешне он был так же спокоен, как обычно, и глаза не выдавали ничего: что ж, раз Арелат хочет его видеть, он согласен на встречу. За окном ласково синело вечернее небо.

– Ненависть, – Арелат задумчиво смотрел вдаль. – Самая лучшая ненависть рождается из своей противоположности. Или разочарования. Или предательства, – кому как повезёт. Ведь удобно считать другого сволочью. Не общаться, запретить себе думать о нём, хотеть к нему, тянуться. Можно избавить себя от необходимости тратить на него своё время и свою душу. Поступаться ради него чем-то. Находить для него место в своей жизни. Он – скотина, он того не стоит. Не надо искать причины того, какой он, не надо пытаться разобраться, пойти навстречу, понять и услышать. А человек тянется к тебе. Хочет, чтобы ты пришёл, отдал ему часть своей души и принял часть его собственной. Он не понимает, почему ты считаешь его сволочью, не верит в это. Может быть, потому, что он вовсе не хотел тебе зла. А то, что он сделал против тебя, – случайность. Или стечение обстоятельств. Или неправильно сказанные слова. А может, он жалеет. Или хочет исправить. Но ты замкнулся и не хочешь слышать. Так проще. Быть может, ты когда-нибудь захочешь услышать. И вы вновь напоретесь на то, что разделило вас прежде. Или разорвёте замкнутый круг и пойдёте дальше. Или разойдётесь навсегда, потому что услышанное только утвердит тебя в твоих мыслях и решении. И ты подумаешь, что правильно не стал тратить душу в эту сторону. А он подумает, что напрасно тратил свою душу – на тебя. Кто знает. А потом, может быть, когда-нибудь кто-то будет считать сволочью – тебя. Ты не станешь тянуться, доказывать, что ты хороший, ты убедишь себя, что тебе всё равно. Пусть считает, ведь сам-то он… в глазах такого не стоит быть хорошим, это может только уронить. А может, всё будет по-другому… Но ведь ты уже сделал свой выбор, верно?

Стен молчал. У него было две версии: память о прошлой жизни и столкновение Арелата с Йаллером в настоящем. Теперь он всё больше склонялся ко второй. Но кто по доброй воле будет искать встречи с Йаллером, даже при всём том, что он делал для человечества? Йаллер не модный певец или писатель, чтобы кто-то хотел с ним познакомиться. Разве что историки… Но Арелат журналист, с него бы сталось. И всё же – что они не поделили? Впрочем, скоро эта тайна уйдёт вместе с Арелатом в морские глубины, и не всё ли будет равно… Эйранеля пронизало отвращение. Ради блага многих пожертвовать несколькими – что может быть гаже… И тем более обидно, если Арелат родился с открытой памятью: такие люди редки. Как правило, они не могут жить в обществе, но из любого правила бывают исключения, и похоже, одно из них сидело сейчас перед Стеном.

– Вы явно сделали свой выбор не сейчас, – негромко проговорил Стен. – Лезть в чужие души – это прерогатива Ордена, мы такими методами не действуем, – он улыбнулся, – но было бы неплохо, если бы вы продолжили ответ на вопрос.

Светлые глаза Арелата сверкнули.

– В какую же сторону продолжить?

– В сторону ваших причин для контактов с Йаллером.

– А, вон оно что…

Арелат попытался поудобнее устроиться в кресле, но ему, похоже, всё мешало. Уголок рта чуть скривился: Арелат явно пожалел, что затеял этот разговор.

– У вас ведь есть прибор, фиксирующий изменения ауры при наличии памяти о предыдущих воплощениях?

Стен внимательно посмотрел на него. Это изобретение было на стадии эксперимента, о нём практически не знала широкая публика… У Арелата неплохие связи. Неудивительно, что он так уверен в своём грядущем освобождении.

– Неплохой способ ответа, – кивнул Стен.

Арелат пытался не показать, как сильно он ждёт продолжения.

– Да, я помню своё обещание, – Эйранель встал, подошёл к окну.

Он думал о том, что перед ним приговорённый к смерти. О том, что он, представитель Службы Безопасности, не имеет права не исполнить приказ. Те, кого он собирался оставить на острове вместе с Арелатом, отбывали здесь пожизненное… И следовало оценить, так ли важно то, что Стен услышал от Арелата. Стоит ли оно шанса на жизнь. Шанса, который смертникам ещё предстояло реализовать – или потерять.

* * *

Кажется, после объявления о неизбежном затоплении острова и  эвакуации Арелат всё понял. Объявляли об этом прилетевшие из столицы специалисты, сам Стен остался в своём кабинете и перед камерой не светился, людей видел на экранах – и жителей острова, и заключённых… Арелат поднял взгляд в камеру, и в глазах его был вопрос: меня убьют, верно? Стен знал, что вопрос адресован – ему.

Не знаю, Арелат. Пока не знаю. Скорее всего – да. У меня пока нет причин оставить тебя в живых – для разрушения и без того зыбкого спокойствия на планете. 

Он поднялся из кресла и вышел на берег моря. А может быть, показалось, и Арелат просто смотрел в небо?..

Кто заказал ему кампанию против правительства? Кто использовал его внезапно проснувшуюся память и с ней – ненависть? Зачем? Кому и чем это выгодно, и если они добьются успеха – они всё равно будут вынуждены столкнуться с затоплением суши, и…

 Он застыл, глядя в никуда. Конечно. Монополия на Переходы, на прохождение их – в руках Владеющих Силой. Именно эту монополию неведомые «они» и хотят разрушить. Арелат знает. По крайней мере, через него можно потянуть за ниточку и распутать всё…

Стен сжал кулаки.

А приказ убить Арелата – часть сложной игры… чтобы на «них» нельзя было выйти? Может быть. Возможно, «они» напоролись на то же, на что и правительство: он слишком известен, чтобы его можно было по-тихому убрать… Или нет… если это действительно Служба Безопасности, то почему они не попытались выйти на «них» раньше? Или уже вышли, а ему не сообщили, потому что кто он такой, чтобы быть причастным к подобным секретам? а теперь Арелат не нужен? Или там какая-то двойная игра? Ведь для прохождения Переходов всё равно никуда не деться от Владеющих Силой. Интересно, как «они» собираются решить этот вопрос?

Он запутался и скривился. Спокойно. Ещё ничего непоправимого не произошло. Но произойдёт, если он сделает ошибку.

Стоп. А не происходит ли уже так, что он, Стен Эйранель, поддался труднообъяснимому, но явному обаянию Арелата и теперь выискивает способ спасти ему жизнь?!

Он ещё раз проверил себя. Нет. Арелат ему не симпатичен. Его идеи, речи вызывают отторжение. Но мысль о том, что он должен жить, почему-то крепко сидит в голове. Почему?!

Он оставил эти размышления и переключился на Переходы. Хорошо, «им» нужен способ для их прохождения. Не означает ли это, что кто-то в Ордене недоволен своим положением и хочет его улучшить? Недоволен главой Ордена Ма-Истри? Но – с чего вдруг? Когда началась яростная кампания против Йаллера, Ма-Истри даже написал книгу, «Свидетельство», чтобы склонить мнение народа в пользу существующего положения дел, и, разумеется, Йаллер представлен там в самом положительном свете… Орден когда-то ликвидировал другие школы владения Силой – кого-то уничтожил, кого-то втянул в себя, но, несмотря на прошедшие века, остался неоднородным. Тогда всё сложнее…

Ма-Истри. Если вся эта атака  – против него, то должен же он хоть немного задуматься о происходящем. И искать ответы на те же вопросы… Стен усмехнулся: да, такого ещё не бывало в истории, чтобы кто-то из Службы Безопасности обращался к главе Ордена за помощью в решении непростого вопроса… на этом можно и работы лишиться. Спокойно, спокойно… надо всё продумать.

* * *

Под ногами белел песок. Подумалось: а ведь скоро это исчезнет, и на протяжении жизни всего лишь одного поколения людей погибнет не только этот остров. А сколько детей вырастет, потеряв землю, на которой родились?..

Его пронизала дрожь. Как жутко осознавать свою беспомощность перед стихией, при всей мощи цивилизации людей… Да и не только людей. Что толку с того, что Йаллер из народа руниа? Вот если бы можно было остановить разрушение суши… Отчаянно, до боли жаль знакомых берегов, лесов, того, что исчезло и более никогда не возвратится. А животные? Что там, как говорится, не до жиру – быть бы живу. И нельзя ставить под угрозу жизнь чужих планет, притаскивая туда своих домашних любимцев с Тайшеле…

* * *

Номер Ма-Истри Стен, разумеется, знал. Пытаться скрыть разговор от Секретной Службы не имело смысла, – это только привлекло бы ненужные подозрения и вопросы. Стен сплёл для начальства объяснение причин обращения к главе Ордена на тот случай, если его о них спросят, дождался, когда в далёкой столице наступит вечер, и набрал номер. Задним числом попытался поверить, что эти причины действительно убедительны.

Ма-Истри встретил его улыбкой, за которой могло скрываться всё, что угодно. После обмена приветствиями Стен глубоко вздохнул.

– Я подозреваю, вы знаете, почему я вам звоню.

– Отнюдь, – легко возразил Ма-Истри. – Вариантов много: от Силовой составляющей вашего острова до проблем с кем-то из родственников. Однако, полагаю, вы не из тех, кто использует служебное положение в личных целях.

– Почему же, всякое бывает, – мрачно отшутился Эйранель. – Но сейчас вы правы, цели у меня общественные.

 Ма-Истри терпеливо ждал, пока он продолжит.

– Как и все, кто смотрит новости, вы знаете, что одного из заключённых тюрьмы на моём острове зовут Арелат.

– Именно что зовут, – согласился Ма-Истри. – В переводе с одного из древних диалектов это имя означает «одинокий воин». Он назвался так, когда начал работать журналистом, специализирующимся на вопиющих несчастьях нашего времени. Разумеется, у него есть традиционные для любого жителя Тайшеле имя и фамилия, не слишком благозвучные, кстати, но он предпочитает о них не вспоминать.

– Совершенно верно. Скажите, он вам сильно помешал?

Глава Ордена развёл руками.

– Это ещё слабо сказано. Беда в том, что он интуитивно использует некоторые приёмы, чтобы привлекать на свою сторону людей, и это ему неплохо удаётся…

Глаза Стена чуть сузились.

– Скажите, зачем вы приказали убить его?

– Я?! – Ма-Истри был поражён до глубины души. – С чего вы взяли? Или… С ним что-то случилось? Он мёртв?

Стен подумал, что он не слишком погрешит против истины, если ответит – да.

– Между ним и его смертью стоит только одно: воля Создателя, – веско сказал он. – И если он нужен вам мёртвым, то его ничто не спасёт.

На Ма-Истри было тяжко смотреть: лицо его помрачнело, во взгляде отразились мучительные сомнения.

– Послушайте… Стен. Я не могу убедить вас словами, да и никто не смог бы, но, клянусь, я никогда не отдавал такого приказа! Да, он сильно навредил нам, он посеял страх и панику, по его вине на Йаллера стали смотреть косо, но я не приказывал убить его! Меня полностью устроил приговор суда.

– Вас – да. А остальных членов Ордена?

Ма-Истри хотел было ответить, но осёкся и крепко задумался.

– Стен, этот допрос… нет-нет, позвольте назвать вещи своими именами. Служба Безопасности порой ведёт себя весьма бесцеремонно.

– Согласен. Но, увы, это оправдано. Скажите прямо: может ли Арелат воздействовать на людей против их воли, внушать им желания, мысли и чувства? Заставлять их действовать не так, как они хотят?

– В такой мере – нет, – твёрдо ответил Ма-Истри. – То, что вы описываете, – это Владеющий Силой без Кодекса, что не могло бы остаться незамеченным Орденом.

– А вы уверены, что его не вырастил кто-то из Ордена, чтобы  натравить на вас – лично на вас, воспользовавшись Йаллером в качестве предлога?

Глаза Ма-Истри расширились.

– Достаточно ли вы контролируете Орден, чтобы ручаться за ответ «уверен, что нет»?

– Меня… долго не было на планете, – медленно проговорил Ма-Истри. – Вы знаете, я провожу много времени в разведке Переходов, как и все члены Ордена. Что-то и вправду могло ускользнуть от моего внимания. Я проверю. А до тех пор…

Он покачал головой и слабо улыбнулся.

– Я не могу приказывать вам, могу лишь попросить. До тех пор, пока что-то не прояснится, – пожалуйста, оставайтесь между Арелатом и его смертью. Надеюсь, это возможно.

– Возможно, но недолго, – мгновение помедлив, признался Стен. – А потом придётся принимать решение… вы понимаете, какое.

– Понимаю, – Ма-Истри посмотрел в сторону. – Видите ли… мы с вами в одинаково мерзком положении. Этот, мягко говоря, прохвост достаточно нагадил и Ордену, и вам – как организации, отвечающей за общественный порядок. И всё же если брать лично его, то смерть была бы слишком жестоким наказанием, согласитесь. Другое дело – интересы тех, кто обладает властью. В общем, как говорится, ничего личного, но…

– Вы в курсе, что он живёт с открытой памятью? – неожиданно спросил Стен.

Ма-Истри поперхнулся.

– Нет. И кто же он?

– Не знаю. Могу лишь точно назвать, так сказать, военный лагерь.

– Нетрудно догадаться. Скверно, очень скверно…- Ма-Истри сжал руки. –  В таком случае, если оставить его в живых, то заткнуть ему рот будет невозможно.

Эйранель чувствовал, что надо выключать видеофон: ощущение тупика и бесконечного повторения уже известных фактов начинало угнетать похуже надвигающейся катастрофы. Единственное, что немного утешало, – Арелат не настолько силён, чтобы внушить ему, Стену, мысль о необходимости сохранить арестанту жизнь…

– Постойте, – Ма-Истри словно услышал его чувства и протянул руку, чтобы задержать собеседника. – Вы выбрали довольно неприятную форму, но всё же спасибо вам за сведения. Это очень важно.

Эйранель кивнул и оборвал связь. Важно, ещё бы… Вдобавок ко всем имеющимся на планете проблемам обнаружить раскол в Ордене. А ведь за Переходами можно обрести то, что некогда отнял Орден, устроить себе независимость от него… Только бы не началась война между Владеющими Силой. При таком раскладе даже Службе Безопасности придётся несладко.

* * *

Сама эвакуация запомнилась Эйранелю, как вспышки: ночь, посадка, погрузка, очередь из нервничающих людей, спящие на руках дети, несмолкающий гул разговоров внутри тюремных стен… Напряжение в самом воздухе. Прожектора, режущие ночь на части. Показалось, или волны стали больше? Прогноз погоды – штормового предупреждения нет… Снова погрузка. Снова люди. Лица, лица, лица... Сначала эвакуируют местных. Заключённые – потом. Так распорядился Стен Эйранель. Нахмуренные брови у людей из столицы: смотрят на часы. Время, безжалостно тающее, в древности было такое развлечение – песочные часы… только сейчас неизвестно, сколько осталось песка. Кто-то роняет вслух: а вдруг затопления не будет? И снова погрузка, огромные грузовые флайеры взлетают и уносятся в черноту.

Последним рейсом вывозили персонал тюрьмы. Стен знал, что кто-то может заметить, вспомнить, наконец, взглянуть, – не всех заключённых вывезли, осталось семеро, они там, внизу, и скоро перестанут работать генераторы, система охраны разрушится… Эйранель смотрел на садящихся в транспортник холодным невидящим взглядом. Только бы не спросили. Он знал каждого из персонала, видел их тревогу, искреннюю печаль, мог бы сказать хоть слово, чтобы поддержать… но молчал. Скоро остановится генератор, и тюрьма останется открытой. Можно было запереть этих семерых в карцере, но… он – не стал. Если им повезёт, они успеют добраться до берега. Там – пара катеров, которые уже не подлежали вывозу из-за ветхости… Да, на таких по океану, – много ли шансов? А разрушение суши обычно сопровождается штормами…

Эйранель на мгновение прикрыл глаза, глянул на берег: все.

Он поднялся на борт, и махина стала набирать высоту. Окна внизу ещё светятся, осталось недолго – несколько минут. Огоньки стремительно уменьшаются, потом начинают гаснуть. Увидеть, как остров поглощает тьма, Эйранель не успел: флайер сделал разворот и лёг на курс к материку.

Через пять минут после взлёта Стен отправил короткое сообщение на номер, по которому говорил с Ма-Истри: координаты острова. Он надеялся, что тот всё правильно поймёт.

* * *

Арелат вскочил. Он не спал уже несколько ночей, мог только отключиться ненадолго, чтобы тут же снова вздёрнуться и ждать, ждать хоть чего-то, хоть каких-то вестей… С материка давно уже не приходило ничего: то ли те, кто обещал ему обжалование приговора, сдались, то ли были ещё какие причины, то ли им просто перекрыли возможность связи. Незаконно? А может ли быть что-то по закону, если имеешь дело с людьми, которые на одной стороне с Йаллером?..

Он подошёл к окну. За ним была кромешная тьма, можно было не тратить время. Тишина… Она тут всегда. Снаружи не положено доноситься звукам. Звуки бывают только вне камеры. От этого можно было бы сойти с ума… Скоро подъём, как же бесит это унижение… Осталось два часа.

Он ждал, мучительно, неутолимо, как будто испытывал смертельную жажду. Арелат не привык бездействовать, вся прошлая – теперь он называл её мирной – жизнь состояла из постоянных «надо», «нужно», «срочно», и вдруг наступил полный штиль, тупик, неподвижность, и невозможно было вырваться. Не хотелось думать, что невозможно. Казалось – это временно, ещё немного, и настанут перемены, но жизнь – далёкая, бурлящая, в которой он был нужен – как будто забыла о нём, и приходил жуткий вопрос: а действительно ли он был там нужен, не иллюзия ли это?

Он внезапно обнаружил, что снова было задремал. Часы показывали время подъёма, за окном светало. Ждал привычных звуков… и вздрогнул: ничего не происходило.

Арелат медленно подошёл к двери, коснулся её ладонью. Приложил ухо, ни на что особо не надеясь… и вдруг понял, что дверь чуть двинулась под его рукой. Он нажал сильнее, дёрнул – и дверь отошла в сторону. Арелат, забыв обо всём, рванулся прочь из камеры, вылетел в коридор, пробежал до первого же поворота – и тут до него дошло, что тишина была необычной.

Это была тишина места, где больше не было людей.

Кажется, он кричал, звал на помощь, – его обуял дикий, необъяснимый страх, какой бывает только при болезнях или больших катастрофах. Он чувствовал обречённость этой тишины, близкую смерть острова, ожидавшего свершения своей участи, и страх рвался из груди диким криком.

…Он очнулся от того, что ему в лицо плеснули водой. Дёрнулся: где, что, кто?..

– Ну ты и мастер вопить, парень, – неторопливо проговорил заросший пожилой убийца. Арелат с трудом вспомнил, за что тот отбывал здесь пожизненное. – Твоё счастье, что пришла пора орать, да некому слушать, а то бы тебя по-иному утихомирили, чем мы.

Арелат поднял глаза – вокруг было шестеро. Попытался встать. Получилось не сразу, за что он заработал усмешки своих товарищей по несчастью.

– В общем, они все свалили, – пояснил пожилой. – Связи нет, ничего нет, кроме двух полудохлых водных катеров. Но в катерах есть немного еды и запас энергии. Подозреваю, это подарок от кого-то из твоих тайных поклонников.

Арелат пошатнулся. Они не могли помочь ему открыто, не могли попасть на остров иначе, чем с комиссией по переселению, и вот… Надо будет найти тех, кто это сделал, и отблагодарить. Но это потом. Сначала надо выжить. Он провёл рукой по лбу: пальцы дрожали. Даже в детстве он никогда не хотел, чтобы истории о приключениях стали реальностью его собственной жизни.

…А потом до него вдруг дошло: свои тут ни при чём.

Никто из своих не смог бы ничего сделать, если бы его заперли где-нибудь внизу. Механические запоры – анахронизм, музейная редкость, но… в тюрьмах их никто не отменял.

А значит – Эйранель. Он сдержал обещание.

Арелата встряхнули, поставили на ноги и дождались, пока он обретёт равновесие.

– Всё? А теперь шагай. Может, через час тут уже будет вода.

* * *

Когда флайер приземлялся, слева по борту вставало солнце, – роскошный, во всю мощь, сияющий рассвет. Эйранель вдруг поймал себя на мысли, что никогда не видел других планет, да и не увидит, пожалуй, что никогда перед ним не распахнутся иные небеса, а картинки с экрана не станут  реальностью, не встанут во весь рост чужие горы… а хотелось бы. Но Служба Безопасности уйдёт с Тайшеле последней. Так что разве только в отпуск куда-то отправиться… 

Они встречали рассвет, стоя на твёрдой земле – пока ещё неколебимой и надёжной, как непреложность поднимающегося над горизонтом солнца. Эйранель не хотел признаваться даже себе, что мысли его постоянно обращаются к островку посреди океана, что он каждую секунду ждёт сообщения о начале его затопления, и что натянуты нервы…

* * *

Они плыли на катере, то и дело зарывавшемся носом в волну, выжимали из лодки всё, на что та была способна. Арелат смотрел на стремительно удаляющийся остров – и на темнеющую воду: вопреки прогнозам, всё предвещало бурю. По сравнению с океаном и обычные творения человеческих рук казались незначительными, что уж говорить про эту развалину…

Вынырнувший из-за туч флайер они заметили только тогда, когда было уже поздно: тот приближался, и целью его были – Арелат не усомнился ни на секунду – беглецы с острова-тюрьмы. Ему захотелось завыть в голос: это и есть обещанная свобода?! Его товарищи по несчастью, похоже, испытывали те же чувства.

Волны становились всё выше, на их гребнях появлялась пена. Внезапно мчащийся катер стал отделяться от волн, подниматься ввысь: его неумолимо притягивало к флайеру. Один из беглецов, самый молодой, смотрел вверх с яростью и отчаянием, потом рванулся к борту, Арелат метнулся за ним с криком, но не успел: тот бросился в океан. Арелат едва не свалился следом, его удержали, он упал на борт – ударился, от боли перехватило дыхание. Ужас, бессильная злоба, – всё это навалилось на него, никогда в жизни не приходилось проходить через такое… а далеко внизу тело ударилось о волны, и они мгновенно поглотили его. В мозгу прошла жуткая в своей простоте мысль: человека больше нет. А он так и не узнал его имя…

Двигатель лодки был заглушен – той же силой, которая властно оторвала её от родной стихии. Наверху свистел ветер, Арелат боялся, что кто-то из его невольных товарищей тоже выберет умереть свободным и бросится вниз… но нет, остальные поднялись на борт флайера. Арелат ожидал увидеть множество охраны и знакомую форму блюстителей порядка, но их встретил пустой коридор. На удивление не было сил, в душе всё словно выгорело. Ноги не держали, и он опустился у стены. Остальные, похоже, решили, что теперь каждый сам за себя, и направились вглубь огромного воздушного корабля.

Арелат не смотрел им вслед. Внезапно беды и невзгоды последнего времени сложились в единую картину, в единую цепь – и в них чудом обнаружился смысл и цель. На душе враз стало почти легко, как будто ты долго жил сгорбленным и наконец выпрямился во весь рост. Бессилие, злость, ярость – уходили, всё становилось ясно и просто. Откуда-то – из неведомых глубин души – поднималась уверенность, страх исчез, будто смытый волной, и в этой новой реальности не было места колебаниям. Он уже знал, что за этих людей, которых вместе с ним пощадил Эйранель, он будет воевать. Он не знал – как, он никогда в жизни не держал в руках оружия, но он был уверен: так и будет. Кто бы ни управлял флайером, он будет иметь дело с ним.

И Арелат поднялся.

Враз ушла нервная дрожь, согрелись руки. В конце коридора ещё виднелись пятеро бывших заключённых, они обернулись на шаги – и замерли, поражённые: так изменилось лицо Арелата.

Он дошёл до них, встретил недоумённые и вопросительные взгляды.

– Оставайтесь здесь, – спокойно и властно сказал он. – Я всё выясню и вернусь за вами.

Пожилой убийца с интересом наблюдал за Арелатом.

– А ты выправляешься, парень, – в голосе была снисходительность, но и одобрение. – Уже не такая дохлая рыба, как был там.

– Я в курсе, – спокойно отозвался Арелат и пошёл вперёд.

Он не знал, куда идти, где искать хозяев флайера, шёл наугад – но как будто по невидимому маяку. Он знал, что должен найти, и что найдёт.

 

* * *

Землетрясение, решившее судьбу острова-тюрьмы, началось спустя два часа после рассвета, – Эйранель так и не сомкнул глаз, стоя у окна. Его поселили в гостинице, ему предстояло дождаться приказа о переводе на новое место службы... или, по меньшей мере, позорного увольнения, если кто-то обнаружит на планете живого Арелата. В последнее Эйранель не верил: хоть Ма-Истри и заявил о том, что не хочет смерти Арелата, Орден не принадлежал к тем организациям, которые оставляют в живых своих врагов. Ордену же Арелат повредил изрядно – и мог навредить ещё.

И всё же что-то не сходилось. Эйранель не мог объяснить себе, что именно, почему в стройной и понятной теории ему мерещилась чёрная дыра, – и почему мысль о том, что Арелат должен умереть, лишает его сна и покоя. Приказ, вред, необходимость, – всё разбивалось об эту ничем не объяснимую уверенность.

Он знал, что не выдержит, – и набрал знакомый номер.

– Господин Ма-Истри?

– Я слушаю.

Несмотря на ранний час, глава Ордена был бодр.

– Полагаю, вы правильно поняли полученное сообщение?

– Да.

– И?..

– Сейчас Арелат направляется к двери моей каюты.

Эйранелю показалось, что всё его существо пронизала молния.

– Господин Ма-Истри, – тихо проговорил он. – Обычно действия против приказов руководства Секретной Службы караются как минимум отставкой. В особо тяжких случаях бывший сотрудник устраняется. Я нарушил приказ. Полагаю, не стоит развивать эту мысль.

– Но вы же знали, на что идёте, – несколько растерянно возразил Ма-Истри.

– Я звоню вам не для того, чтобы оправдываться или каяться. С этим я мог бы обратиться к своему начальству.

Он замолчал, подбирая слова.

– У меня было время обдумать и свой поступок, и его причины, и возможные последствия. Я не раскаиваюсь, потому что я согласен с вами.

Ма-Истри невесело усмехнулся.

– К сожалению, это не облегчит вашу участь. Я не могу повлиять на решение руководства Секретной Службы, если ваша вина будет раскрыта и доказана.

– Боюсь, не «если», а «когда». Полагаю, это последний мой разговор с вами. Я хочу повторить ваши слова: я не могу повлиять… на ваше решение, господин глава Ордена. Однако я хотел бы высказать своё пожелание. Думаю, как человек, которому вскорости грозит, быть может, даже смерть, я имею право на то, чтобы моё мнение было учтено.

Ма-Истри долго смотрел в глаза Эйранелю.

– Что ж, – голос всё-таки дрогнул. – Говорите.

– Я дал этому человеку шанс на жизнь и не хочу, чтобы вы – в целях безопасности Ордена и Тайшеле – лишили его этой жизни. Каким образом обезопасить от него Великое Расселение, я не знаю. В конце концов, ваши предшественники неплохо умели убеждать конкурентов переходить на их сторону, попробуйте и вы.

Эйранель замолчал и мучительно ждал ответа. Всю жизнь он боялся только одного – погибнуть напрасно, и сейчас давний страх взял за горло так властно, что стало трудно дышать. Промелькнула злость на Арелата: вот воюешь за него, а стоит ли того этот молодой нахал, решивший, что имеет право направлять мнение мира?..

– Вот как, – медленно отозвался Ма-Истри. – В таком случае, я вряд ли удивлю вас.

– Да?

– Вы не поверите, но…

Эйранель понял, что выдержка отказывает ему.

– Да говорите же! Это в вашем Ордене учат так изводить собеседника?

– Нет, – Ма-Истри извиняющимся жестом поднял руку. – Простите, я вовсе не хотел вас мучить. Просто у нас в Ордене принято с большим вниманием и серьёзностью относиться к предчувствиям и ощущениям, учиться расшифровывать сны, тренировать своё чувство будущего. Это помогает вписываться в виражи истории и выходить целым из её жестоких встрясок и крутых поворотов. Вас этому не учат, вы идёте, как бы сказать, от разума, но подчас достигаете тех же результатов. Сейчас… Сейчас мы с вами чувствуем этот поворот. Мы чувствуем одно и то же, поймите.

Стен чувствовал только то, что после стольких бессонных ночей ему трудно улавливать нить рассуждений.

– Что именно?

– Этот человек важен – для Тайшеле, для нас, для истории, наконец. Мне пока непонятно, чем, но я надеюсь вскоре это прояснить.

Эйранель дышал очень часто, ему не хватало воздуха. Ма-Истри явно уходил от ответа, отчего хотелось схватить его, встряхнуть и заставить наконец выражаться чётко и ясно. 

– Это связано с его прошлой жизнью?

– О нет. Прошлая жизнь – ничто, она закончена, от неё остаются только воспоминания – более или менее давящие и мешающие жизни нынешней. Главное – сейчас. Если я сумею понять, что сулит это его «сейчас», то отвечу на все вопросы – свои и ваши.

Стен вдруг понял: всё. Бешеная борьба за жизнь Арелата окончена. Отныне от него уже ничто не зависит.

Он провёл рукой по лбу.

– С моей стороны будет большой дерзостью попросить вас поделиться полученными ответами на вопросы?

Ма-Истри секунду прислушивался к тому, что доносилось из коридора.

– Нет. Не будет. Полагаю, ждать осталось недолго.

Он глянул на Эйранеля прямо.

– Понимаете, Стен… Если хотя бы один из шестерых помилованных вами заключённых покинет мой флайер и появится среди людей, вы обречены.

– Они тоже, – отрывисто сказал Эйранель. – Я сильно сомневаюсь, чтобы власти согласились оставить их на свободе.

– Да, – подумав, согласился Ма-Истри. – И если относительно ценности вашей жизни у меня нет сомнений, то в них я вовсе не так уверен. Точнее сказать, вовсе не уверен. А вам не приходило в голову, что вы, быть может, ошибаетесь?

Эйранель не ответил. Да, приходило, и не раз… и если бы старый Владеющий Силой захотел, то, возможно, убедил бы его, что ошибку следует исправить путём сбрасывания беглецов в океан.

А может быть, и нет.

 

* * *

Арелат шёл быстро, как будто спешил на встречу, от которой зависела чья-то жизнь. Точнее, нет: он ощущал невидимую руку, ведущую его, как бывало и раньше, когда он вылетал словно на гребне волны – говорить с людьми, убеждать, вести их за собой… поднимать, наконец. Но теперь всё переменилось в душе, он больше не был прежним, наносное исчезло, как распадается скорлупа ореха, и настала ясность.

Дверь перед ним отворилась прежде, чем он успел к ней прикоснуться.

Впереди, в сиянии восходящего солнца, в кресле сидел тот, о ком он столько думал, и кого не хотел видеть никогда. Тот, кто принял помощь от правой руки Прародителя Зла и не собирался раскаиваться в этом.

Арелат сделал несколько шагов по каюте и остановился напротив Ма-Истри.

– Вы действительно не понимаете, с кем связались, или знаете, но он взял над вами верх, или… или – что? – его голос срывался, но в нём был бешеный напор. – Вы понимаете, на что вы обрекаете человечество, дав ему волю?

– Секунду, – Ма-Истри поднял руку, и Арелат, прищурившись, замолчал. – Вы считаете, мы подняли вас на борт исключительно для того, чтобы давать вам отчёт в наших действиях?

– Нет, – Арелат принуждённо улыбнулся. – Скорее, для того, чтобы окончательно изолировать меня от общества. Я прав?

– Не совсем.

– Вот как? Это уже интересно.

Ма-Истри жестом пригласил Арелата сесть в одно из кресел, – судя по их количеству, эта каюта являла собой что-то вроде зала совещаний. Арелат, помедлив, опустился в кресло и обнаружил, что еле держится на ногах.

– Я отвечу на ваши вопросы, если ответы действительно нужны вам, – негромко продолжил Ма-Истри. – Ваш тон, правда, свидетельствует об обратном…

– Нет, – коротко перебил Арелат. – Мой тон свидетельствует лишь о сомнениях, ответите ли вы.

– Отвечу, – Ма-Истри поморщился. – Однако к делу. Чтобы решить вашу участь, мне нужно кое-что узнать от вас, – тогда как вам, для того, чтобы разобраться, что делать дальше, необходимо то же самое от меня. Мы можем обменяться этими ответами, или вы будете продолжать разговор в том же наступательном ключе?

Арелат стиснул пальцы. Это походило на сделку. Так уже было, совсем недавно… и Эйранель сдержал слово. Вряд ли флайер главы Ордена оказался в этих широтах случайно.

– Что ж. Попробуем произвести… обмен. Кто первый?

– Вы уже задали вопросы. Полагаю, это не всё, но надо же с чего-то начинать. Стало быть, знаем ли мы, с кем имеем дело…

Ма-Истри показалось, что Арелат смотрит на него через прицел.

– Арелат. Вы журналист. Вы стали писать о Великом Расселении, когда у нас начались сложности, связанные, к сожалению, с властями, а именно – кого и куда переселять, как распределяются средства, словом, когда кому-то чего-то не хватило, и люди подняли волну возмущения. Вы не только стали разбираться с этим вопросом, но пошли дальше. К проблемам самого Расселения. К тем, кто находится на переднем крае. К Йаллеру.

Арелат хотел было что-то добавить к озвученному Ма-Истри списку, но передумал.

– Поначалу вы, как и абсолютное большинство нормальных людей, относились к Ордену и тем, кто ведёт разведку планет, с большой симпатией: было бы странно ненавидеть тех, кто даёт шанс на спасение от верной гибели. Вы встретились с Йаллером, и… что-то случилось. Он сделал нечто,  приоткрывшее тайну этого существа… и это напугало вас. Нет, нет, в вашем страхе нет ничего постыдного… признаться, многие на вашем месте вели себя не только так же, но и хуже.

Арелат вздрогнул.

– Его пытались убить?

– Да.

– Используя объединяющую волю Ордена?

– Частично. Полностью собрать её могу только я – или кто-то с моего разрешения.

Арелат попытался сделать вид, что спокоен. Злился на себя: не ожидал, что будет так потрясён.

– Но вернёмся к вам. Вы не были уверены, правильно ли догадались. Вы знали о том, что и как он делал для людей, его рискованные экспедиции, его каторжную работу, которую не выдержал бы ни один представитель народов Тайшеле, и всё это вызывало у вас законное чувство восхищения… и вдруг – жуткое подозрение. Невозможно, не укладывается в голове, в это нельзя поверить. Если оно подтвердится, значит – обман. Жестокий, циничный, в духе самых отвратительных глав Легенд. И вы решили найти доказательство, чтобы убедиться в своей правоте – или отбросить подозрение, забыть, как кошмарный сон. Так?

Арелат не сводил глаз с Ма-Истри.

– Я побывал на Энтиде. Разумеется, разговора напрямую не было, да и не могло быть, но я утвердился в своих выводах.

– И всё же тогда у вас ещё не было плана войны против Ордена и властей, которую вы развернули позже... и за что сейчас чуть не поплатились жизнью.

Арелат оценил своевременность и тонкость намёка.

– Ваша должность весьма привлекательна, Ма-Истри, – вполголоса проговорил он. – Правда, тогда я не знал о покушении на Йаллера.

Ма-Истри бросил на него короткий взгляд.

– Хорошо. С этим вопросом всё ясно. Скажите, вас действительно интересует, кто из нас держит другого под контролем, Йаллер или Орден? Или мои слова для вас пустой звук?

Арелат выпрямился. Показалось – он снова над бездной, от которой его отделяет один шаг.

– А вы уверены, что ваше мнение соответствует действительности? Есть ли у вас доказательства свободы вашей воли?

– Арелат. Слова летучи. Ими ничего нельзя доказать. Я дам вам материалы расследования покушения на Йаллера, и вы сами будете делать выводы о силе Ордена – о неполной его силе. Тогда, разумеется, легко будет представить себе и всю мощь Ордена, которой располагаю я.

– Материалы – это хорошо, но…

– Свобода воли, – кивнул Ма-Истри. – Вы, разумеется, не в курсе, но расследование коснулось не только причастных к покушению, но и меня. Для чистоты эксперимента мы выбрали время, когда Йаллера не было на Тайшеле.

– Но у вас же нет… как бы выразиться, независимых экспертов.

Взгляд Ма-Истри сверкнул.

– Вы считаете, Ордену было бы приятно оказаться под властью какого-то выскочки из тьмы веков? После того, как мы утвердили своё превосходство над всеми школами владения Силой, после стольких лет безоговорочного лидерства в Силовых вопросах? Вы забыли – мы, люди, создали Орден именно для того, чтобы уметь защищаться от всех этих высокоодарённых!

– Нет, не забыл, но это же было очень давно!..

– …и не потеряло актуальности по сей день. Поверьте, в результатах расследования я был заинтересован не меньше, а гораздо больше моих противников. Вы знаете, как себя чувствуешь, когда ты обязан удержать завоевания твоих предшественников? Когда за твоей спиной незримо встают те, кто боролся и побеждал ради тебя, ради тебя же, – а ты не имеешь права потерять их победу?

Арелат вздрогнул, провёл рукой по глазам. Встают за спиной…

– Да, – неожиданно отозвался он. – Я знаю. Давно, когда я выбирал себе имя…

Он запнулся.

– Что? – Ма-Истри напряжённо следил за ним.

– Сейчас я тоже видел это. Когда ты идёшь кого-то защищать, то кажется, стоит обернуться – и увидишь шеренгу призраков, начало которой теряется во времени, а последний из них кладёт руку тебе на плечо… и тебя несёт, как на волне, в невозможном складывается путь, в огне появляется брод. Остаётся только пройти.

Арелат замолчал, в каюте повисла звонкая тишина.

Ма-Истри резко придвинулся к нему, худая рука неожиданно сильно стиснула его запястье.

– Вы ещё не поняли, что мы на одной стороне?

Арелат вздрогнул.

– Я никогда не буду на стороне Йаллера.

– Нет. На стороне жизни.

– Что?!

– Разве вы не видели? Острова-тюрьмы больше нет. Не пройдёт и ста лет, как материков не останется вовсе. Вы хотите защищать людей от Йаллера, – что ж, защищайте, но сначала дайте им выжить! Я могу последовать примеру ваших друзей, – собрать объединённую силу Ордена и убить Йаллера, – но тогда вам придётся признать себя виновным в войнах, которые не замедлят начаться.

– Это ложь! Вы притягиваете факты за уши!

– Как бы не так!.. Вы вмешались вовремя: люди уже начали делить деньги, землю за Переходами. Что будет, если темпы разведки планет за Переходами упадут, станут, как в те времена, когда мы ковырялись сами? Вспомните, мы обследовали по три Перехода за год, трудно было даже обнаруживать их! А что будет, если придётся враз переселять население целого материка? Куда я их дену, на головы энтидцам или жителям Астлана? Дайте закончиться Расселению и воюйте на здоровье, вам никто не возразит: к несчастью для Йаллера, человечество не умеет быть благодарным.

– Боюсь, я до этого не доживу, – слабо улыбнулся Арелат. – Вы же мне и не дадите.

Ма-Истри помрачнел.

– Арелат. Есть один важный факт: вы обязаны жизнью Стену Эйранелю.

– И что?

– Ничего особенного, кроме того, что сейчас в моих, – а точнее, в ваших руках его собственная жизнь.

Арелат настороженно вскинул глаза.

– Это означает, что мы переехали из одной тюрьмы в другую?

– Нет. Это означает, что он прошёл своё испытание на человечность. Теперь ваша очередь.

 

* * *

Эйранель получил приглашение в Большой дворец Ордена, когда с эвакуации прошло уже три с лишним месяца. Он успел успокоиться, постарался вычеркнуть из памяти свой проступок, насколько это было возможно, – и от одного слова «Орден» у него продрал мороз по коже.

В приглашении не было ничего необычного: официальный язык, чья-то подпись… кажется, этот человек занимался связями с другими родами войск. Эйранель усмехнулся: Орден такая же часть вооружённых сил, как флот или его родная Служба, только почему-то Владеющих Силой боятся намного больше. Всё правильно, корабль ведь не залезет в чужие мысли, он просто раздавит… и твои секреты умрут вместе с тобой. Эйранель перечитал текст. Просьба приехать «…в связи с расследованием, проводимым отделом внутренней безопасности». Забавно…

Лететь предстояло через добрую половину материка. Опять начальство отправило в очередной забытый угол… в котором вроде бы тихо. Тишина настораживала, и в этом надо было разобраться.  А пока – несколько часов тишины настоящей, полной жизни, простора, неба и облаков, которые внезапно стали совсем близко, почти ослепили сияющей белизной и ушли вниз.

Над столицей было пасмурно. Едва флайер провалился в тучи, как голубое небо показалось выдумкой, сном, – такого не бывает, есть только серая морось, капли на ветках и тёмные облетевшие деревья. Посадка… Стоянка на территории Большого дворца, на одном из верхних ярусов. Город далеко внизу, здесь только прозрачные стены и силуэты людей за ними: встречают.

Эйранель был обыденно-вежлив. Не стоит показывать, что происходит нечто более значимое, нежели официальная встреча. Коридоры, лифты, снова коридоры. Ширина некоторых вполне допускает, чтобы по ним ездили на небольших транспортах. Дворец построен явно не для того, чтобы производить впечатление на посторонних: ничего подавляющего или чересчур богатого. По дороге Эйранель сочинил три версии причин того, почему его позвали сюда, признал их надуманными и выбросил из головы.

Наконец его остановили возле одной из бесчисленных дверей без опознавательных знаков. Понятное дело, чужие здесь не ходят, а свои и так знают, что где находится. А не знают, так спросят. Телепатически.

Дверь отъехала в сторону и бесшумно закрылась за спиной, когда Эйранель вошёл. Хозяин сидел далеко у окна, в просторном кабинете было несколько кресел и стол.

– Прошу вас, садитесь, – голос прозвучал несколько напряжённо. – Я должен сообщить вам нечто важное.

Эйранель сел. Освещение в кабинете было налажено очень хорошо: вместо лица собеседника он видел только темноватый силуэт.

– Я весь внимание, – вежливо отозвался он.

– Я начну несколько издалека, простите.

Стен не мог понять, почему человек, прячущийся в свете, так волнуется.

– Я работаю в отделе внутренней безопасности Ордена, можно сказать, ваш коллега… в некотором роде. Я на этой должности недавно, до сих пор у меня был несколько другой… вид деятельности, однако по сути схожий, и мои методы… оказались очень полезны. Я имею доступ к материалам, о которых известно лишь верхушке Ордена… и занимаюсь проверкой.

Стену показалось, что акустика кабинета как-то странно изменяет звучание голоса, и что в этом голосе он улавливает знакомые нотки. Только теперь в нём что-то исчезло… то ли истеричность, то ли скандальность…

– В последние несколько месяцев мне удалось прояснить ряд обстоятельств, связанных с некоторыми высокопоставленными членами Ордена, их отношения с правящими кругами, и… мне удалось найти вашего несостоявшегося убийцу.

Голос сорвался.

Стен на мгновение закрыл глаза и остался неподвижен, ему стоило большого труда не улыбаться, не дать бешеной радости задурманить голову.

– Я с большим интересом ознакомлюсь с вашими выводами и с теми материалами, которые вы сможете мне предоставить… Арелат.

 

* * *

Линн встречал Йаллера на выходе из космопорта, возле памятника, – он боялся заблудиться в этом водовороте и назвал ему наиболее заметный ориентир. Дождь прекратился, – явно сделал небольшой перерыв, – но ветер никуда не исчез, и Йаллер, выйдя, поднял воротник. Линн обрадованно поспешил навстречу, они пошли к стоянке аэротакси. Пока добирались до дома Бетт, Линн пытался как-то обходить молчанием то, что вид у Йаллера был непривычно потерянный, но в конце концов не выдержал.

– Что-то случилось, – констатировал Линн. – Расскажешь?

Йаллер невесело улыбнулся.

– Тариэль, – объяснил он.

Линн несколько мгновений соображал, потом понимающе кивнул.

– Опять поругались?

– Да. Я же больше на работе и в разъездах, чем с ней.

– Понятно…

– А ей – нет.

– Жаль…

– Мне тоже.

Он помолчал.

– Она столько веков была мне якорем, чем-то надёжным… к тому же, она элиа, они долго живут… в отличие от вас. Тяжело это всё...

– Что ты думаешь делать?

– Пока не знаю. Но придётся что-то решать.

Бетт встретила их на пороге, за её спиной в квартире приветливо горел мягкий яркий свет. Йаллер улыбнулся в ответ, глядя на неё сверху вниз, осторожно пожал руку, – в глазах промелькнула и исчезла тоска. Они расположились за столом, робот привычно сервировал обед.

– Я не знаю, насколько вы задержитесь с поисками, – сказала она. – В любом случае, квартира в вашем распоряжении, можете оставаться, сколько потребуется. Завтра мне уже нужно быть на работе…

Линн хотел было спросить про дело своего отца, но не решился. Пусть скажет сама… если захочет. А если нет – что ж. Придётся закрыть вопрос и искать кого-то другого. Йаллер заметил, как он помрачнел, но ничего не сказал.

– Спасибо, – проговорил он. – Бетт…

– Если что-то понадобится, – я дала Линну два номера, позвоните моему сыну или дочери, они вам помогут. Правда, они живут далеко отсюда, но, по крайней мере, на Дисе.

Йаллер с заметным усилием улыбнулся и поблагодарил. Потом, после обеда, они остались в её квартире… а она уехала и так ничего и не сказала.

Йаллер развернул объёмную карту, на которой были обозначены Переходы, – карту, которую он составил по памяти. Знания, уже много тысяч лет ненужные Галактике... до нынешнего времени.

– Линн, посмотри, – позвал он. – Да вернись же. Она уехала. Нельзя торопить человека с таким решением. Не поможет.

Линн тряхнул головой и отошёл от залитого дождём окна.

– Я знаю, что не поможет. Ладно. Что у тебя там?

– Я был здесь, – просто ответил Йаллер. – Ты ведь ходил через Переход, помнишь – как это?

Линн кивнул. Холодящее душу ощущение близости невидимой пропасти, ты можешь смотреть прямо на Переход – и видеть то, чему положено быть на этой планете… зная, что если ты соберёшься с духом и шагнёшь, то всё изменится. Накроет ощущение безвременья и отсутствия пространства, тепло и холод исчезнут, ты на мгновение потеряешь сознание – чтобы, очнувшись, увидеть другой пейзаж.

– Отсюда до Тайшеле – двенадцать Переходов, – негромко проговорил Йаллер. – Через непригодные для жизни планеты. Я думал, что ничего не найду, но всё же – вот… После того, как я открыл Дис, меня попытались замуровать в Переходе. Если бы выбрали другой вид Силовой аномалии, возможно, им бы всё удалось, момент, когда во время прохождения вырубаешься… стал бы вечностью. Фактически это смерть – если не спасут и не вытащат из Перехода наружу. И то… никто не проверял, что бывает с руниа – после. Не было таких случаев. С Переходом – не было.

Линн вздрогнул.

– Значит, это было тогда…

– Да. Это сложно, нужна большая мощь, но они постарались. Я вырвался – на другую сторону Перехода, прочь от Тайшеле.

Линн смотрел на Йаллера широко раскрытыми глазами. Он мог не вернуться… не простить и исчезнуть в путанице планет. Пусть бы ковырялись дальше сами.

– После этого в Ордене был большой скандал, – улыбнулся Йаллер. – Раскол – наверное, громко сказано, но волнения уже начались. Самые несогласные по-тихому ушли на Дис, собственно, их потомков мы сейчас и ищем.

– А Райнер Окати? Ты его знал?

– Нет. Он не принадлежал к числу особенно заметных, просто делал своё дело, и мы не пересекались.

Объёмная карта Галактики была испещрена разноцветными точками. Переходы, Переходы… когда-то это было жизненно важно. Сначала – только планетарные. И люди всегда стремились освободиться от зависимости, научиться передвигаться без помощи Владеющих Силой, стали строить звёздные корабли, хотя и понимали, что без Переходов, «пешком», – это не выход и не вариант ни разу. На одной из открытых Йаллером планет нашли минерал, концентрирующий Силу, и обычные люди, – да что там, без одарённости всё равно не обойтись, – изобрели механизмы… как это называлось? Двери к звёздам, что ли… А потом было открытие Переходов в космосе, имплантанты для пилотов, стремительный скачок в колонизации, – и Йаллер стал не нужен. Великая и жутковатая эпоха первых звездолётов, которая закончилась с изобретением гипердвигателя... Хорошо ещё оказалось, что планета с тем минералом не уникальна, а то пришлось бы, выработав запасы руды, возвращаться к прадедовским методам и снова зависеть от Владеющих Силой и от Переходов…

Йаллер увеличил масштаб и выбрал Дис, звёздная система приблизилась, от резкого увеличения планеты немного закружилась голова.

– Вот. «Домашний» Переход далеко на юге, сейчас рельеф местности там сильно отличается от того, который я увидел.

– Йаллер! Я понимаю, у тебя времени много, ты можешь вспоминать целую вечность, но нам же надо знать, куда ведёт второй Переход!

– Я помню, – Йаллер обезоруживающе улыбнулся. – Только я туда так и не ходил. Обрадовался, что всё-таки нашёл пригодную для жизни планету, и отправился обратно.

Линн растерянно уставился на него.

– А я думал, ты знаешь… Почему же ты сразу не сказал?

Йаллер вздохнул.

– А тогда зачем бы я тут был нужен? Обнаружить Переход ты и сам можешь. Просто хотелось уехать… всё равно куда и под каким предлогом.

Линн помрачнел. Значит, всё настолько плохо… а ведь Йаллер надеялся, что Тариэль поможет. Будет участвовать в их жизни, в работе Центра, преодолеет презрение к людям… а выходит, расизм не лечится. Но она хотя бы попыталась.

Йаллер сдвинул карту. Когда-то тут была река, степь, а сейчас всё заросло лесами, и трудно узнать место.

– Сюда, – сказал он. – Вызывай аэротакси.

 

* * *

Они вылетели на север, – судя по тому, что Линн накопал в документах,  было не больше получаса полёта на флайере, да что там, меньше… Подумалось: а ведь когда-то давно горы, через которые они так легко перемахнули, были серьёзным испытанием для тех, кто, спасаясь, уходил к Переходу… Линн пытался ловить малейшие признаки увеличения концентрации Силы.

Вызов портативного видеофона прозвучал неожиданно, Линн принял его и нахмурился: экран был разделён пополам, и одну часть занимал мрачный местоблюститель трона Астлана. Со второй половины экрана смотрел Даниель Озен.

Йаллер глянул на экран, увидел астланца и тут же забрался в угол салона, который был недоступен для камеры. Линн удивился, но ему сразу стало не до руниа.

– Линн, Астлан просит помощи, – сказал местоблюститель. – Корреталь Озен, спасибо, я… попробую изложить дело вкратце. В общем… нам на Астлане срочно нужны Владеющие Силой.

– Приехать? – уточнил Линн.

– Нет. Дело в другом. Видите ли, Астлан без школы Владеющих Силой – это планета, на которой будет хаос. Не секрет, что его сейчас старательно пытаются усилить, кое-у-кого на кону огромные прибыли… и власть. Если легальная, законная власть Астлана не будет подкреплена наличием Владеющих Силой, то скоро от неё ничего не останется.

– Речь идёт о вашей личной гвардии?

– И об этом тоже. Но главное – дело в сознании народа. Если в умах тысячелетиями сидит, что имеет право править лишь тот, кому подчиняются Владеющие Силой, то… я надеюсь, вы поняли? Это довольно сложно объяснить тем, у кого в культуре никогда такого не было.

– Атенар Эрвиль, – напомнил Линн. – Он говорил с вами относительно нашей встречи?

– Да, и… это не радует. Вовсе не радует. Потому что если вы отказываетесь учить астланцев, если сейчас лорд Эльснер под арестом, то мы… мы рискуем потерять Астлан. Я думаю, вы понимаете, что война перекинется на весь сектор, и хорошо ещё, если только на один.

Линн взглянул на прячущегося от камеры Йаллера.

«Возьмёшься? – спросил он. – Да, я помню, ты не афишировал свой прилёт на Астлан, но сейчас – так ли необходимо сохранять инкогнито?»

Глаза Йаллера вспыхнули тревогой.

«Нет! Только не это!»

«Но почему?»

«Потому что… это опасно, слишком опасно. Я когда-то стоял у истоков их страны, я пришёл к ним после… ну, неважно, я жил среди них до тех пор, пока наличие меня как правой руки Прародителя Зла не стало для них угрозой. Я и тогда не открывался полностью, но соседи заподозрили неладное, и над ними стали сгущаться тучи, а войны на несколько фронтов они бы не выдержали даже с моей помощью… и я ушёл.»

«А, так они ждали именно твоего возвращения? Ну, на этой их ступенчатой пирамиде, когда император шёл с мечом… Да?»

«В общем, да. Возвращение божества-основателя… как-то так. Потому я и не хочу. Если я появлюсь, они радостно перестанут вообще за что-либо отвечать, будут только ждать моих приказаний… а я не любитель управлять марионетками.»

«А как же они не поняли, кто ты, когда было Великое Расселение? Вроде ж тогда тебя раскрыли, и всё равно никакой войны не началось.»

«У этого народа более сложная история, чем ты думаешь. В ту пору они уже давно влились в Орден, цивилизация нивелировала мифы, всё это стало, как бы сказать, из разряда легенд и неактуально. А потом, когда они отселились на Астлан, у них был период изоляции, они потеряли уровень цивилизации, и им – для того, чтобы выжить и не сдаться – понадобилась эта вера в моё возвращение. Они стали мыслить куда более примитивно, стали искать какую-то опору, собственно, они не первые и не последние. В общем, что получилось, то и получилось. Но сейчас они в упадке, и либо они выберутся из него самостоятельно и наконец встанут на ноги, либо сядут мне на шею и не слезут уже никогда. Галактическому Союзу это надо?»

«Нет,» – Линн выпрямился и перешёл на обычную речь. – Даниель, я думаю, имеет смысл официально обратиться от имени местоблюстителя трона Астлана к Галактическому Союзу с просьбой отпустить лорда Эльснера даль Соль под его гарантию возвращения.

– Ты серьёзно?

– Ещё как. Представь им выкладки экспертов по разным вариантам развития событий – со школой Владеющих Силой и без неё. И каков будет масштаб потерь. Господин местоблюститель, надо полагать, поможет.

– Помогу, – кивнул астланец. – И на сколько его могут отпустить?

– Ну… до начала судебного процесса, я думаю.

– Реально за это время чему-то научить людей?

– Научить – нет, натаскать – да, – честно ответил Линн. – Но у вас высокая концентрация Силы, так что они будут что-то уметь… а для психологического эффекта этого хватит.

– Меня больше волнует вопрос безопасности, – неохотно признался Даниель. – Да, разумеется, к услугам лорда Эльснера будут отряды космофлота Галактической полиции во главе с генералом даль Соль, но, боюсь, на самой планете толку от них будет меньше, чем хотелось бы.

Линн подумал о том, какой шум поднимется по поводу шанса для лорда Эльснера на создание собственной школы Владеющих Силой – и, соответственно, на получение вследствие этого полной свободы. Придётся опровергать делом… потому что никаким гарантиям никто не поверит.  Главное – чтобы не мешали начать действовать.

Даниель и астланец распрощались и исчезли с экрана.

– Извини, – Йаллер выбрался из своего угла. – Я надеюсь, ты понимаешь?

– Я тоже на это надеюсь, – Линн напряжённо размышлял. – Там сейчас делят сферы влияния несколько корпораций, в их числе «Оле и компания». Надо будет думать, как с ними разбираться…

– Надо, – согласился Йаллер. – Только мы уже на месте. Телепатия вернулась, – заметил? Отвлекись. Сейчас всё равно ты на астланском направлении уже сделал всё, что мог.

Флайер пошёл на посадку.

…Никто никогда не видел, как засыпает Переход. Бывало такое, когда давно, в эпоху первых звездолётов, пилоты натыкались на уже закрывшийся, – и появлялись суеверные мысли о том, что это не случайно, что Создатель или сама Вселенная противится побегу… полёту… кто знает, чему.

Переход чувствовался, ощущался, – холодящая душу близость двери к другим звёздам, тревожная и подавляющая, как и положено одной из самых больших тайн мира… Но Переход был закрыт. Дождь то прекращался, то снова начинал шуршать по листве, с веток слетали крупные капли, когда попадали метко, то заставляли зажмуриться. Линн остановился совсем рядом с тем местом, через которое когда-то можно было шагнуть на другую планету, мысленно потянулся к Переходу – коснуться, попробовать что-то понять… Переход не умер, – иначе здесь бы и вовсе ничего не было, – но и не отзывался. И не узнаешь, когда это произошло, как… и причастен ли к закрытию Перехода Император. От этой мысли Линну стало страшно. Да когда же, когда этот призрак перестанет мучить Галактику?!

– Нет, – негромко сказал Йаллер. – Ты напрасно боишься. Попробуй ощутить Следы… Он ничего не сделал. Был другой, очень давно, он провожал людей, спасал… переживал и не смел радоваться удачам.

– Райнер Окати, – Линн поднял глаза к небу, которое заслоняли высокие мокрые ветви. – Страж Пути. Да, это было здесь…

Дождь зашумел громче. Значит, Переход просто закрылся, и связь прервалась. Так уже бывало, и не раз, такова была судьба той же Энтиды, на которую сначала люди ушли прямиком с Тайшеле, потом, в эпоху первых звездолётов, прилетели другие, каким-то чудом не передрались, – а потом Переход в космосе закрылся, и они откатились назад, завели себе систему аристократии по праву силы… Как знать, что сталось с беглецами с Диса. И как – узнать? Перетряхнуть все обитаемые планеты на предмет сходства языков и легенд? Это много и долго. Да и известна ли эта колония? Мало ли их живёт до сих пор в безвестности, из которой, наверное, и не хотели бы выходить…

Дождь усиливался, пробивал защиту из листьев и настойчиво просил чужих – уйти.

 

* * *

Сначала в Центр привезли лорда Эльснера, а потом позвонил Даниель Озен. Даниель выглядел, как всегда, безупречно, но всё же в его облике наблюдалась какая-то растрёпанность. Наверное, это были последствия бурных выяснений отношений с правителями Галактического Союза.

– Ну что ж, в таком случае, полетите оба, – лорд Эльснер посмотрел на наконец погасший экран видеофона. – Раз Галактический Союз считает, что вы вдвоём сможете в случае чего устеречь меня.

Мы с Линном дружно покатились со смеху, потом Линн посмотрел на меня и посерьёзнел.

– Но ведь там же опасно.

– А где сейчас не опасно? – поинтересовалась я. – Ничего страшного, просто программу экскурсий по местным достопримечательностям придётся несколько ограничить. И вообще, у меня каникулы! Я как раз собиралась в этой жизни всё-таки чему-то научиться.

– Я тоже собирался, – заметил Линн. – Ладно. Йаллер, остаёшься на хозяйстве… если этот бардак ещё можно так назвать.

И «Скиталец» радостно поднялся со стоянки, чтобы взмыть в космос, – дорвался до полёта.

С флотилией генерала даль Соль мы встретились на достаточно дальних подступах к Астлану, – махина крейсеров, частично трофейных имперских, но большей частью тех, кто входил в состав Сопротивления, от количества рябит в глазах, и это далеко не все, а просто одно из соединений, посланное разруливать околоастланские проблемы… Как же много мы, люди, понастроили опасных игрушек, предназначенных только для того, чтобы убивать себе подобных…

«Скиталец» пристыковался к флагману, мы вышли. Я не думала, что генерал выстроит тут своих для встречи нашей делегации, но – вот они, рядами, и у лорда Эльснера чуть дёрнулся уголок рта: видно, напоминает… Он – единственный из нас в штатском, подчёркнуто, намеренно, а ещё заметно, что эти движения и походка не свойственны этому телу, которое приходится всему учить заново. Не повезло, кабинетный учёный – и кадровый военный, когда-то готовый к большим физическим нагрузкам, к боям на ручном оружии… Кстати, доктор Сойтар был левшой, а Милорд – правша. Интересно, как он это преодолел? Правая рука ведь хуже отвечает…

Пока они с генералом о чём-то негромко переговаривались, мы с Линном стояли в ожидании, потом генерал глянул на нас – и мы подошли, одновременно отдали честь. Развернулись к строю. Многие из этих ребят прошли войну с Империей, а некоторые были изначально с другой стороны: благоразумно пошли служить новой власти, – из тех, кто не был запятнан, простые пилоты, водившие транспорты, например... Порой поднимались скандалы, их не хотели допускать к службе чуть ли не тотально, появлялись идеи запретить, кем бы пилот ни был во времена Империи, но от этой глупости всё-таки удалось уберечься. Когда положенные приветствия закончились, генерал отпустил своих людей, и мы отправились к нему. По дороге я заметила, как он с весёлой усмешкой наблюдает за лордом Эльснером: что, не было ничего, а вдруг свалился на голову уже взрослый сын, уже – личность, уже со своими решениями, желаниями… много же ты упустил в жизни, теперь нервничаешь и беспокоишься за то, будет ли он счастлив… Не надо. Всё уже хорошо, самое плохое закончилось… хочется в это верить.

Крейсер довёз нас до Астлана. Когда смотришь из рубки, как из беспредельной черноты космоса приближается к тебе планета, к этому невозможно привыкнуть, и вот оно, вот – ночная сторона, с огнями городов, на дневной – облака, и если не знать, то не угадаешь даже и знакомые очертания материков, что там говорить о тех, где ни разу не был… Это Астлан. И каждый раз от величественности Вселенной захватывает дух.

А потом – надо было отстыковаться и уходить на посадку, а следом снизились четыре звездолёта: они сопроводили «Скиталец» до космопорта, по красивой дуге медленно прошли над городом – и одновременно разошлись в разные стороны, чтобы вернуться в космос, где им уже не будет тесно.

Воздух Астлана был прохладным, резким и терпким. Странное ощущение, – вроде и не холодно, а дышишь, как в мороз, и удивляешься, почему не идёт пар изо рта.

Впереди – далеко – стояли шеренги военных, а к нам навстречу спешил местоблюститель, высокий и немного неловкий, как будто он стеснялся своего роста. С Линном они сразу перемигнулись, потом местоблюститель попробовал улыбнуться Милорду, но под его взглядом улыбка застыла и угасла. Кажется, астланец ещё и не очень-то понимал, как общаться с лордом Эльснером. Если бы он был прежним Вейдером, было бы понятно, но сейчас…

– Добрый день…

– Добрый, – отозвался лорд Эльснер. – Прежде чем мы вообще начнём хоть о чём-то говорить, ответьте мне на один вопрос.

– Да?

– Где сейчас те, кто стрелял в моего сына?

Я краем глаза глянула на Линна: меня тоже очень интересовал этот вопрос. Местоблюститель вытянулся в струнку.

– Трое убиты при задержании, – доложил он. – Двое в заключении, ещё двоим удалось скрыться.

Мне очень хотелось взять Линна за руку. Семеро. Многовато.

– Заказчик?

– Я его знаю.

– Меня интересует не это. Где он?

– Вне Астлана.

– В воюющей космической группировке?

– Да.

– Хорошо.

Местоблюститель напряжённо ждал, что Милорд скажет что-нибудь ещё.

– Что ж… пойдёмте. Что у вас там по протоколу…

Местоблюститель вздохнул и повёл нас к строю встречавших нас частей. Астланцы были на удивление похожими, в глазах сразу зарябило: одинаковые удлинённые лица, красноватая кожа, чёрные прямые волосы и чёрные глаза…

…и воздух пронзил сильный, раскатистый женский голос, в котором была тревога и надежда, вера, искренность – и полёт, от него мороз пробежал по коже, невозможно было отвлечься, даже посметь задуматься о чём-то постороннем, ты враз погружался в этот вихрь эмоций, и было неважно, что язык Астлана в записи – незнаком, что тут нет телепатической волны, которая возникает при живом общении… всё было неважно, была только она, эта женщина, которая прорывалась сквозь ушедшие века, живая, страстная,  говорящая с тобой, прямо с тобой, лично с тобой – даже вопреки собственной смерти. Астланцы просто стояли по стойке «смирно» при звуках своего гимна, а я очень старалась не разреветься.

«Кто это?» – донёсся до меня вопрос Милорда. Кажется, даже он был впечатлён.

«Аэлиния Этеште, – отозвался местоблюститель. – Это очень, очень старая запись, но с тех пор так никто лучше и не спел. Если захотите, я потом расскажу…»

«Захочу, – коротко сказал Милорд. – И не только я.»

Линн смотрел на него, чуть нахмурившись: имя Аэлинии было знакомо, но он боялся надеяться, – Райнек Итари ожидал самого худшего, худшее не совершилось, так, может, и ей тоже повезло…

По счастью, гимна Галактического Союза пока никто не придумал, и после Аэлинии Этеште воцарилась торжественная тишина. Не хотелось ничего, – ни слов, ни звуков, хотелось только длить в памяти впечатление, сохранить его в душе, как драгоценность…

 

* * *

Вечером местоблюститель организовал в нашу честь приём с ужином. Там астланцы оказались хотя бы немного более разнообразно одетыми, но это почему-то только усиливало впечатление одинаковости.

– …нет, ну что вы… она не астланка. Она жила на Йавинте, всю жизнь была связана с высшими кругами Объединённых Звёзд. Отношения Астланской империи и Объединённых Звёзд всегда были прохладными, но – были, и однажды на каком-то приёме высокого уровня понадобилось исполнить гимны. Пригласили Этеште, она спела так, что астланцы были потрясены и попросили запись.

– Я так и подумал, – кивнул Милорд. – Хорошо хоть оценили. У вас не может быть таких певцов, вся ваша система нацелена на нивелирование личностей и создание послушного, хорошо управляемого стада.

Местоблюститель поморщился, но возражать не стал. Я рассматривала блюда и пыталась сообразить, что это такое, и как вообще это есть. Линна, похоже, тоже занимали сходные вопросы, и мы рисковали остаться голодными.

«Вот это похоже… нет, не похоже. Какие-то местные водяные обитатели, что ли…»

«Вроде водяные, да. Жаль, что в Академии вместе с мифологией не преподают что-нибудь по поводу местной кухни на разных планетах.»

– У вас должны, по идее, быть хорошие хоры, – заметила я. – Но тут проблема в тех, кто ими управляет: это либо диктатор, либо руководитель сорта «нет худшего господина, чем бывший раб». С личностями сложнее, им ещё поди докажи, что ты имеешь право ими руководить…

– Всё верно, – невесело усмехнулся местоблюститель. – Вот я тут… и доказываю. Не всегда успешно. Лорд Эльснер, скажите мне, только, ради Неназываемого, не сердитесь… как же вы сами собираетесь заложить тут основы школы, по большому счёту, воспитания личностей, ежели вы как раз из Империи? Там ведь приказы не обсуждались, либо ты слепо подчиняешься, либо будешь уничтожен… вы же сами это и практиковали… извините.

Я подумала, что лорд Эльснер действительно очень хорошо умеет владеть не только Силой, но и собой.

– Практиковал, – согласился он. – Однако изначально я, как вы выразились, не из Империи, а с Дерсианга. Последние осколки Объединённых Звёзд, если вы не знаете. Там, при наличии вертикали, необходимой для нормальной управляемости, всё же умели воспитывать личностей, хотя у тамошней монархии были свои проблемы. Собственно, из-за них монархию и свергли: она начала вырождаться, и первоначальные аристократы по духу и по уму сменились на поколения, которые уже мало что умели, кроме как гордиться заслугами предков. В более-менее здоровом обществе, сами понимаете, есть здоровая конкуренция, и личности не будут долго терпеть то, что ими неубедительно управляют. Им может быть некогда, у них могут быть свои дела, но рано или поздно им станет некомфортно жить, и финал неизбежен.

– Вы имеете ввиду последнюю республику Галактики, если я правильно помню?

– Именно.

Я отыскала среди блюд на столе нечто, отдалённо напоминающее обычную галактическую кухню, и предложила Линну приступить к героической попытке не умереть с голоду.

«О нет! – жалобно отозвался он. – Я с этой штукой в прошлый раз уже познакомился… лучше не надо!»

«Ну, не будем, – испуганно согласилась я. – И чем же ты тогда тут питался? Бутербродами?»

«В общем, да.»

«Неудивительно, что ты чуть ноги не протянул, на одних бутербродах не побегаешь…»

 

* * *

– …но первым делом вы услышите о том, что вам предстоит, так сказать, из первых уст.

Милорд кивнул мне, я встала. Тридцать астланцев недоверчиво приглядывались. Правильно, они не привыкли, что женщины могут участвовать в каких-то делах на равных. Ничего страшного, человек – это такая сволочь, которая ко всему привыкает…

– Итак, Астлан. За время правления Императора всё, что было связано с Силой, было вытравлено, что уцелело – превратилось в сказки. Мифы. Хотя, казалось бы, не так много и времени прошло: собственно, Орден хиннервалей был уничтожен две полные человеческие жизни назад, то есть пятьсот лет… я считаю по среднему раскладу. Так вот. Владеющими Силой здесь были не только Белые Крылья, но и жрецы, пусть и не в такой степени. 

Я помолчала. Курс лекций – это хорошо в аудиториях Академии, а не здесь. 

– Мы поедем в пещеры Мельвина. На флайере это два часа полёта. Вы поедете с полной выкладкой, но про оружие забудьте. Это опасно. Никто никогда не ходил там толпами, жрецы пускали испытуемых по одному. Некоторые даже выходили. Что надо сделать? Пройти. Зачем? Чтобы ваши способности к владению Силой, благодаря наличию которых вы сейчас сидите в этом зале, пробудились по полной программе. Можно, конечно, терпеливо и годами развивать их по обычной схеме, но жизнь против. Местоблюстителю вы нужны сейчас. Кроме того, обычным путём вы никогда не достигнете таких результатов, всё будет медленно и печально. В лучшем случае. Что такое пробуждённые способности? Это телепатия, умение слышать чужие чувства. Для вас. У других, кто, кстати, одарён куда больше вас, но к военным делам не годится, – это умение ловить Вести, Приходящие Издалека. Для того, чтобы передавать это другим, такие люди обучаются рисовать, писать музыку, книги. Вам это не грозит. Им – не грозит защищать родину. Это должны будете делать вы. И, если совсем честно, то часто такие люди, как они,  – единственное оправдание существования какой-нибудь жестокой эпохи. Но об этом позже. Как пройти пещеры Мельвина? Пешком и без карты. За трое суток. И так как у нас не астланская империя, то выйти должны все. Тех, кто не сможет, следует усмирить и нести. Если таких будет большинство, я выведу тех, кто пройдёт испытание, и вернусь за остальными. Не справиться может любой. Пещеры Мельвина сами определят, кто из вас на что способен. Теперь – вопросы.

Задумались.

– А почему вы уверены, что пещеры Мельвина концентрируют Силу и дают такой эффект? Это же сказки.

– Моя работа – выявлять в сказках Силовую составляющую и проверять её на правдоподобность. Пещеры Мельвина её прошли, это Силовая аномалия, одна из многих. Сказкой это стало только тогда, когда было опубликовано в сборнике Карайсы шестьсот сорок девять лет назад.

– Отчего там погибали?

– Галлюцинации, сумасшествие. В таком состоянии человек не может найти дорогу. 

– Как же жрецы пускали без карты?

– Там оставлена невидимая Силовая нить, ведущая к выходу. Когда способности пробуждаются, человек может почувствовать её и следовать за ней. В нынешней ситуации это не совсем чистый эксперимент, потому что с вами пойду я, а я её почувствую в любом случае. Определять, прошли ли вы испытание, лорд Эльснер будет не этому признаку.

…и они всё же очень удивились, когда мы вошли в пещеры. Нить я почувствовала сразу, её было очень хорошо видно… если можно так назвать, казалось, что над глазами есть ещё что-то, чем можно видеть, только не всё и не всегда, и почти ощущаешь кожей слабое то ли щекотание, то ли покалывание, но такое слабое, думается, – обманулся… Когда я обернулась к ним, на неподвижных лицах появилось замешательство, они не были уверены в том, что видят… и страх: а вдруг это мерещится, и на самом деле ничего нет? Я попросила их подойти ко мне по одному и сказать, что они видят.

– Это как… как третий глаз… извини.

– Не надо извиняться, Атенар.

– Светится… в центре лба.

– Хорошо.

Желающие сказать закончились как-то быстро, то ли увидели не все, то ли не решились. Странно, если не увидели: в принципе, такое должны видеть все, и неодарённые тоже.

Стены просторной пещеры в свете фонарей переливались нежными оттенками бежевого и были полупрозрачны, казалось, они не твёрдые, это не камень, они могут расступаться и создавать новые проходы…

– Это не галлюцинация. Вы знаете о том, как летали в эпоху первых звездолётов?

– Через туннели?

– Да. Так вот, пилотам – тем, кто способен проходить через Переходы… туннели, как тут называют, – вживляли имплантанты. Связь с кораблём, усиление способности к прохождению. Помните?

– Да.

– Они вживлялись в центр лба и на виски. Височные точки мне сейчас не нужны, для нити хватает и центральной. Это понятно?

Астланцы были в замешательстве. Как бы они ни готовились, но Сила была здесь под запретом, и вдруг – увидеть собственными глазами человека, который увязан со всем этим… да ещё и изменяется. И со страхом надо что-то делать, его надо как-то преодолеть, потому что дальше – надо стать в тот же ряд. Стать такими же.

Я задумалась. Похоже, испытание для них не только в том, пробудятся ли способности… и это хорошо. Избавление от страха – это тоже путь к свободе, которой на Астлане так не хватает. Предложить колеблющимся, не желающим впустить в себя такие изменения, – уйти? Мы ещё не так далеко отошли от входа, можно проводить… Или это будет оскорбление, обвинение в трусости, причём – для всех, и как можно даже помыслить предложить такое?.. А если и правда кто-то будет мучиться, тащиться против воли, не хотеть, но заставлять себя, чтобы не выбиться из привычного им стада, чтобы не оказаться изгоем? Для того, чтобы признать себя не таким, как все, тоже нужно мужество… и никакой трусости в этом нет. Я сама боялась, но у меня не было вариантов, – характер пробуждения способностей был таким, что если бы я отказалась развивать их, то быстро сошла бы с ума. Впрочем, мне было через страх – интересно, потому что перед глазами стоял пример Линна.

Астланцы ждали. То ли команды, то ли того, что я скажу что-нибудь ещё. И я решилась.

– Я даю вам время подумать. Сейчас, здесь, пока мы ещё не ушли далеко от входа. Раньше вы не видели, каким может быть Владеющий Силой, – теперь увидели… Подумайте. Если кто-то из вас решит, что этот путь – не для него, если найдёт причины остаться таким, какой он сейчас, то пусть скажет мне об этом, и я провожу обратно. Вы все прошли первоначальный отбор, но пока ещё можете повернуть назад и вернуться к своей привычной жизни. Я буду ждать вон там, в соседнем коридоре, засеките полчаса. После этого я вернусь и поведу вас через пещеры Мельвина. Куда кто захочет.

В соседний коридор свет фонарей долетал по косой, изумительный бежевый цвет стен мягко переливался в нём и менял оттенки. Трое суток в пещерах, и таких вот сидений в одиночестве будет много… больше, чем хотелось бы. И – не спать. И – тревожный взгляд Линна, когда мы расставались... Нет, если заснуть, то человек не превратится здесь в кого-то из Белых Крыльев, но такой эксперимент лучше не ставить. О результатах подобных авантюр жрецы Астлана предпочли умолчать, это Милорд перед испытаниями сунулся сюда, что-то понял и выдал только одно: приготовься не спать. Что, есть риск отделиться от тела и застрять здесь привидением? Нечего сказать, приятная перспектива… А ещё он сразу же пресёк попытку Линна предложить пойти самому: чем меньше одарён Силой, тем меньше она действует на человека, так уже было, и если кто-то из нас троих и пойдёт, то это должна быть я… Не спать. Без таблеток, без стимуляторов, на собственном умении.

Падавший из зала свет заслонила чья-то тень, я подняла голову.

– Мы уже решили, – сказал Атенар Эрвиль. – Что тянуть…

Я встала. Тоже вариант… интересно, что именно.

Мы вернулись в подземный зал. Как же быстро люди осваиваются, только что были здесь чужими, а уже всё, уложили рюкзаки у стен и уселись, и сразу стало уютнее…

Двое пытались не смотреть в пол. Я подошла к ним, они попробовали взглянуть прямо, но в глазах снова мелькнул страх, с которым они не смогли справиться… а может, им было и не положено. Как знать, что ждёт их впереди… Пока добирались до поверхности, они так и не смогли сказать мне ни слова. Уже двадцать восемь. А сколько останется к концу?

 

* * *

Снаружи наступила ночь, и мы остановились. Казалось – ты мог бы ещё идти, ты не устал, но это обман, это только твоё напряжение…

Здесь не было зала, астланцы распределились по длинному коридору. Подумалось – они должны бояться оставаться последними, замыкающими… предложить устроиться там самой? Атенар Эрвиль опередил, вызвался сам. Разрешить? Пожалуй…

Тишина. Какое-то время ещё были разговоры – шёпотом, нервно, недолго. Они привыкли к дисциплине, хотя, конечно, засыпать по команде не умеют даже астланцы…

«Линн!»

«Ну как?»

«Да ничего, потихоньку. Пока никаких сбоев, но я боюсь ночи.»

«Если что…»

«Я знаю.»

Улыбается. Хорошо, когда не нужны слова…

«Знаешь… только что позвонила Бетт Окати.»

«По поводу своего предка или…»

«Или.»

«Да не тяни же!»

«Она согласна. Сейчас официально оформляют документы, скоро она приедет, будет принимать дело. Даниель озабочен охраной, дети Бетт уже затерроризировали его по видеофону.»

«В общем, они правы, хотя должны были бы знать, что у неё опасная работа.»

«По-моему, к этому невозможно привыкнуть.»

…и всё равно придётся попрощаться и отпустить его спать. Жаль…

А мне не спать. До подъёма ещё долго… Можно поработать, на портативном видеофоне – материалы из астланского архива, старый хранитель древностей был рад, что всё это кому-то надо, кроме него. Время есть…

На экране набросок: солнце, планета и спутник планеты между ними. И – вычисления. Много вычислений, как будто человек искал оптимальный вариант. Оптимальный вариант – чего?

Спутник был больше всего похож на недоброй памяти Звезду Смерти, но, судя по быстрым подписям, происхождение его было естественным, или же он был замаскирован под естественный, его следовало подвести к планете, установить на правильном расстоянии…

А на следующем рисунке было чёрное солнце. С яркой сияющей короной. И – опять схемой – поверхность планеты, тень от спутника, падающая на неё, траектория её движения…

И вдруг мне стало ясно – для чего.

Спутник вращается вокруг планеты, при точной установке на определённое расстояние – ни ближе, ни дальше – в какой-то момент он полностью заслонит солнце. Если живущие на планете люди стоят на достаточно низкой ступени развития, то это прекрасный способ управлять ими – с помощью страха, знания… А на спутнике можно держать базу и в случае необходимости открывать с неё огонь. Благо негде спрятаться. Да мало ли для чего можно использовать базу, была бы база, а цели найдутся…

 Мне стало холодно, как зимой. Где это? Что это? Зачем астланцам уже в древности нужно было такое оружие устрашения? Уже тогда, давно, они стремились править – страхом, придумывали весьма изобретательные способы для этого… И что же мы теперь делаем, зачем спасать такую цивилизацию? А что, если она поднимется, встанет на ноги и снова возьмётся за своё? Или мы сможем развернуть её в другую сторону, что-то предотвратить?

Я закрыла документ. В душе настойчиво колотилось ничем не объяснимое предчувствие чего-то плохого впереди, от одной мысли о затерянной планете начинало трясти, и отделаться от этого было нереально. Предчувствие будущего, чтоб ему…

Успокоиться не выйдет. Надо посмотреть страху в глаза. Иногда это помогает. Надо разобраться, отчего он. Из чего состоит. В чём его сила и слабость. Тогда – может быть! – станет легче. Хотя бы.

Ещё раз. Координат планеты нет. Это только план, идея, набросанная кем-то очень давно. Неизвестно, осуществлена ли она, и если да – то как. Да, после перемещения Ореанты к другой звезде люди Галактики научились двигать планеты. Но спутник – не такая махина, и с ним можно не осторожничать, так что это могло быть и раньше. Намного раньше. Документ хранился бережно, хотя после воцарения Императора в архивах были произведены грандиозные чистки и вымарывания. Ещё бы, всё, что касалось правления страхом, старательно культивировалось. Но это было давно, да и Империи уже нет. Так почему же меня так трясёт?!.

Набросок. Если это осуществлялось – то где-то в документах военного ведомства той эпохи должно быть и ходатайство, и куча разрешений, и документы о выделении финансов на эту авантюру. И отчёты о выполнении. И координаты, координаты! Почему же так упорно кажется, что без них вообще можно не затеваться с выяснением подробностей? Наверное, что-то в этой планете есть, – если я её действительно найду…

 От того, что кто-то из астланцев внезапно проснулся и судорожно сжался, я вскочила: в тишине и напряжённости пещер чужой ужас резанул, как крик. Я пробежала по коридору, заполненному людьми, каким-то чудом ни на кого не наступив, опустилась рядом. Тут же осознала свою ошибку: при виде светящегося «третьего глаза» человеку стало ещё хуже. Я в панике схватила какую-то тряпку, прижала ко лбу – закрыть.

– Ты что? Что случилось? Что ты видишь?

Глаза, полные безумия, он почти ничего не может сказать…

– Говори мысленно, я услышу!

«Стены… выпусти меня, я не могу тут больше, снаружи… ничего нет?!»

«Есть!»

Он боится замкнутых пространств, наверное, раньше это не проявлялось в такой степени… пещеры катализируют не только способности к владению Силой… Спокойно, только ещё не хватало самой впасть в панику…

«Слушай. Слушай меня. Слушай только меня.»

«Стены…»

«Слушай.»

Захватить чужое внимание – вопреки растерянности, страху. И – нанести резкий удар туда, где пульсирует страх, где он сияет, как колючая звезда, сломать её лучи… здесь высокая концентрация Силы, здесь – получится, да, в других местах это было сложнее, но…

«Темно…»

«Я знаю. Смотри. Смотри моими глазами.»

Да, темно, ещё бы. Когда мы погасили фонари, оставив только пару дежурных огней на краях лагеря, темнота надвинулась, завладела отобранным у неё ранее пространством, коснулась душ и заговорила с ними – безмолвным, но внятным языком. Но там, наверху, выше каменных стен – трава и деревья, скалы, озёра и небо. Где-то там летают флайеры, уходят в космос звездолёты… Космос – это же тоже темнота. Правда, там есть звёзды…

«Видишь?»

«Да… покажи ещё…»

Покажу. Это не то, что сейчас происходит, конечно, это – память об увиденном, я воскрешу его для тебя, удерживать картинки тяжеловато, – мысль то и дело пытается куда-то переключиться, а ещё усилия уходят на удержание путеводной нити… но, надеюсь, тебе хватит. Утром – когда наверху наступит утро – ты пойдёшь вместе со всеми, пойдёшь сам, но оглушённый, почти ничего не чувствующий и сонный. Ты – не прошёл. Но ты выйдешь из пещер. А теперь ты уснёшь…

Я подняла голову: неподалёку стоял Атенар Эрвиль и смотрел на нас. Когда он успел дойти – я не заметила, оказывается, рослый астланец умеет двигаться совершенно бесшумно… впрочем, ему это по профессии положено…

– Он не один?

Я встала. То ли слишком резко, то ли неуклюже, – покачнулась, он протянул руку, чтобы подхватить, но я успела удержать равновесие, жестом поблагодарила и отстранила: спасибо, не надо.

– Нужно проверить.

– Как?

– Я прислушаюсь. Попробуй и ты.

Чуть улыбнулся. В глазах интерес: а что, разве он уже – может? Попробовать…

Успокаивать пришлось ещё троих. Какая же долгая тут ночь… Почему-то подумалось: а ведь Атенар тоже может в какой-то момент не совладать с собой. Было бы обидно…

 

* * *

Наутро мы пошли дальше. От сидения у каменной стены спина начала ныть, несмотря на все мои усилия по облегчению себе жизни, но стоило начать идти, как стало легче. Коридоры разветвлялись, без путеводной нити было трудно понять, чем один предпочтительней другого, большие залы почему-то вовсе не встречались. Хорошо хоть стены не пытались сойтись, – по коридору при желании можно было бы даже вдвоём пройти…

Когда сзади меня схватили за плечо, дёрнули и заставили развернуться, я в первый момент инстинктивно вскинула руку – отбить удар. Но дальше – были крики, одни астланцы хватали других, мне стало страшно: что, неужели они все разом свихнулись, сейчас передерутся и порешат друг друга … А потом дошло: нет, оставшиеся в здравом уме похватали других и держат, чтобы те не навредили себе и другим. Первого – того, кто шёл за мной, – тоже держали, он вынужден был опуститься на пол и смотреть на меня снизу вверх.

– Там…

– Нет, – жёстко сказала я. – Там никого нет. Во всём лабиринте никого нет.

– Да оглянись же! – парень сорвался на крик. – Оно тебя сейчас убьёт!

Из конца колонны рвался Эрвиль: слишком много людей, слишком узко, не добраться, время уходит…

– Нет! Там никого нет. Я всё слышу. Я всё чувствую. Там никого нет.

Говорить. Только не замолкать. Говорить уверенно, властно. Там действительно никого нет. Не может быть. В этом лабиринте действительно никого нет, кроме скелетов тех, кто когда-то точно так же кричал среди каменных стен.

Парень забился, попытался высвободить руки, ему не дали.

– Вы что, не видите?!

– Нет. Они не видят. Потому что ничего нет.

И это не сон, когда легче их усмирять… активное, паникующее сознание – мешает, а я не Милорд, чтобы уметь оглушить сразу… ещё внутренние тормоза какие-то включаются: как это так, оглушать – своих…

Атенар наконец добрался до передней части колонны, но парень уже повис на руках товарища.

– Там…

Когда он затих, я оглядела остальных.

– Всё? Можно идти дальше?

Эрвиль  вздохнул.

– Ты даже не спрашиваешь, кто что видел, – заметил он.

– Я это и так знаю, – вполголоса отозвалась я. – У каждого – своё. Могут совпасть какие-то общие вещи. И вообще интересный вопрос, не жрецы ли когда-то наоставляли здесь такие ловушки… если сумели сделать путеводную нить, то почему бы не смочь и это.

Эрвиль посветил фонариком вперёд – и замер. Взгляд его изменился так, что мне стало страшно: неужели и он?.. Несколько мгновений – томительных и тягостных, как полёт над пропастью, – он молчал.

– Да, мы можем идти дальше, – проговорил он. – Там действительно ничего нет… почти.

Я медленно повернулась. Я же шла тут, шла первой, там нет ничего такого, чего можно было бы не заметить…

От коридора, по которому мы шли, отходил другой, но дальнюю стену его было видно издалека. Кто-то когда-то здесь умер… на полу – рассыпавшиеся кости, а полупрозрачная стена как будто сохранила отпечаток: вот очертания черепа, вот – глазницы, и тени играют в них, и кажется, что оживает взгляд…

Я вскинула руку: всем стоять. Пошла вперёд. Путеводная нить уводила вправо, этот коридор не нужен, надо будет вернуться. Под ногами кости, придётся ступать осторожно, хотя это давно уже безразлично и их бывшему владельцу, и… Нет. Смерть заслуживает уважения.

Медленно протянуть руку к стене. Да, свет… Игра теней на едва заметных выступах и впадинах. Если посветить с другого угла – ничего нет. И никто не выйдет из стены, никто не надвинется, не нападёт… Бред. Пробуждение способностей к владению Силой похоже на болезнь, видения – бред больного воображения… Да нет, не так. Надо будет выбраться и спросить точную терминологию…

«Всё? – долетел вопрос Милорда. – Многие не справились?»

«Я отошла, – медленно отозвалась я. – Вернусь – сосчитаю. Но здоровых на голову всё-таки больше. А эти – может быть, ещё успокоятся?»

«Не обольщайся. Хорошо, если пройдёт половина.»

Я кивнула, в последний раз коснулась стены и пошла прочь от неё.

«А у вас тоже было подобное испытание?»

«Нет. У меня было больше времени на обучение, и оно шло не в авральном порядке. Линну повезло меньше, для него Йода устраивал такие сюрпризы, и не один раз. Подготовка к встрече с Императором, да и со мной тоже.»

«Он не говорил…»

«Ещё бы. Такое лишний раз вспоминать не захочешь. К тому же, как я понял, он поначалу старался не вешать на тебя свои проблемы и неприятные воспоминания. Так?»

«Да. Я и про вас-то узнала только тогда, когда повстанцы задумали покушение...»

 

Это был один из редких моментов, когда Вейдер оставался без брони: медицинские роботы под чутким контролем Раины сняли с него всё и занялись профилактикой. Он не ощущал близкой опасности, и внезапно раздавшийся сигнал тревоги застал его врасплох. Раина хоть и знала всю неуязвимость цитадели на Алголе, но приказала роботам поторопиться: когда её пациент был в броне и в шлеме, она могла не опасаться за его жизнь. Почти.

Пальба не смолкала, – помиравшая от безделья охрана отводила душу. Да что ж там такое, в конце концов?!

Едва на его голову опустился шлем, он вызвал командира гарнизона.

– Доложите обстановку!

– Десять минут назад над островом возник звездолёт класса Т-114, – тот пребывал в сильной растерянности. – С его борта были выпущены мелкие транспортные средства, начинённые взрывчаткой. Объекты уничтожаются.

Командир со страхом ждал, что решит Вейдер: Милорд терпеть не мог некомпетентности, и у него был большой выбор кандидатов на каждый значимый пост. Ясное дело, в том, что цитадель Алголя стала известна повстанцам, командир никаким боком не виноват… но кто знает, откуда просочилась информация? Может, и виноват?!

– Кто из ваших людей в последнее время покидал Алголь?

Командир перевёл дух и выдал список тех, кого недавно отправлял в отпуск. Всё это были люди с довольно низким уровнем допуска, а появление звездолёта слишком хорошо совпадает с прилётом Вейдера. Вряд ли повстанцы потратили кучу денег на взрывчатку только для того, чтобы просто устроить здесь фейерверк. Хотя демонстрация мощи – тоже версия.

– Раина, как прошёл твой визит на Свейз?

– Кажется, без эксцессов.

– «Кажется»?

Он встал, Раина смотрела на него снизу вверх.

– Был один момент. Я встретила старых знакомых, мы поехали кататься. На нас напали, я спряталась, а когда выбралась, то не нашла никого, кроме своего телохранителя.

– Кто с тобой был?

– Я… я не помню.

– Нет, не знакомые. Телохранитель.

Она назвала. История нравилась ей всё меньше и меньше. Снаружи всё стреляли, – маленькие машины частью шли на автопилоте, маневрировали, и сбить их было не так просто. А Март Тарчин прислал ей приглашение на сегодняшний приём по поводу Дня Империи… Как-то всё это невовремя.

Вейдер быстро раздобыл охранника Раины. При виде главнокомандующего тот вытянулся в струнку и сдал себя по полной программе: в кафе напротив клиники для душевнобольных госпожу Сойтар встретили двое, мужчина и женщина, они вместе сели в гравикар, прихватив его с собой. По дороге он получил по шее, отключился и доложить о дальнейшем не может. Госпожу Сойтар он позже нашёл в гостинице клиники…

– Сделать портреты, – приказал Вейдер так, что даже у ни в чём не повинной Раины ёкнуло сердце. Понятно, что через пару минут, когда парень перешлёт их на экран Милорда, для него наступит конец – хорошо, если только карьеры, а не жизни. И лорд Вейдер будет прав, потому что нечего таких лопухов держать на службе. Да, так и есть, – высшая мера. Быстро и эффективно, любимый приём – задушить. Точнее, сломать шею. Раина глубоко вздохнула. В том, что у него именно такой излюбленный способ отправки людей на тот свет, виноваты его увечья, это своеобразная месть: сам я не дышу, так и вам не дам.

Вейдер взглянул на изображения. С мужчиной всё ясно: это Хасан Пайела, бывший глава колонии на Беспине, – освободил принцессу Лейю и удрал вместе с ней к повстанцам, надо полагать. Девушка была ему незнакома. Совсем молоденькая, – похоже, ровесница Линна, – довольно симпатичная. В данных имперской полиции на неё ничего нет: видно, не успела ещё отличиться.

И тут он ощутил чьё-то присутствие. Девушка. Одарена Силой. Где-то рядом, возле цитадели. Выстрелы становятся всё реже, наконец смолкают. А она ждёт. Чего?

Он настроился на её мысли, – она никогда не училась, это просто одарённость. Даже талант. Нераскрытый. Одиночество, оторванность от родины, боль недавней потери, – у неё погиб отец. И никакой ненависти. Странно. Если ты не подстерегаешь мой выход на регулярную вечернюю прогулку, то зачем ты прилетела? Закатом полюбоваться?

Раина забеспокоилась.

– Милорд, вы всё-таки пойдёте?

– Да.

Он стремительно зашагал вниз, – чёрная мантия, струясь, развевалась за спиной. Ты ждёшь меня, девочка, чтобы убить, так попробуй, – и совершишь первый шаг к Тёмной Стороне. А я помогу сделать остальные.

Створки дверей разъезжаются в стороны, – тяжёлые двойные двери-диафрагма. Где-то рядом.

Вейдер замедлил шаг, окинул взглядом окрестности. Вполне можно спрятаться… Да!

Она выскочила, казалось, из-под земли, очень близко, – юная, хрупкая, чернявая. Выстрел прозвучал как-то странно, разряда не было. Алые молнии бластеров охраны тут же исчертили воздух, он вскинул руку – придушить, но не убивать, девочка нужна живой. Она успела только повернуться, прежде чем схватилась за горло. Внезапно откуда-то вывернулся синий гравикар, водитель – клыкастый, седой – сгрёб её в охапку и затащил внутрь, машина рванулась ввысь. А в следующий миг над головой засвистели двигатели: над цитаделью снижался звездолёт. Синий гравикар совсем не по-гравикарьи быстро махнул к нему и скрылся в открытом люке, створки захлопнулись, звездолёт сделал рискованный разворот и исчез.

Командир группы прикрытия осмелился распрямиться и подойти к лорду Вейдеру.

– Милорд, всё в порядке?

– Да. Вы свободны.

Он подошёл к тому месту, откуда в него стреляли, обернулся. Не попасть с такого расстояния мог только человек, вообще не знакомый с оружием. И это был не бластер. Судя по траектории…

Вейдер прошёл вперёд, нагнулся и поднял с земли маленькое лезвие, – настолько острое, что сразу прорезало перчатку и со скрипом царапнуло металл искусственных пальцев. С такой близкой дистанции эта штука запросто могла пробить линзы, скрывающие глаза, или респиратор, и тогда – верная смерть. Повстанцы не послали бы на столь важное дело человека, не умеющего хорошо стрелять. На момент выстрела он ничего не делал, чтобы защититься. Испугалась его вида? Нет, он бы почувствовал… Странно.

Вейдер вернулся в цитадель, задал компьютеру поиск оружия. Место производства – отсталая планета на окраине Галактики, сорок лет назад открытая негуманоидами и два года как входящая в состав Империи. Может, девочка оттуда родом? А ещё из такого же оружия был убит губернатор Артоса Дэйв Озен. И очень похожая внешне юная особа, по документам Элта Ариатис со Свейза, на тот – недавний! – момент была подругой Даниеля Озена, вице-губернатора, сейчас занявшего освободившийся пост. Документы, разумеется, поддельные. Отлично.

– Милорд?

– Да, Раина?

– Сегодня День Империи, губернатор Свейза Тарчин прислал мне приглашение на приём. Я могу его принять?

Вейдер на секунду задумался.

– Мы полетим вместе.

Он отдал приказ об аресте мнимой Элты Ариатис, подумав, вызвал на Свейз Даниеля Озена. Небольшой имперский шаттл покинул Алголь.

 

* * *

В космопорту Свейза Дарт Вейдер отпустил Раину. На миг показалось, что на планете есть ещё кто-то, владеющий Силой, – который почувствовал его появление и пытается стать незаметным. Или это только одарённость?

Даниель Озен встречал его вместе с Мартом Тарчином. Держится спокойно, – даже если он приказал убрать брата, чтобы занять его пост, это ещё не предательство. Как всё это невовремя: Император собирается прибыть на новую Звезду Смерти, официальная причина – инспектирование строительства. А на самом деле это ловушка для повстанцев, туда стягивается флот со всей Галактики… И Линн должен прилететь туда. Прилетит. Сам. Поэтому даже если это он пытается скрыть от Вейдера своё присутствие на Свейзе, то его следует отпустить.

Когда Вейдер и Озен доехали до здания Секретной Службы, по видеофону доложили о том, что девочка арестована на въезде в космопорт. А через несколько минут Вейдер перестал ощущать присутствие одарённого Силой существа, – если это был Линн, то он покинул Свейз. Если. Потому что на его сына не похоже бросить друга в беде. Но если она ему не друг? Они могут и не быть знакомы.

Они расположились в кабинете для допросов. Врач вооружен последними разработками мужа Раины, доктора Сойтара, чтобы арестанты говорили правду, и ничего, кроме правды. Даниель Озен сохранял спокойствие, хотя у него промелькнула мысль о том, что укол может достаться и ему. Двери открылись.

Вот теперь она перепугалась насмерть, как ребёнок, – и его вида, и того, что смотрит на человека, в которого только что стреляла. Её заставляют войти и сесть. Укол. Допрос. Так, это не первая её попытка стрельбы по живым мишеням: она действительно убила Дэйва Озена, чтобы тот не стал учеником Императора. Значит, знакома с Линном, – больше никто не мог дать именно эту наводку, а она была главной. Если бы главным мотивом были честолюбивые планы Даниеля, девочка первым делом выдала бы их. Хорошая штука этот новый препарат для допросов.

– Ты промахнулась случайно?

– Нет.

– Тогда почему?

– Потому что Линн не хотел вашей смерти.

– Продолжайте допрос.

Линн! И она согласилась, хоть это и было предательством повстанцев, всего их дела... Что ж, у неё есть возможность для пути на Тёмную Сторону. Теперь понятно, почему он не почувствовал приближающейся опасности на Алголе, – её и не было, она вовсе не собиралась стрелять на поражение. Так, она действительно ничего не знает или…

– Удвойте дозу.

– Возможна передозировка, – полуспросил, полупредупредил Даниель.

– Знаю, – оборвал Вейдер.

Ты что, вздумал давать мне советы? Сейчас сам займёшь её место, это недолго… Девочка отключилась, – значит, это не было сопротивлением с инстинктивным использованием Силы. Она просто мало информирована, поэтому её и послали: если попадётся, так и сказать будет нечего. А тех, кто ничего не знает, Империя обычно ликвидирует. Интересно, Линн понимал, что, возможно, посылает её на смерть? Если он сделал это сознательно, то это шаг к Тёмной Стороне… Или нет, – если они вместе решили спасти ему жизнь этим промахом, так как вместо неё всё равно кто-то полетел бы на Алголь. Но почему тогда Линн позволил ей попасться? Мог ведь обмануть пост на въезде, тогда она тоже прошла бы… Нет, не мог. Раз он скрывался от него, Вейдера, то был сконцентрирован только на этом и уже не мог заниматься дежурными. А она пожертвовала собой, лишь бы он улетел.

– Милорд, по моим наблюдениям, она одарена Силой, – Озен очень вежлив.

Интересно, куда он гнёт?

– Почему вы так решили?

– Мы были в казино…

– Везло в игре?

– Да, и крупно.

То, что она талантлива, я и без тебя знаю, Озен. Вопрос лишь в том, насколько ты связан с повстанцами: уже предатель, или просто ваши планы относительно Дэйва совпали.

– Отведите её в камеру, пусть немного придёт в себя. Позже я ею займусь.

Девочку уводят, – точнее, почти уносят, она едва может идти. Доза, похоже, оказалась для неё великовата. Ничего, очнётся.

– Милорд, вас вызывает Император.

Он с сожалением встал. Вот и всё, время вышло. Что-то будет…

 

Атенар Эрвиль дождался, пока я вернусь.

– Тёмная Сторона, – сказала я.

– Что?

– Есть такой термин. Сила – едина, вопрос только в том, на что ты её направишь. Но есть страх, ненависть, гнев, трусость – тёмная сторона человеческой натуры. Если прибавить к этому ещё и владение Силой – будет кошмар. Все вы уже взрослые люди, ваше воспитание как личностей состоялось и закончено, и сейчас, в стрессовых ситуациях, человек действует, не задумываясь, – таким, какой он есть. Сейчас вопрос не только в том, кто что видел, и видел ли вообще. Кто захотел убивать? Кого? Из тех, кто не видел, – что почувствовал?

– Давайте всё же уйдём отсюда, – попросил Эрвиль. – Я согласен, это важно, и нужно всех проверять, но… не здесь. Хорошо?

– Да.

Коридор с невидимой путеводной нитью вёл вперёд.

 

* * *

Путеводная нить кончилась внезапно, – оборвалась и исчезла, как будто её и не было вовсе. Впереди коридор резко расширялся, было похоже, что он превращается в зал. Я остановилась, по колонне прошла команда, и все тоже встали. Тишина за спиной настороженно ждала того, что будет дальше.

Первой мыслью было – я идиотка, меня нельзя было посылать с таким ответственным заданием, я потеряла нить, как же мы теперь пройдём дальше…

Я оторвала тряпку, положила у выхода из коридора. По крайней мере, если я не найду пути дальше, мы хотя бы сможем вернуться. Обернулась: путеводная нить горела по-прежнему, только почему-то над головой и неподалёку ослабевала, а дальше, вглубь, – откуда мы пришли, – усиливалась… Нет. Наверное, всё-таки не я идиотка, а с самой нитью что-то не так. Обидно, судя по времени – мы как раз на самой середине дороги. И придётся им всем сказать…

Я обернулась, – пришлось сделать пару шагов вперёд… и ощущение обрушилось, как лавина: здесь исчезла концентрация Силы. То есть её просто нет. Ноль. Как на самых отсталых планетах, где, говорят, даже телепатии нет. И как же я теперь с астланцами объяснюсь? Избаловалась наличием телепатической волны, иностранные языки учить не надо…

Я вернулась назад. Позвала Эрвиля. Тут всё есть, ничего страшного… по крайней мере, теперь точно ясно, что виновата не я.

Атенар тревожно выслушал, повернулся к своим – объявил привал.

– Не только, – сказала я. – Я так понимаю, это какая-то Силовая дыра, провал… где-то он должен закончиться. До того места я для вас буду тем, кем, собственно, и являюсь, – иностранкой без знания языка. Придётся как-то объясняться, уходить в этот коридор.

– Назад мы точно выйдем, – спокойно сказал Эрвиль. – Я отмечал дорогу у каждого поворота.

Паники не было, но астланцы ждали от нас действий… от меня. Или хотя бы распоряжений.

Я посветила в зал. Да, точно, отсюда ведут несколько коридоров… не может быть, чтобы это тянулось далеко. А испытуемые должны были находить путеводную нить где-то в начале, к этому месту уже должны ощущать её по полной программе и… найти? Но почему тогда у этих ничего не включилось? Или включилось, но они молчат и спокойно идут следом, потому что есть я, и не надо ни о чём заботиться?

– Смотрите, – я махнула в сторону далёких коридоров. – Где-то там – дорога дальше. Ищите. Обойдите их все. Попробуйте ощутить, найти. Было бы неплохо, если бы вы уже здесь почувствовали, как… если можно так выразиться, выглядит путеводная нить. Тогда будет легче искать другой конец. Когда ощутите что-то похожее, позовите меня: я подхвачу, и пойдём дальше.

Мелькнула мысль: а как же те, кто не справился, кого пришлось успокаивать и вести сейчас в полусне? Они что, проснутся, будут буянить? Хотя нет, я же не поддерживаю это их состояние постоянно… Но нет, лучше перестраховаться и оставить их в коридоре, пока мы не найдём продолжение пути, чтобы потом протащить их через провал по-быстрому.

Мы вошли в зал. Эрвиль разделил людей на небольшие группы, негромко распоряжался на своём языке, – я уже ничего не понимала. Было тревожно, но ощущение окончательности беды не приходило: нет, это временная трудность, ведь выходили же отсюда… только почему оно вот так, это постоянная дыра в аномалии, или же вдруг аномалия захлопнулась, как Переход, и пещеры стали обыкновенными? Или этого не может быть, поскольку на Астлане очень высокая концентрация Силы, и тогда он сам должен был бы её потерять… Как же мало всё-таки мы в этом разбираемся. Йаллера бы сюда… Ему вроде как все эти концентрации Силы и её отсутствие нипочём, он же сам Силовое существо.

Астланцы разбрелись по коридорам, остались только те, кто не прошёл испытание: сидели понуро, в полудрёме. Похоже на то, как будто им вкололи успокоительное, – какое-то время всё будет в порядке, это потом действие «лекарства» закончится, и они опять будут лезть на стенку… если вокруг останутся стенки. Хорошо бы уже не осталось. А если всё-таки аномалия вот так растворилась именно из-за количества испытуемых? Может, не зря жрецы пускали кандидатов по одному? Или… Хотя история никогда не сообщала, чтобы у них были толпы желающих стать Владеющими Силой.

Время безжалостно уходило. Трое суток… а если мы застрянем здесь подольше? Да, у людей запас провизии и воды, переживём… Только бы это был провал, а не исчезновение аномалии, только бы…

Спокойно. Если на последнем этапе нить стала «светиться» слабее, значит, это действительно провал, но – почему? Говорят, в самом сердце ураганов есть точка, в которой вопреки бушующей стихии светит солнце, и нет туч… Если аномалия – это такой застрявший ураган в поле Силы, то почему бы и здесь такому не быть… Можно вычислить, с какой скоростью мы шли, на какое расстояние углубились. Судя по времени, мы как раз посередине. Похоже на «глаз бури», да...  а может, это концентрация Силы так уменьшалась, прежде чем исчезнуть… Я вскочила и бросилась к коридору, из которого мы вышли, – проверять. Нет, путеводная нить на месте…

…Путь астланцы нашли только к вечеру, устав, пережив не один приступ отчаяния, паники, яростных выяснений чего-то меж собой, – я только по интонациям могла понять, о чём они говорят. Идти было уже поздно, но они хотели оказаться как можно дальше от Силового провала, настояли на том, чтобы всё же уходить, и пришлось согласиться. Подумалось: похоже, дороги тут не на трое суток, а меньше, а вторая ночёвка – вынужденная, из-за застревания посередине, если бы не было этой остановки, то наверняка третья и не понадобилась. Когда над головой снова невидимым светом засияла путеводная нить, астланский язык стал внятен без перевода, обрушились чужие чувства, и я вдруг ощутила: Эрвиль. В его внимании ко мне было что-то новое, болезненное, что ли… и до боли знакомое. Похоже… Да. Похоже на Линна.

Мне стало не по себе. И как теперь быть? Он хороший парень, он должен обучаться, то есть постоянно быть в нашем – Милорда, Линна и моём – поле зрения, а мне что делать? Я же не могу ему ответить… как говорится, извините, место занято. Оставалась робкая надежда, что это всё несерьёзно, просто – вот такая ситуация, когда идёт испытание, когда он встретил нечто необычное, когда… пройдёт время, мы выйдем наружу, к нему вернётся его обычная жизнь… очнётся. Ещё сутки пути. А вдруг он не пройдёт по каким-то неизвестным мне критериям, и проблема исчезнет сама собой? Хотя это несправедливо, он же хотел. Не может быть так, чтобы всё было плохо, это как-то неправильно, должен же найтись какой-то нормальный человеческий выход…

На ночёвку астланцы попадали вскоре после местной полуночи, – всё-таки сказалось напряжение, далеко мы не ушли. Я понадеялась, что после такой встряски они будут спать как убитые, и никакие кошмары в их сознание просто не пробьются.

Эрвиль пытался не спать. Зачем? Хотел остаться на ногах, чтобы иметь возможность поговорить без свидетелей, пока есть время? Да, точно… Привычно пробрался через ряды своих заснувших товарищей. Сел рядом. Молчит… Я не буду тебе помогать. Прости. И от разговора останется тягостное впечатление недоговорённости, оборванности, может быть… ненужности, что ли, чего-то лишнего, без чего было бы лучше. И он в конце концов не справится с собой и заснёт. А мне достанется давящая, уже ни от чего не спасающая тишина. На долгие часы.

 

* * *

По дороге после ночёвки я поняла, что темнота и каменные стены, пусть и светло-бежевые, начали давить даже меня. Эрвиль шёл замыкающим, но… Чужие мысли были близко. Значит, это и есть – громко думать… «А если она скажет – да, то я пойду к Линну, я поговорю с ним, если не отпустит сам, то… Должен отпустить…»

И надо было идти. Идти дальше. Не слушать, не слушать, вести… следить за путеводной нитью. И начинает смертельно хотеться спать… от стресса, что ли? пока не стали давить чувства Атенара, не хотелось, я бы выдержала… Да за что ж мне такое?!

Астланцы нервничали. То ли сказывалась усталость, то ли они осознали, что скоро – всё, и настанет неизбежная встреча с лордом Эльснером, который оборвёт надежду – или откроет путь в новый мир. Кто-то попытался задать мне вопросы, но мне было нечего сказать, решать вместо лорда Эльснера, кто из астланцев чего достоин, мне никто не поручал, да я и не хотела… и разговоры смолкли. Потом наконец наступил последний привал на обед и последний переход. Держаться и не спать становилось всё труднее, я знала, что без последней ночёвки не обойтись, и при мысли об ещё одном бессонном сидении в каменных коридорах меня накрывало нечто весьма напоминающее панику.

Я встряхнулась. Нельзя так. Если я буду паниковать, эти свежепробуждённые услышат мои чувства, и что же тогда делать – им? Нет, от идеи позвать Линна и вывалить на него всё, что здесь происходит, лучше отказаться: он ничем помочь не может, время не сдвинет, нас в подземном пространстве тоже не переместит, а посему пусть хотя бы ждёт спокойно. Более спокойно, чем я. Наверняка он что-то чувствует там, далеко, на поверхности, но одно дело – вариться в собственных ощущениях, и совсем другое – получить подтверждение им, да ещё и с конкретикой. А раз не зову, значит, ничего страшного, может, просто устала, всё-таки для меня это тоже тяжело. Так что обойдётся. А паника… мне, что, больше думать не о чем, кроме как о последней ночёвке? Вот наступит – и разберусь, если вообще будет в чём.

Итак, аномалия. Больше всего похоже на ураган, со своим «глазом бури» посередине, где, как и в настоящем урагане, царит штиль. Застывший ураган, привязанный к одной точке – к пещерам. На поверхности почему-то ничего нет. Почему? Что есть такое здесь и чего нет там?

Светло-бежевый камень стен, который не выходит на поверхность. Светло-бежевый. Общее с жёлтым кристаллом, на который я когда-то любовалась на Артосе, когда меня отправили убивать губернатора Дэйва Озена, брата Даниеля. Жёлтый кристалл, по преданиям, пробуждающий способности к владению Силой. Со мной этот номер прошёл, а с губернатором – нет, потому что нечего было пробуждать. А застрелить его под предлогом недопущения к этим самым способностям… Да, это было не совсем честно, он бы всё равно ничего не получил, а у Даниеля это был единственный шанс занять этот пост и стать одним из самых высокопоставленных союзников повстанцев… со всеми вытекающими возможностями. С другой стороны, на тот момент Линн ещё не прошёл своё обучение и мало что мог сказать об этих штуках, которые пробуждают способности. Точнее, усиливают. Так что опасения насчёт губернатора тогда были весьма обоснованными, Галактике и одного Вейдера более чем хватало, Даниель забил тревогу совершенно правильно. Ну ладно, Создатель с ним, с Даниелем, хотя фактически он сделал меня убийцей, я уже по этому поводу успела и напиться, и попереживать на полную катушку, и это уже с меня не снять, как и с Милорда – его обширное межпланетное кладбище… Что-то меня унесло, вернёмся к кирпичам, то есть к жёлтым камням. Интересно, это что-то есть в свойствах жёлтого цвета, в разных его оттенках, что он как-то более способен к концентрации Силы? Надо подкинуть идею Севийяру, пусть подумает, посоветуется с другими специалистами. Может, что-то и накопают. 

Аномалия. Пещеры Мельвина пробуждают способности, а Источник делает это в таких масштабах, что становится страшно. Человек меняется ещё и телом, приобретает какую-то иную материальность. То есть – приобретал. Уже очень давно здесь, на Астлане, не превращали людей в Белые Крылья, более того, спонтанных превращений, как это было в незапамятные времена, тоже никто не наблюдал. Почему? Источник изменился? А что его изменило? Император? Как? Не тем ли, что запечатал Источник, загнав в него Белые Крылья в полном составе? Одним ударом достиг двух целей: и от Белых Крыльев избавился, и возможность для появления новых пресёк… А вдруг они всё-таки каким-то образом живы там, в нематериальном мире? Но Йаллер был здесь и ничего не сказал. Не понял? Не определил? Не успел? Помешали? Может, если бы так не конспирировался, узнал бы больше?

А возле пещер Мельвина есть развалины. Судя по всему, это было что-то вроде тренировочного лагеря жрецов. Лучше всего уцелел белый домик на скале, на верхотуре, оттуда открывается шикарный вид на далёкую столицу… Да когда же наконец всё это снова станет – вокруг: небо, даль, простор?! Надоело уже, честное слово, всё-таки человек – это световое существо, какие-то жалкие трое суток в пещерах, и уже всё, самочувствие хромает на все доступные ему конечности…

Последняя ночёвка. Да, можно было бы, стиснув зубы, добраться, но выходить глухой ночью в ущелье рискованно, они устали, с иным зрением здесь только я, а они свалятся, ноги себе переломают. И хорошо, если только ноги. Атенар, не мучай меня и себя… спи. Я тебя очень прошу.

И снова – часы мрачной тишины, от которой звенит в ушах. Линн молчит, сам на связь не выходит, лорд Эльснер тоже. От разговоров будет только хуже, я знаю, лучше – потом, когда всё закончится, когда будем сидеть где-нибудь, где много окон и мягкие кресла, когда будем встречать закат, а потом взойдут звёзды… всё-таки темнота со звёздами – это совсем не то, что здесь, ведь и ночью не бывает совершенно темно, а там ещё и городские огни…

Не спать в пещерах Мельвина. И вообще быть осторожной в местах, концентрирующих Силу. Интересно, я обречена всегда так беречься или когда-нибудь от этого освобожусь? Милорд молчит, – сам не знает. Йаллер тоже молчит, хотя он как раз и привёл меня к такой жизни. Но это – жизнь… а могло и вовсе ничего не быть. А потому – не спать. Йаллер не виноват, у него не было выбора… Как же много всего лезет в голову, когда есть свободное время.

 Скоро подъём. Может, стоит разбудить их пораньше? Наверху уже светает, отоспятся во флайере. Они тоже устали и хотят побыстрее выбраться наружу, только благодарны будут… Подъём!

Путеводная нить тускнеет, – так же, как это было на входе. Аномалия растворяется, дальше будет обычная для Астлана концентрация Силы. Ещё немного. Ещё совсем немного. Может быть, за следующим поворотом… нет. Не надо считать повороты, это не поможет. А я не помню, так ли долго шла эта тусклая нить в начале пути или нет, или это только здесь… Да скорей же, сколько ж можно…

Астланцы шагали быстро, впереди стало светлеть. Эрвиль… проснулся окончательно. А ведь он искренен. И от этого перехватывает горло. Да, приятно, что он так относится, но… Как Атенар вообще подумал, что я могу бросить Линна, бросить мою жизнь – мою, без притягивания за уши, со всеми сложностями, тревогами, но – мою?! Предать Линна… Зачеркнуть всё, что было, сказать – нет, ты мне не нужен, я ухожу, я остаюсь на Астлане, выдрать его из души… Как?! И – ради чего?

Нет. Неужели у Атенара тут своих женщин нет? Понятно, что есть, но другие… да всё понятно, всё, только от этого не легче, всё равно придётся нанести ему удар в сердце… и что же – он вот так теперь свяжет своё начало обучения владению Силой – со мной, и как он вообще сможет учиться у лорда Эльснера, зная, помня… Хотелось упасть и отрубиться, чтобы тяжесть исчезла с души, чтобы – забыть и проснуться в чём-то совсем другом, где всего этого нет…

Сначала было просто светло, яркий дневной свет, чересчур яркий, – невольно зажмуриваешься, идёшь с почти закрытыми глазами. Под ногами камень сменился землёй, можно потихоньку открыть глаза. Ущелье, высокие деревья, неудобный выход… Надо пройти вперёд, подняться. Ну должны же они встречать, где же они… надо пройти вперёд, тогда следом выйдут и остальные, здесь узко. Среди деревьев – силуэт, от яркого света не очень понятно, кто это… Лорд Эльснер?

А потом яркий свет отступил, зрение прояснилось, – да, это он, ждёт… ждёт меня. На несколько мгновений наши взгляды встретились – и я поняла, что падаю, сознанием – в темноту, телом – на траву. Последнее, что донеслось издалека, – Атенар бросился ко мне, а лорд Эльснер спокойно преградил дорогу.

– Нет, всё в порядке. Она спит. Она просто спит. Нет, я донесу её до флайера. Я сам донесу. Нет, спасибо. Идите за мной.

И – долгий путь вверх по склону ущелья, туда, где смог сесть флайер. И где лорд Эльснер оставил Линна за штурвалом, – нет, не ходи, жди, я сам встречу…

 

* * *

Когда я проснулась, то поначалу не поняла, где нахожусь, – незнакомая комната, какие-то чужие стены… А потом услышала движение, повернулась к окну, – в глаза ударил свет, и из света шагнул Линн.

– Всё хорошо, – он старался говорить спокойно, и вроде бы даже получалось. – Испытание прошли семнадцать, это больше, чем отец ожидал. А вышли – все.

Семнадцать. А ещё испытанием было то, что посреди пути свежеобретённые способности отключились, и человек остался на своём, уже приготовившись быть выше других… И у кого-то от гнева и обиды – позже – они так и не вернулись. Интересно всё-таки, как сильно астланские жрецы подкорректировали аномалию под свои нужды. Уж больно хорошо оно подошло.

Он помолчал. Подошёл, сел прямо на пол, возле кровати.

– Знаешь… я думал, будет хуже.

Спросить – о чём это он? Или не надо…

– Что дальше?

– Дальше – отец берёт прошедших на обучение. Интенсивный курс, на износ, на две недели. Дальше они идут ко мне, а он начинает занятия с новой группой. За оставшееся до процесса время должны успеть сделать для местоблюстителя нечто боеспособное и самостоятельное. Жёсткие рамки, да…

И всё же он не договаривает. Ждёт…

– Линн… А я что буду делать? Торчать здесь и делать вид перед правительством Галактического Союза, что стерегу лорда Эльснера?

Он выпрямился.

– Хочешь уехать?

– А что мне остаётся? Болтаться без дела и прятаться от Эрвиля? От этого никому не будет хорошо…

Вздохнул. Да, ты ждал именно этого, я же знала… а это тяжело, да.

– Эрвиля не будет.

– Он не прошёл?

– Прошёл, но… Отец встречался с ним отдельно от всех. Он хороший человек…

– Я знаю.

– Не только ты. Терять таких нельзя, но сейчас он не в состоянии учиться. Пусть пройдёт время, пусть придёт в себя… смирится. Может быть, на это уйдут годы.

– Даже так…

– Отец собирается сам взяться за его обучение, но не сейчас. Скоро же начнётся процесс, одному Создателю ведомо, когда и чем закончится, так что – после.

– То есть мне всё-таки две недели болтаться без дела до появления следующей группы, а потом их проводить?

Он наконец-то улыбнулся. Близко-близко – яркие синие глаза.

– Я думаю, мы тебя попросим заняться отбором кандидатов для прогулки по пещерам Мельвина. Ты же не против, верно?

…а комната выходила на восток, солнце врывалось в неё и прогоняло остатки ночи по углам.

 

III

* * *

– От имени и по поручению глав правительств Галактического Союза…

Игнис Фатьюс, Энтида. Человек.

Аристократ, член совета Энтиды, женат, детей нет. Тайно воевал с Империей. Был арестован, спасся благодаря краху Империи.

– …в знак воскрешения традиции Прародины и Объединённых Звёзд…

Крис Ариатис, Свейз. Человек.

Пилот космофлота повстанцев, ныне – Галактической полиции. Предприниматель. Прятал на Свейзе поселение спасённых боругов.

– …во имя чести и справедливости…

Эрлиней Сетх-Ласка, Аксерат. Человек.

Супруга короля Лестарии. Когда Стелли привёл на Аксерат галактическую медицину и другие технологии, именно она сделала всё для того, чтобы соединение двух цивилизаций шло безболезненно, и завоевала уважение всего сектора.

– … для установления доподлинно…

Князь Ардан, Дельсарен. Ликс.

Телепат, занимающий должность Недремлющего Стража. После победы налаживал связь Дельсарена с Галактикой.

– …и наказания виновных в преступлениях Империи против законов человечности…

Ательтана Юдвик, Маретта. Сай-девинь.

Врач, участник боевых действий.

– … для выяснения всех обстоятельств дел нынешних и дел минувших…

Лаарис, Элиетт. Измирант.

Один из руководителей правительства измирантов в изгнании. После почти полного уничтожения расы был против восстановления деловых отношений с людьми, но Линн его переубедил.

– … был образован трибунал – Суд народов…

Рамашвати, Сайават. Задерак.

Вечная прислуга людей, считавших себя в Империи высшей расой. Среди них редко бывают те, кто осознаёт себя свободными, и он – один из таких.

– …в его состав вошли граждане планет Галактического Союза…

Вахерти Андона, Тарлинас. Та’алат.

Народ, составляющий почти половину населения планеты. Не люди. Империя не пускала во власть никого, кроме людей, он же сумел стать неофициальным советником губернатора – и удерживал мир между народами. Кто-то из своих презирал его за соглашательство, кто-то понимал, что без него та’алатов наверняка перестреляли бы без разбору.

– …по принципу представительства от секторов…

Ре-Алха, сектор двести шестнадцать. Эльрей.

Они не живут на планетах уже давно. Когда-то жили, но люди преследовали их, – Империя открыла охоту на негуманоидов, и они начали свои скитания. Когда-то они открыли мою родину, хотели обрести тут дом, но были вынуждены снова отступить, потому что пришла Империя.                                 

– …выбранные свободно и гласно…

Тенереаннаматьи, Тианлинда. Маарвей.

Сдвоенные перекатывающиеся глаза и слизь на коже, голые, непрестанно шевелящиеся осклизлые отростки-щупальца. Охота немедленно зажмуриться, жалеешь о том, что ты вообще это существо увидел. Наверное, у него много заслуг перед Галактикой, но при виде такого как-то даже немножко начинаешь понимать давнее человеческое отвращение к негуманоидам. Хотя, конечно, отвращение отвращением, а во всём нужна мера.

– …без различия расы, пола и возраста…

Ташерит, Нут. Та-юи.

Один из руководителей «Наследников вождя». Собрав свидетельства захвата Нута и депортации нелояльных с планеты в неизвестном направлении, выступил открыто и бросил в лицо Империи обвинение. Скрывался. Сумел остаться на свободе. Их народ настолько близок к людям, что даже Империя порой ошибалась.

– …и ныне я, корреталь Артоса Даниель Озен…

Шанкра-авайя, Сагарикия. Человек.

Эколог из сагарикийской Академии. Заимела скандальную славу, противодействуя варварским проектам Империи по освоению месторождений на подвластных ей планетах.

– …объявляю Суд народов…

Экийят, Айвер. Нелатта.

Находилась в списке разыскиваемых Империей больше двухсот лет как глава «непримиримых мстителей Айвера», до того – выполняла террористическую работу в качестве рядового члена группировки.

– …открытым.

Йаллер был бледен и спокоен, как будто не он недавно сорвался – мол, в каком месте они нашли намёк на справедливость, они что, не знают, из какой главы Легенд это вытащено… как будто не он, схватив меня за плечи, говорил – Кариаки, ты же должна помнить, так же нельзя, да скажи же им… Мне очень хотелось напомнить ему, как меня зовут, что я ничего никому не должна, и что вообще полегче, потому как мне уже больно… но было просто страшно за него, и я пыталась докричаться: вернись в сейчас, это всего лишь традиция, люди ничего не имеют против тебя и не могли даже предположить, что тебя вот так замкнёт на твоих ассоциациях и воспоминаниях... А Линн смотрел на всё это и соображал, какую дозу успокоительного вкатить Йаллеру, чтобы наконец подействовало. Тяжёлая всё-таки штука – душевные травмы, иногда кажется, что они не имеют срока давности… 

– Свидетель Морхотте Нарндейл, прошу принести клятву и дать показания.

Йаллер повернулся, чуть прищурился: Нарндейл шёл к трибуне, собранный, предельно серьёзный, – как на бой.

– Перед Создателем, звёздами и Вселенной, перед живыми и мёртвыми я клянусь говорить правду.

– Свидетель Нарндейл, расскажите суду о том, как вы стали военным комендантом Артоса.

Тот не смотрел ни на кого, – ни на Милорда, ни на зрителей, ни на судей. Странные светлые глаза были бесстрастны.

– Как вам известно, предыдущий комендант Артоса допустил на планете попытку мятежа сканьяс против власти Империи. Лорд Вейдер лично выбрал преемника – меня – и приказал мне прибыть сюда, с бывшим комендантом мы встретились на одной из военных баз. Тот попытался оправдываться, отчитываться, уверять, что он уже подавил мятеж и справится с последствиями, но лорд Вейдер не стал его слушать. Он просто поднял руку, тот стал задыхаться… и через короткое время уже был мёртв.

– На каком основании вы решили, что его убил именно лорд Вейдер?

– В кабинете больше никого не было, а если бы случилась диверсия с распылением какого-то отравляющего вещества, то я бы тоже это ощутил, потому что у меня не было никаких средств защиты. Послушайте, я должен сказать…

Он сжал руки.

– Я верно служил Империи, это правда. Лорд Вейдер был олицетворением силы и власти, он был тем, на чём держался боевой дух армии и космофлота… Когда я узнал, что после гибели Империи он выжил, то поначалу подумал, что он в плену, но факты оказались против… я пытался убить его. Я не раскаиваюсь в этом, я раскаиваюсь в другом: я восхищался тем, кто того не стоил. Послушайте! Он сам открыто сказал, что служил Дерсиангу – и за спиной властей готовил покушение на Императора. Вспомните, Дерсианг не вёл никаких открытых войн с Империей, – да, были стычки, но где их нет. Он отправился убивать Императора – и предал тех, кто его послал. А было ли это? Где свидетели? Факт покушения мог бы подтвердить один Император, но он мёртв, и не попытка ли это приписать себе нечто, что оправдает его в ваших глазах? Да, он с Дерсианга, да, но…

– Прошу прощения, уважаемый свидетель, но вас вызвали для дачи показаний, а не для обвинений. Если вам больше нечего сказать по существу дела, то суд попросит вас завершить речь.

– Извините. Я сейчас вернусь к сути.

Он помолчал, ожидая тишины и внимания к себе.

– На службе Империи он просто убивал нас за любую ошибку – для устрашения остальных. А ведь для любого из тех, кого он убил, вполне хватило бы увольнения, понижения в должности, какого-нибудь дисциплинарного взыскания, и человек ходил бы по струнке, старался изо всех сил, потому что мы подчинялись безусловно. Император был для нас божеством… собственно, он им и являлся на самом деле, он же руниа. Император отдавал приказы, и существовала вертикаль власти, по которой эти приказы доходили и исполнялись, никто не мог обсуждать приказ, думать можно было только в рамках своих полномочий, и… Словом, наказание смертью – лишнее, это вовсе не нужно было для эффективного управления военной машиной. Потом он пошёл дальше – убил Императора. Ради чего, ради кого – неважно: он в очередной раз предал того, кому служил. Теперь вы взяли его на службу, пользуетесь его знаниями, умениями. Вам ещё неясно, кого он предаст следующим? Разве ему будет сложно найти весомые – для себя! – аргументы для измены? Да, может быть, он вам полезен, и для всех этих убийств вы изобретёте смягчающие обстоятельства, вы – ненавидя Империю! – свалите его вину на то, что во всём виноват покойный Император, на то, что сама система была порочной, – если захотите, то придумаете, я не сомневаюсь. Но предательства – это он, Вейдер, а никак не тот, кто стоял выше него. Мне не удалось отобрать у вас власть, и теперь вы сами – правите и рискуете, страшно рискуете, и не только вашими жизнями, – вы, главы планет. Я – бывший военный комендант Артоса, я знаю, что значит отвечать за безопасность других, и я говорю вам: этого человека нужно казнить, чтобы он больше никого не предал. Да, может быть, для этого не хватит моих показаний, – что такое всего лишь одно убийство? И всё же – подумайте. В ваших руках сейчас судьба не только лорда Вейдера.

Морхотте Нарндейл повернулся и пошёл прочь, – его ждали, чтобы отвезти обратно в тюрьму. В зале стоял гул.

Йаллер был страшно напряжён, глаза горели.

«Линн, это опасно. Ты слышишь реакцию судей? Он убедителен, и… я знаю, я узнаю эту манеру, и… его самого, это он, когда-то его звали – Арелат!.. он вернулся, снова запутался во враждующих сторонах, везёт ему на такое, что же с ним делать-то…»

«Я с тобой спорить не буду, я в этом не разбираюсь, – может, ты и прав, но какая разница, кто он, в конечном-то итоге. Хочешь – попроси о встрече с ним, тебе разрешат. Хотя зачем тебе разрешения, телепатию никто не отменял…»

«Разговоры не помогут, он уже всё сказал. К тому же, у него нет сейчас открытой памяти, он ничего не помнит и не узнает меня, и это хорошо. Да, ты говорил, что он как свидетель опасен, и его надо выпускать первым, но я не думал, что он вот так дорвётся… что опасен – настолько. Надо думать, надо выставлять тех, кто поможет доказать, что Милорд честен, что…»

«Надо. Послушай. Мы же уже всё это продумывали, сколько раз прокручивали, что за свидетели, как их показания могут повлиять… Да, когда это наконец начинает осуществляться, это бьёт, и ты выясняешь, что на самом деле вовсе не готов.»

…Суд объявил перерыв. Можно было бы посидеть в Центре, но Линн категорически поставил на работе крест. Либо Центр будет с лордом Эльснером – либо никак. Без лишних слов. Пусть видят. Да, в этом есть что-то от шантажа, но ведь он же прав, и вообще, какая сейчас может быть работа...

Вечером они пришли в квартиру к Линну по одному, не сговариваясь, да даже и не предупредив его, – спасибо хоть мне сказали, я по-быстрому сообразила какое-то угощение... Сначала Йаллер. За ним Тан Севийяр. Гантенир Вайкири со своей женой, сестрой Линна. Крис Ариатис. Хасан Пайела с Раиной. Потом, уже совсем к ночи, подъехал и Даниель. О процессе мы не говорили принципиально, – не хотели. Был вечер встречи после долгих разлук, были рассказы – о другой жизни, о делах, и вдруг – внезапно – что-то сдвинулось, зазвенело в воздухе, кто-то вспомнил что-то весёлое, и на лице Линна появился слабая, но искренняя улыбка… и мы все вздохнули. Я сделала на всех моррето, – хорошая штука, да, и теперь я знаю правильный рецепт, надо было сообразить, что напиток называется в честь планеты происхождения, и в этом направлении пошарить. Вечер плавно переходил в ночь, и никто не хотел, чтобы в воздухе повисла гнетущая тишина, тянущая за собой навязчивые мысли, её разрушали, убивали, ей не давали ни шанса. Нельзя.

 

* * *

«Нет. Не выступай на процессе.»

«Лорд Эльснер! Но как же, они меня вызовут в любом случае, я же могу рассказать и про своё тогдашнее покушение… на вас, про то, как вы громили элиа на Аксерате… не обойдутся, это всё важно, я многое видела, и…»

«Да. Видела. Но тебе – нельзя, – его голос смягчился. – Ты… необъективна. Ты слишком эмоциональна. Любому очень заметно, что ты за Линна, а значит – за меня. Эта предвзятость сработает против тебя – и против меня. Ты не сможешь защитить, твои слова вызовут раздражение, да и лучше тебе лишний раз не выходить публично, в тебя уже один раз стреляли. Я не к тому, что Даниель не может обеспечить охрану, но, надеюсь, ты поняла. Не стоит.»

«Но…»

«Поговори с Линном. Он со мной согласен.»

Он замолчал. Вокруг остались только тишина и темнота, и очень хотелось разреветься, но было нельзя. Нельзя. Потому что тянется глухая ночь, потому что настанет завтра, потому что… Слишком эмоциональна, да. Наверное. И контролю над эмоциями я пока что так и не научилась.

– И не надо, – попросил Линн.

Я вздрогнула, – не заметила, как он очутился рядом.

– Что?

– Тебе не нужен контроль над эмоциями.

– Почему? Почему, в конце концов?! Я что, не могу выйти и рассказать то, что знаю? А знаю я много, и им нужно услышать, как он работал на Галактический Союз, работал верно и честно, и что это всё вовсе не предательства, просто линия правильности служения на самом деле оказалась другая, и надо следовать ей, а не то рискуешь не сдать экзамен на человечность!.. Ну почему? И что, он думает, я подчинюсь?! Раскомандовался тут…

– Не плачь… пожалуйста.

– Это же в ущерб ему будет, если я не выйду…

– Мы найдём другие способы представить эти факты.

– Линн! Но почему, почему ты с ним согласен?

– Потому что он прав…

– В чём?!

– Послушай. Ты можешь послушать?

– Да…

– Помнишь открытие Центра?

– Конечно…

Он вздохнул.

– Мы с тобой танцевали, и потом я… попросил у тебя разрешения объявить о том, что мы наречённые. У тебя так засияли глаза… а потом ты стала стесняться, как же так – публично, открыто, да ещё и обычай Дерсианга, про который ты ничего не знала, боялась, что сделаешь что-то не то... Не плачь… Я не хотел наступать на твои желания, я бы отказался… если бы ты настояла. Но ты согласилась – чтобы сделать мне подарок, чтобы в моей жизни это было, потому что у меня была мечта, по которой раньше прошлись и растоптали, и… ты справилась с собой, и ведь от этого тебе не было плохо, верно?..

– Да… я только стеснялась, потому что было полно народу…

– Танцевали мы тоже при них же, и, поверь, всё уже было очевидно, – он улыбнулся. – По тебе всё видно, правда, и не только мне. Я прошу тебя, пожалуйста, сделай сейчас то же – для меня… только в другую сторону. Не выходи. То, что по тебе всё видно, – это будет плохо. Многие настроены против него. Они будут думать, что тебя обработали с помощью Силы, Создатель знает что ещё. Я не хочу. На тебя обрушится это, ты же всё чувствуешь… ты даже сейчас не можешь говорить спокойно, а что же там будет? Я прошу тебя, сделай так – для меня. И… ради меня.

Он замолчал. От напряжённости ожидания, казалось, звенит сам воздух…

– А может, всё-таки освоить контроль над эмоциями?

– Нет. У тебя и не получится, ты только зажмёшься, попытаешься искорёжить свою природу, а она будет сопротивляться.

– Но ведь лорд Эльснер этого хотел…

– В какой-то мере – да. Но не до такой степени, чтобы ты перестала быть собой. Скажи, – ты не выйдешь?

– Линн! Они же всё равно меня спросят. И придётся как-то выкручиваться, объяснять, почему я отказываюсь. Никто не поверит в то, что я не хочу.

В его глазах было облегчение.

– Не надо выкручиваться. Не придётся. Будет достаточно просто сказать – нет.

 

* * *

День был одиноким и тоскливым – до жути. Я уехала рано, решив всё-таки наконец сходить на занятия: с астланской эпопеей я опять кардинально опоздала на начало учебного года. Профессура ещё не начала смотреть на меня как на неизбежную неприятность, мешающую общей благополучной картине всеобщей успеваемости, но во взглядах уже начинало что-то такое проскальзывать. Линн молчал, лорд Эльснер тоже. Собственно, а зачем им, они уже добились от меня того, чего Милорд хотел…

Когда лекции закончились, пришлось ехать в суд. Здание было массивным, многоэтажным и круглым, какого-то странного бело-серого цвета: как будто неведомый архитектор сначала построил зал заседаний с высокими сиденьями для зрителей и с ложами, а потом по мере необходимости достраивал вокруг него коридоры и кабинеты. Не сказать, чтобы получилось как-то сильно неестественно, но среди домов с нормальными углами эта махина изрядно выделялась. Я вздохнула, оставила флайер на стоянке и переступила порог. Эти теперь тоже будут задавать вопрос «почему?»…

После блуждания по коридорам нашёлся задерак, помощник Игниса Фатьюса. Он сначала обрадовался моему приходу, потом расстроился, что я отказываюсь давать показания против члена своей семьи, и долго пытался убедить меня в том, что дерсиангская двухступенчатая система брака – юридическая ловушка, и на Артосе это можно и обойти, так как здесь признаётся полноценной только вторая ступень, а на Дерсианге… Я запуталась, подумала, что если бы задерак был человеком, то по нему горькими слезами плакали бы все пластические хирурги, ведь на человеческий взгляд урод уродом, и ничего не сделаешь… Наконец он сник, я поставила свою подпись на родном языке и расшифровку по-галактически и снова ушла блуждать по коридорам. Коридоры были одинаковыми до умопомрачения, а солнце по осеннему делу решило не выходить на работу, и сквозь окна лился серый унылый полумрак. Кажется, где-то в здании на закрытом заседании Суд народов рассматривал уже имеющиеся показания свидетелей, от этой мысли ещё раз перехватило горло, и я постаралась побыстрее сбежать на стоянку.

Возле моего флайера кто-то был. В первый момент я испугалась, не Линн ли это, но потом разглядела роскошную чёрную шевелюру, и отлегло от сердца: Йаллер. Только вот что он тут забыл?

– Ты сейчас куда? – небрежно спросил Йаллер, с интересом изучая заднюю часть соседнего флайера.

– Понятия не имею, – честно ответила я. – Ты ведь, как всегда, в курсе дел? По-хорошему, очень охота слинять на край света, забиться в какую-нибудь нору, и чтобы никто меня не видел.

Он не ответил. Задняя часть флайера, похоже, представляла собой особо захватывающее зрелище, я даже сама глянула туда: вдруг он действительно что-то там нашёл?

– В принципе, есть вилла Даниеля, – наконец сообщил он. – Помнится, когда объявили о процессе, Линн прятался именно там, пока ты его не вернула. Может, и правда…

– Не пойдёт, – вздохнула я.

– Почему?

– Потому что он тогда не из-за меня сбежал.

– И что? Так уже было, когда ты не хотела его видеть и прогнала с острова Бессмертных, тоже мне новость.

– Ты не понимаешь. Я не могу так! Там, в кабинете Даниеля… ну, помнишь, мы вернулись, а Даниель мне заявил – хватит страдать, иди выяснять отношения. И отдал ему ключ от кабинета, сказал: давайте разбирайтесь, а я пошёл домой. И мы всё выяснили. И он спросил: ты не уйдёшь? И я испугалась, что его вот так уже ранили, что кто-то от него ушёл… узнала про Лейю, только тогда. Что он любил её, после Беспина признался, а она сказала – извини, я люблю другого человека. А он сумел остаться другом для обоих. Остаться другом, а не расстаться друзьями. И он долго потом переживал по этому поводу. А этот шибко умный Йода только перед самой смертью соизволил сообщить, что Лейя его сестра. А… И вообще, от вопроса «почему» мне уже с ночи охота кого-нибудь убить!

– Можешь попрактиковаться на мне, со мной это сложнее, чем с людьми, да и безопаснее…

Я засмеялась. Тучи немного посветлели, хотя к солнцу и дню это всё равно имело весьма слабое отношение.

– Поехали ко мне? – неожиданно предложил Йаллер. – Правда, там сейчас невесело после того, как я отвёз Тариэль на Аксерат.

– Невесело – это не беда, главное, чтобы не было бардака, но тебе в деле уборки помощники не нужны…

Я села за руль. Задняя часть соседнего флайера исчезла из поля зрения Йаллера, и он стал внимательно рассматривать панель управления, как будто в жизни не видел ничего более увлекательного. Линн по-прежнему молчал.

Кер-Сериндат с воздуха был красив, хотя для полного впечатления лучше было бы спуститься вниз, побродить по улочкам древнего центра… но потом – подняться над ними, увидеть белые шпили Академии, прозрачно-голубые окна высоток деловых районов… между которыми мы совсем недавно гонялись с Линном на спор, а Милорд был судьёй. К горлу подкатил ком. И что теперь будет? Они так и решат, что им можно на меня давить? И куда всё это делось – то, что было? Мне показалось?

– Хороший город, – негромко сказал Йаллер. – Каждый город сам по себе живой, независимо от людей. Люди строят его, оставляют в улицах и зданиях часть души, эти части сплетаются в новое целое, рождается новая жизнь. Города всегда знают, кто и с чем приходит в них. Кому-то город откроется, развернётся, захочет показать то, что в нём есть, а при других будет равнодушно молчать или вынужденно терпеть.

Я кивнула. Йаллер жил в том же квартале, где и мы, это был район устремлённых ввысь домов: когда-то принималось решение, расползаться ли городу вширь, убивая леса и свободную землю, или же идти в высоту, и люди выбрали второе. Между высотками были воздушные переходы, на верхних этажах строились стоянки для флайеров… а если спуститься вниз, то попадаешь в почти нетронутую природу, и только чёткие дорожки напоминали о том, что здесь всё под присмотром человека.

В квартире Йаллера было пусто и печально. Тариэль уехала, у неё на Аксерате остались родственники, и всё же, всё же… столько веков были вместе. Она не приняла в нём то, что он любил людей, хотел участвовать в их делах, в их жизни… считала нас чем-то вроде грязи, которую нужно обходить подальше. Пока они жили на Аксерате, где людей было мало, это не мешало, потом она последовала за ним в Галактику: знала, что ему нужна опора, что быть среди тех, кто мало живёт, – тяжело, что у него бывают срывы, и требуется поддержка, особенно теперь… Не смогла. Не выдержала. Не приняла его – таким, каким он должен быть в полной мере.

Йаллер накрывал на стол, поднял глаза.

– Да, ты правильно подумала, – он говорил тихо и как будто не мне, а самому себе. – Ты же знаешь, у него тоже это есть – то, что нужно принять. Именно принять, а не снизойти, не смириться, не сделать закрытой темой и жить так, как будто этого нет. Дарт Вейдер – лорд Эльснер даль Соль.

– Да. И даже не сам Милорд, а отношение Линна к нему.

Он поставил на стол последнюю тарелку.

– Ешь. Ты же с учёбы, наверняка голодная.

– Есть такой факт…

Я обнаружила, что Йаллер прав, и налегла на еду. Он умел готовить, правда, редко этим пользовался, – руниа не так нуждаются в пище, как люди. Снова навалилось: ночь, разговор с Милордом… обида. Да, так. Потому что меня прижали к стенке, и я сделала кое-что против своей воли. А я ведь хотела рассказать что-то хорошее…

– Расскажи мне, – вдруг предложил он. – Вы же всё гоняетесь, сами всё знаете, а мне приходится довольствоваться какими-то обрывками. Можно я наконец узнаю о ваших делах по порядку и спокойно?

– Можно, – я даже и не удивилась. – Только что же мне делать теперь? Они уже раз добились своего вопреки моему желанию. Получилось один раз, значит, можно и повторить. Разве не так?

Он поморщился.

– Ты говоришь… как-то не от себя. В тебе говорит обида… даже страх. Скажи, разве ты – та, что тогда была в кабинете, та, что танцевала на открытии Центра, – могла бы такое подумать? Ты говоришь о них сейчас как о тех, кто… по другую сторону. С кем нужно воевать – за себя. Разве ты действительно так думаешь?

– А они тогда уже были такими же. Теми, кто мог надавить и вынудить согласиться.

– Ну, Милорд – да, – Йаллер усмехнулся. – Он был другим только тогда, когда был Вейдером. Судя по всему, тот вариант, мягко говоря, похуже, чем нынешний. И ты собиралась его защищать. Сейчас уже не хочешь? Пытаешься убедить себя в том, что такого и не надо?

– Что ты несёшь?!

– Я пытаюсь помочь тебе понять, что ты сама несёшь. Если бы сейчас тут был Линн, разве ты сказала бы ему всё это?

Я основательно задумалась. Наверное, нет. Наверняка нет. Почему? Опять этот мерзкий вопрос…

– Потому что ты прекрасно знаешь, что это не так, – подытожил Йаллер. – И сейчас ты расскажешь мне про свои гонки по планетам. Про то, как вы познакомились. Про то, что я не видел на Аксерате. И про то, как на Элиетте Линна накрыл обвал, Милорд вылетел выручать и дал тебе на истерику два с половиной часа, а тебе не хватило. И поймёшь, что нынче ночью он был прав. Ведь так?

– Ты тоже решил заставить меня принять решение, которое тебе больше всего нравится?

От неожиданности он замер, потом расхохотался.

– Извини. Я немного поторопил события.

Я покончила с его стряпнёй, Йаллер убрал со стола, уселся поудобнее и соединил кончики пальцев. В глазах было тепло и интерес – куда более искренний, чем к задней части флайера.

– Ну давай, рассказывай. Не томи.

…а к ночи дверь отворилась, и на пороге возник Линн – успевший промокнуть под начавшимся ливнем, продрогший и с трудом подбирающий галактические слова, и при взгляде на него всё исчезло, как смытое осенним дождём: у него и в мыслях не было заставлять, он только – просил, как всегда, когда ему приходилось просить и чувствовать себя виноватым за отца... Йаллер проигнорировал его протесты, налил горячего вина, на гранях бокала заиграл свет, и в комнате появилось маленькое рукотворное солнце.

 

* * *

– Свидетель Орсолла эр-Ниада.

Её руки чуть дрожат. Чтобы этого никто не увидел, она прячет их в рукава.

– Я клянусь говорить правду – перед Создателем и Вселенной… и ради тех, кого уже нет.

– Скажите, пожалуйста, с какого времени вы поддерживали связь с повстанцами?

– С тех пор, как после присоединения Элдеррана к Империи генерал даль Соль организовал Сопротивление. Он прилетел на Сегвию договариваться о поставках вооружений… как известно, на Сегвии было сосредоточено основное военное производство монархии Дерсианга…

 

Такую новость следовало слушать стоя.

И Сегвия встала.

Когда командующий Сегвийским космофлотом включил трансляцию на всю планету – застыли люди в космопорту, на улицах городов, на предприятиях и в школах. Замерли те, кто находился на борту звездолётов.

Сегвия встала, слушая о смерти своей свободы.

– …отныне и навеки Дерсианг и прежде подчинявшиеся ему планеты по доброй воле вошли в состав Империи. Космофлот и планетарные вооружённые силы объявляются распущенными. Обязанности по поддержанию порядка и по охране покоя возлагаются на имперские вооружённые силы. Те, кто пожелает влиться в их ряды, обязаны будут пройти проверку на принадлежность к человеческой расе и лояльность к новой власти. Правительства планет бывшей республики объявляются временно исполняющими обязанности до момента полной передачи управления в руки имперских чиновников, и я, губернатор Дерсианга…

Он что-то нёс о представительстве по одному человеку от планеты в имперском сенате, но его уже не слушали. Точнее, слушали – но думали о своём.

О том, что почти пятьсот лет свободы после того, как погиб Орден и были разгромлены Объединённые Звёзды, – это всё-таки много.

О том, что экономическими методами монархию Дерсианга уже давно пытались принудить отказаться от свободы и распластаться перед Империей. Монархия, при всей её слабости, всё-таки имела гордость и не сдавалась, а пришедшая ей на смену республика подняла руки очень быстро.

О том, что другие планеты сдались ещё раньше, как Элдерран, потому что… нашли причины, предлоги и поводы. Быть сытым рабом проще, кажется – не делай ничего против господина, и тебе ничего плохого не будет. Кажется.

 О том, что военные заводы Сегвии, создававшие мощь Дерсианга, теперь должны перейти в руки Империи. Той самой, попытки которой установить тут свой контроль успешно пресекал Сегвийский космофлот.

И перехватывало дыхание от ярости. Они продержались почти пятьсот лет – для того, чтобы теперь свои нанесли удар в спину, сказав, что все их усилия никому не нужны, что свобода – это выдумка.

Командующий Сегвийским космофлотом Таннит даль Некстер дослушал выступление имперского губернатора и вышел в эфир. После глухого, полного высокомерного превосходства голоса губернатора – Сегвия вздрогнула и вздохнула, услышав знакомое и живое.

– Итак, вы слышали, – сказал Таннит. – Нас предали. Сейчас, немедленно, прошу всех, кто входит в совет Сегвии, на совещание. Обещаю, ненадолго. После этого я выступлю перед вами. Не расходитесь.

 

* * *

– Оптимист – это не тот, кто отрицает, что на дворе ночь, а тот, кто точно знает, что за ночью придёт рассвет, – доносился из динамиков в космопорту голос командующего Сегвийским космофлотом. – Ничего не поделать, у нас сейчас наступила ночь. Те, кто хочет попытаться сделать вид, что это на самом деле не ночь, могут улететь, если, конечно, найдут, куда, но я обязан предупредить: это Империя, и ей женщины и дети врагов не нужны. И об этом следует помнить.

Камерель эр-Ниада помнил. Делать вид – не получалось, и перед тёмным взглядом жены приходилось признать, что ночь пришла. Он хотел увезти Орсоллу прочь от ночи – туда, где ещё есть надежда на жизнь. Больше всего он боялся, что его не отпустят – его, ведущего инженера с завода по производству истребителей, – но то ли у Таннита были другие настроения, то ли он решил, что удерживать людей против воли будет только в ущерб делу, и уехать можно было беспрепятственно.

Он попытался понять, что будет, и не увидел ничего – кроме неизбежного падения Сегвии. Они всерьёз уверены, что выстоят одни против всех? Он хотел жить, а больше всего на свете он хотел, чтобы жила – она… Военный инженер. Найти работу на Дерсианге, на том же Элдерране, и пусть сегвийцы строят звездолёты для повстанцев без него… пока ещё находится, кому. Только безнаказанность этого строительства ощутимо заканчивается. Сегвийский космофлот не может последовать примеру космофлота Элдеррана, который не подчинился приказу Империи и ушёл в Сопротивление, Сегвийскому космофлоту некуда отступать… а жаль. Но они не бросят пояс астероидов, систему обороны, производство – и погибнут. Все. Рано или поздно. Сколько они продержатся? Год, два? Десять? Хватит ли у них ума не вставать сейчас в позу и не вызывать огонь на себя сразу?

Он пропустил Орсоллу вперёд, она поднялась на борт пассажирского лайнера. Обернулся в последний раз. Скоро космопорт Сегвии перестанет принимать обычные рейсы, планета перейдёт на осадное положение. Скоро. Слишком скоро.

 

* * *

– Кого мы видим! – протянул Таннит, глядя на появившиеся из гиперпространства звездолёты. – Делегация губернатора провинции Дерсианг, насколько я понимаю…

– Как будем встречать?

– Фейерверком, – мрачно отшутился даль Некстер. – Сначала у них откажут защитные системы, которые не рассчитаны на некоторые виды здешнего излучения. А затем ими займётся автоматика первого уровня защиты, которая не определит в них своих, и фейерверк обеспечен.

– А дальше?

– Дальше… – Таннит потёр лоб. – Прилетит комиссия, будет с безопасного расстояния разбираться, что здесь не так. Будет делать запросы. Придётся врать и выкручиваться. Потом они сами обнаружат помехи, попытаются залатать дыры в своих защитных системах. Какое-то время уйдёт на модернизацию. Потом они попробуют ещё раз. Надо полагать, в расширенном составе.

…после того, как защитная система отстрелила имперскую делегацию, с Сегвии ушли звездолёты – истребители в форме косого креста. Прилетевшие за ним на транспортнике пилоты Сопротивления жили здесь уже несколько дней, ждали, когда крестокрылы будут готовы, опробовали новую технику. Их провожали все, и полёт этот был – символом свободы, это и была собственно свобода: крестокрылы уходили к звёздам, туда, где не смирялись, не испрашивали разрешений, не унижались и не склоняли голову. Кажется, именно тогда Таннит осознал окончательно, как далеко от нынешнего момента – до свержения Империи, ради которого они тут держатся и строят звездолёты…

 

* * *

Он долго думал, как сказать ей. Казалось – она должна бы обрадоваться, что будет работа, будут деньги, но…

– Значит, оборонные заказы… ты уезжаешь?

«Ты». Неожиданный удар, после которого можно уже не задавать вопросов. Она не поедет с ним. Спрашивается, зачем он проходил все эти унижения, проверку на принадлежность к человеческой расе, выяснения, кто у него там был в роду?..

– Орсолла. Я это сделал для тебя.

– Я не просила.

– Ты и не должна была просить… – он задохнулся, хотел взглянуть ей в глаза, но она отворачивалась. – Это только оборонка. Это не оружие, не истребители. Это просто…

– Не надо выдумывать себе оправдания, – её голос звучал слишком ровно. – Сначала был отъезд с Сегвии. Сколько лет прошло? Сегвия жива. Теперь ты идёшь к ним работать. Я думала, ты…

– А кем, по-твоему, я должен работать? Оператором роботов-уборщиков?

– Но не так же!

Он чувствовал, как всё рушится, пытался ухватиться хоть за что-то, но всё ускользало. И – как удержать?..

Орсолла помолчала.

– Ты всегда был подчинённым, никогда не стремился ни к чему. Что прикажут… Наверху решили – убрать монархию, сделать республику. Ты согласился. Решили – войти в состав Империи. Ты согласился. Другие отказались. Те, кто были тебе… хозяевами. Ближе, чем те, на Дерсианге. Почему люди не могут быть свободны, почему их порыв к свободе ограничивается только поисками хозяина получше? Этот не устраивает, пойдём к другому? Так?

Он в ярости схватил её за плечи, заставил повернуться. «Хозяин»…

– Ты соображаешь, что ты говоришь?! Я для тебя…

– Такой ценой – не надо. Отпусти, мне больно!

Он резко отпустил руки, – Орсолла не удержалась на ногах, упала.

Камерель тяжело дышал.

– Значит, хозяина ищу. Отлично. А ты берешь то, что я добываю… у хозяев. И ещё недовольна. Не так, не у того… может быть, ещё и не столько? И при этом считаешь себя честной. Чистой. Считаешь, что имеешь право попрекать. Считаешь себя свободной. Ведь так?

Камерель не смотрел на неё, только слышал, как она прерывисто дышит, пытаясь не плакать – при нём. Впервые с тоской подумалось: а впереди целый день, а как быть – рядом, когда сам воздух наполнен отторжением, отталкиванием, нежеланием видеть, слышать, воздух звенит… от взаимной ненависти?! Его скрутил страх: куда же всё пропало, и – так быстро, нет, не может быть, не должно же быть так, ведь было же иначе…

– Орсолла…

– Уйди. Куда угодно. Сейчас же. Когда же ты наконец уедешь!..

Порыв – к ней – рассыпался и угас в тоскливой неприязни.

– Я вылетаю послезавтра, – он очень старался, чтобы голос прозвучал холодно. – У нас нет детей, а по законам Империи первая ступень брака Дерсианга недействительна. Поступай как знаешь.

Она сжалась, как будто он её ударил. Совсем недавно они вместе переживали: Империя решила унизить этим Дерсианг, поиздеваться над теми, кто так долго оставался свободным… А теперь он сам отрезал путь назад… согласился.

Он ушёл из дома и пропадал до вечера, не знал, куда себя деть – лишь бы не с ней, лишь бы подальше. Возвращаясь, не хотел… отчаянно и болезненно не хотел встретить то же самое, что было утром: отчуждение, порицание, неприязнь... пустоту.

В доме было тихо. Камерель прошёлся по комнатам, нерешительно трогал двери, – никого не было. Потом, когда осознал, что она – ушла, захотелось завыть, закричать – нет, всё не так, вернись, прости, пусть будет так, как ты хочешь, только бы вернулась жизнь, как если бы ничего не было… Но – всё было. И лежала короткая записка на кровати.

«Не ищи меня. Если будет что сказать – напиши, ты знаешь адрес.»

Он судорожно смял записку, не заметив, как ногти до крови впились в ладонь. Когда-то он любил баловаться с магнитами, собирая металлическую пыль в узор… и внезапно магнитный стержень его жизни исчез, а узор распался на множество частиц, оставив его – хвататься за эти осколки и знать, что более они не соберутся воедино.

 

* * *

Сегвия жила, и каждый день был маленькой победой. Кто-то не выдерживал жизни на отрезанном от мира островке свободы, – улетал. Для оставшихся же Таннит и Сегвийский космофлот были уже почти не людьми, – потому что они раз за разом отражали попытки Империи прорваться сквозь защитную систему, взять под контроль пояс астероидов, саму планету. Они жили – на пределе. За пределом. Им было не на что надеяться, потому что помощь они вооружали и обучали сами, – и вовсе не для того, чтобы те сложили головы тут, за Сегвию. О каждом прилёте повстанцев за построенными для них звездолётами мгновенно узнавали все, – и это была единственная радость. Сегвия обеспечивала себя сама, а без того, что раньше привозила с других планет, научилась обходиться. Они не знали, сколько им осталось, и не хотели этого знать.

Они просто – жили и действовали.

И Сегвия совершала всё новые обороты вокруг своей звезды, – будучи свободной.

 

* * *

Камерель случайно наткнулся на эти записи, – собирался улетать. Контракт был подписан, он прошёл множество проверок, успел несколько раз с каменным лицом ответить про Орсоллу одной фразой – она ушла… и надеялся, что больше эта тень не вернётся. Он улетал, зная, что там, на планете, у которой даже не было названия, только номер в каталоге, он будет участвовать в каких-то оборонных проектах, и для него это – повышение, собирал вещи… и вдруг – нашёл. Это было давно, с тех пор прошли годы… много лет. Он медленно включил запись, – не написано, что это, ясно только, что – из того времени, до памяти о котором было больно дотрагиваться.

Он не вспомнил сходу ни названия, ни автора, – но музыка вырвалась из тишины и обрушила на него другой мир. Мир, в котором он верил в грядущее счастье, видел впереди – жизнь, мир, в котором было для чего жить и к чему идти. Он невольно подумал: а если бы ему тогдашнему рассказали о том, чем обернётся его мечта, рассказали, каким настоящим станет то будущее, о котором он грезил, – поверил бы? Навряд ли, прогнал бы видение, как кошмарный сон… Мимолётно подивился: как же он когда-то был открыт, какая наивность нужна, чтобы вот так легко верить этой музыке… и что заставило исчезнуть в нём того, юного, смелого, который мог – и смел – поверить? Подступившая к порогу война? Разрыв с Орсоллой? Какая разница…

Он не смог дослушать, рывком вырубил музыку, – и душа сорвалась в пропасть тишины. Нет. Прошлое исчезло, его нет. Это только призрак, – такой же, как те, кто играет на записи. Их тоже давно нет в живых, как и того, кто когда-то это сочинил… чтобы мучить тех, чьё счастье разрушено. Пусть молчат. Мёртвое – мёртвым. А он пока ещё жив…

 

* * *

На молитву на Сегвии собирались часто – гораздо чаще, чем это было в мирное время. Казалось, что здесь, на переднем крае, одни – против всей остальной Галактики, смирившейся, сдавшейся, отказавшейся от права быть собой, – они острее чувствовали дыхание Вечности… и присутствие Создателя. Казалось – Он смотрит. Всё понимает. И оттого только отчаянней становилось ясно, что чудес не бывает. Что рано или поздно…

И потому – молитва в полутёмных комнатах, в залах, возле цехов, где делали оружие. Во время передышки на борту звездолётов.

Одинокий голос обращался к Создателю, вначале ещё можно было разобрать слова, а потом – всё сливалось в единый страстный порыв, и голос был тяжёлым и чёрным, как царящая вечная ночь космоса, а остальные мысленно присоединялись к молитве, и напряжение росло, и все хотели одного и того же, и на какой-то миг можно было даже поверить в то, что желаемое – сбудется, что всё каким-то чудом разрешится… а после этого мгновения становилось только хуже.

Или – нет. Ощущение обречённости смягчалось, приходила горькая решимость стоять до конца. Выйти на очередной бой, чувствуя Его взгляд. Гибнуть – зная, что ты честен. Что есть ради чего жить и умирать.

После молитвы замершая Сегвия возвращалась к жизни.

 

* * *

Он опустился перед Императором на одно колено. Как всегда. Всегда? Кажется, это и было – всегда. Не было иного.

– Друг мой…

Слабый жест, повелевающий подняться.

Он встал.

– Взгляните.

На огромном экране – карта. В первый момент – обычная карта. Но через мгновение он уже знал: эти созвездия ему знакомы.

– Это пояс астероидов возле Сегвии, друг мой.

Пауза. Император ждал. Чего? Ему нечего было сказать.

– Монархия Дерсианга добывала там всё, чтобы обеспечивать себя. Там редчайшие металлы, там… богатство, между которым и Империей стоит  Сегвийский космофлот.

Опять тишина.

– Сегвия не только охраняет пояс астероидов, – ответил он. – На планете боругов повстанцы пытались проводить эвакуацию, у них были звездолёты сегвийской постройки.

– Что ж… я уверен в вас.

Вейдер поклонился. Надо думать. Анализировать неудачи предыдущих попыток ликвидации Сегвийского космофлота. И ещё раз взглянуть на карту. Должно быть что-то ещё. Что-то знакомое.

Какая разница, откуда.

 

* * *

Прилетев на флагман, он первым делом убрал предыдущего командующего группировкой. Пока уносили труп, офицеры стояли, вытянувшись в струнку.

Вейдер жестом велел всем занять места и сел в кресло во главе стола.

– Итак, оборонительная система пояса астероидов и Сегвии. Взгляните.

Офицеры повернулись к экрану. Вейдер вывел запись – один из неудачных рейдов имперских сил против сегвийского космофлота. Маленькие в пугающе чёрном пространстве звездолёты летели к планете, преследовали группу других, в форме косого креста, те уходили по дуге, а потом на преследователей словно из ниоткуда – откуда-то сзади – обрушился шквал огня, они вспыхнули… и угасли навсегда.

– Автоматические системы, отстреливающие чужих. Это – первое звено их обороны. Если пытаться подойти с другой стороны или от пояса астероидов – будет то же самое. Вы вычисляли их примерное расположение, но они постоянно перемещаются. Свои, разумеется, проходят их без проблем. Этих звеньев несколько, если каким-то чудом суметь пройти одно – встретит другое, и так далее.

Они слушали молча. Естественное излучение этого пояса астероидов благодаря редким металлам, на которое не была рассчитана защитная система имперских звездолётов, многоуровневая оборона… В его речи не чувствовалось ничего живого, – где-то далеко вспыхивали и взрывались корабли, умирали люди, а он только указывал и не думал о том, отчего он это знает. Это было… удобно. Просто знать.

У офицеров мелькала мысль: да откуда же, откуда он взял всё то, о чём не было известно даже разведке… кто он такой, откуда он вынырнул вдруг десять лет назад, где Император его выкопал?.. Но приходило и другое: было очень похоже на то, что полоса их неудач с появлением этого человека должна была окончиться. Он знал слишком много для того, чтобы у Сегвии остался шанс выстоять.

– Защитные рубежи контролируются с Сегвии, из нескольких командных центров. Для того, чтобы добраться до Сегвии и уничтожить их, защитные системы должны счесть вас за своих, это сообразил даже ваш предыдущий командующий и постарался добыть опознавательный код. Добраться до Сегвии – вывести из строя центры управления защитными рубежами – открыть путь для боевых частей, чтобы разгромить Сегвийский космофлот. Дальше Сегвия обрабатывается меллином и берётся голыми руками. План верен, но добытый код – это единственное в его деятельности, что можно назвать успехом.

Он сделал паузу. Никто не возражал.

– Я полечу до Сегвии и займусь центрами управления. Предоставьте в моё распоряжение сопровождающую группу и имейте ввиду, что из неё хорошо если вернутся единицы. Притом это должны быть очень хорошие пилоты, иначе не вернётся никто. Вопросы есть?

– Да, милорд.

– Я слушаю.

– Каким образом вы намерены уничтожить центры управления защитной системой? Они весьма хорошо защищены от бомбардировок.

– С помощью Силы, – коротко ответил Вейдер.

Он поднял руку, слегка пошевельнул пальцами, – и в дальнем конце зала заискрила и взорвалась следящая камера. Офицер вздрогнул, остальные заозирались, кто-то хотел было вскочить, но быстро передумал.

– Но… кроме Силового воздействия, должна быть ещё виртуознейшая работа пилота… с планеты по вам будет открыт огонь, необходимо будет…

– Спасибо за подсказку, – оборвал Вейдер. – Если вы так хорошо знаете, что нужно делать, почему же вы восемь лет нарезаете бесполезные круги вокруг Сегвии? Давно уже преподнесли бы её Императору и получили повышение.

Ответом была тишина. Вейдер услышал чужие мысли насчёт того, где же он был раньше со своими знаниями и умениями, и развернулся.

– Я был занят самодеятельными Владеющими Силой, – веско сказал он. – Среди примитивных народов их слишком много для того, чтобы вы могли спокойно разбираться с людьми, и я обеспечиваю вам условия для работы. Однако почему-то даже при этом вы не справляетесь со своими обязанностями.

 

* * *

Они вылетели тремя тройками, Вейдер летел во второй. Флагман остался над головой: стремительно удаляющийся грозный гигант, за ним виднелись крейсера. Ждали его возвращения, чтобы вступить в бой. Только его. Остальные – смертники.

Командующий Сегвийским космофлотом Таннит даль Некстер наблюдал за тем, как они прошли первый рубеж обороны и остались целы.

– Попытка номер… – он попробовал сосчитать, но плюнул и махнул рукой. – Ну, пропустите их поглубже и сбивайте, что ещё с ними делать.

– Слушаюсь, – ответили несколько голосов с орбиты, и истребители ушли в бой.

Он смотрел за боем, зная, что вернутся не все. Когда рассыпались искрами корабли, только напряжённей всматривался в экраны… и вдруг вздрогнул, когда один из имперцев сделал знакомый разворот.

– Не может быть…

– Что?

– Осторожней, средний во второй тройке очень опасен!

– Это я уже заметил…

Таннит смотрел ещё несколько мгновений. Ну да, та самая манера заходить на цель, у него всегда было многовато левого крена, зато – он всегда невероятно быстро думал, сливался с машиной, и пределов для его мастерства, казалось, просто не существует, вот и сейчас…

– Эльснер даль Соль!

– Вы уверены?!

– Да, ещё бы. Вы что, не узнаёте школу?

– Он же был на Элдерране, но куда-то пропал…

– Так вот куда он делся, сволочь!

– Они же к Империи присоединились…

– Я вылетаю, – бросил Таннит. – Он вам не по зубам. Держитесь от него подальше, слышите?

– Да!

– Слушаюсь…

Он скривился, увидев, как ещё один из своих разлетелся на сверкающие обломки, и понёсся вниз – к истребителям.

Когда он вылетел, враз накинулась открытость и опасная безграничность космоса, и где-то впереди – уже летела смерть, готовая, оскаленная… принявшая облик друга. Друга ли? Теперь уже было неважно, и оставалось только загнать вглубь всё – воспоминания, злость, ярость отчаяния от очередного предательства. Своих оставалось всё меньше, и от этого ещё острее становилась каждая потеря.

Таннит увидел армаду, – те оставались далеко, не шли вперёд, ждали, пока им откроют безопасный коридор. Коротко и зло усмехнулся: даже для этих межзвёздных гигантов их защитная система была опасна, она разнесла бы их в пыль, и поэтому надо было действовать – ложью. В душе взметнулось: да чем же, чем они сумели его переманить?!.

Всё было слишком быстро, в таких боях ты переставал быть просто человеком, ты думал – действовал – быстрее, чем мог, и жизнь проносилась с удесятерённой силой, казалось – нет, нереально было бы уйти от огня, но – вот же, вот он уже далеко, и поворот, и истребители-крестокрылы заходят с тыла… но так же стремительно приближалась и Сегвия, и всё отчаянней было стремление – не позволить, не пустить, время, да сыграй же ты на нашей стороне, мы же так давно уже идём с тобой в ногу, выгрызая дни, месяцы и годы невозможной, нереальной жизни в свободе!.. Но время молчало, время уносило в прошлое то, когда взорвавшиеся звездолёты были – живыми, и вместе с ними свобода таяла, почти ощутимо уносясь сквозь пальцы. Таннит прищурился: он и ещё один пилот, и двое имперцев, и уже нависает Сегвия, готовая превратиться из дома – в угрозу. С планеты открыли заградительный огонь, Таннит покачал головой и стиснул зубы: сейчас имперцы будут стараться жаться к ним, чтобы сегвийцы либо прекратили стрелять, либо попали по своим… да, точно, плотность огня сразу же упала…

– Дом, это Таннит. Если что – бейте по нас. Это приказ.

Пауза до ответа была почти неслышным, упавшим в бездну времени мгновением – переступить черту, принять, скрутить вопль в душе.

– Слушаюсь.

И двое стали звёздами и ушли в вечность.

Вейдер ушёл, развернулся влево – и шедший прямо за ним Таннит попал под огонь с планеты, сумел чудом увернуться… чтобы в следующий момент Вейдер слёту добил уже покалеченный звездолёт.

Раненная в самое сердце Сегвия замерла от ярости и боли.

Вейдер оглянулся: он был один. Осталось только пройти низко над планетой и сделать то, что задумано, – а потом уйти, остаться в живых и дождаться, пока имперская армада пройдёт по открывшемуся коридору и уничтожит оставшееся сопротивление.

…Когда звездолёты Империи наконец смогли спуститься к городам Сегвии, и всё живое накрыла волна меллина, всё было кончено очень быстро.

Вейдер шёл по мёртвой земле, под чёрным небом, по руинам, а за ним шли штурмовики, и только они могли тут дышать, а жизнь ушла, закончилась, чтобы никогда более сюда не возвратиться. И не было здесь больше ничего, кроме смерти… а он чувствовал только спокойное ровное удовлетворение от хорошей работы. Не возникала даже радость от убийств: всё это было слишком далеко. Один раз только показалось: вот этот зал в космопорту, с камерами слежения, он – знаком, если пойти от него направо, повернуть, то будет зал ожидания, сквозной, небольшой, там должны быть серо-серебристые кресла, проход к частным стоянкам, там ещё было… там стреляли… Кто? Вейдер на миг остановился, попытался поймать ускользающее ощущение, но оно промелькнуло и исчезло, и картины в памяти развеялись, как дым над расстрелянными городами.

Он шёл мимо трупов к центрам, – забрать документы, отдать их разведке. Отсюда ведёт много нитей, всё это пригодится… А повстанцы теперь будут лишены поставщика вооружений, да и моральный дух их после разгрома столь долго державшейся Сегвии пошатнётся. Не может не пошатнуться. Дальше будет проще: найти их базу. Возможно – и наверняка – их несколько. В труднодоступных местах, на необитаемых планетах… нужно искать.

А на имперских звёздных картах после уничтожения Сегвийского космофлота пояс астероидов стали называть Шиаран-а-Шад.

Путь Мёртвых.

 

* * *

Собрания Генерального штаба бывали редкими, – проще было совещаться через дальнюю связь, чем вызывать всех в Столицу, – и для такого совещания нужен был особый повод. Вейдер занял привычное место – справа от трона. Генералы, командующие группировками космофлота в разных секторах, и вдруг – странный человек с нервным тиком, от которого подёргивались не только веки, но и чуть ли не половина лица. Зачем он здесь?

Откашлялся, взял слово.

– Как указал Император после разгрома врага на Сегвии, такие проблемы должны быть решаемы быстро и эффективно, и лучшие инженеры Империи немедленно взялись за дело. Мы предлагаем создать на основе следящих станций Астлана мощнейшее оружие, способное уничтожать своим огнём целые планеты…

Вейдер пристально взглянул на говорившего. Ему не сообщали о том, что такие разработки ведутся.

– …следует направить ресурсы и производственные мощности захваченной Сегвии. Там есть вся необходимая техника и инфраструктура, а также пояс астероидов Шиаран-а-Шад – богатейшее месторождение всех необходимых металлов. С разрешения вашего величества, я передам проект в распоряжение Генерального штаба, а пока что прошу взглянуть на экран…

Он тоже взглянул на экран. Станция-монстр приблизилась к прекрасно изображённой планете, от неё вырвался луч – и планета послушно разлетелась на нарисованные осколки. Поползли цифры – дальность действия, огневая мощь, необходимые параметры гипердвигателя для того, чтобы эта махина могла передвигаться по Галактике, крейсерская скорость… Уничтожение. Просто – уничтожение. И больше ничего.

Докладчик замолчал, низко поклонился Императору и замер в ожидании одобрения. Император чуть улыбнулся: разрешил спрашивать. Вейдер подождал, пока в белом зале отзвучат все вопросы и ответы про скорость и стоимость строительства, количество людских и прочих ресурсов на него и число персонала будущей станции. Наконец вопросы иссякли, и он подался вперёд. Сразу стало очень тихо.

– Оружие массового уничтожения с большого расстояния, так? – спросил он.

– Да, лорд Вейдер.

– Оружие, которое не позволяет захватывать планеты, а может только стирать их в атомную пыль. Да?

– Да. Я могу дать подробные выкладки…

– Оружие тех, кто боится врага настолько, что не может позволить себе даже попытку завоевать, взять живым, поставить себе на службу. Оружие трусов.

Докладчик вздрогнул, как будто его ударили. По залу пошёл ошеломлённый шорох.

– Я против строительства этой станции.

– Но… это не так, это не оружие трусов… это оружие тех, кто считает себя вправе решать вопросы чужой жизни и смерти! – докладчик почти сорвался на крик. – И… и… это Император заказал разработку проекта!

 Генеральный штаб замер. Вейдер не смотрел в сторону Императора, который сидел совсем рядом, но чувствовал: тот задет.

Он встал и церемонно поклонился.

– Воля Императора – закон.

Желтоватые глаза из тени капюшона внимательно следили за ним. Тишина с каждым мгновением становилась всё томительней.

– Я думаю, что главнокомандующий космофлотом Империи лорд Вейдер не откажется взять строительство… – он мгновение размышлял, – будущей Звезды Смерти под свой личный контроль.

Вейдер снова поклонился. Главнокомандующий. Повышение за Сегвию. Отлично. И техническое чудовище, которое должно было встать в ряды его космофлота. Безумно дорогая игрушка. Оружие устрашения – от которого, как правило, в реальности бывает очень мало толку. Что ж… они сами напросились на то, чтобы он контролировал это строительство.

 

* * *

Слухи о повстанцах доходили смутно и тревожно, Империя предпочитала умалчивать о потерях и сообщать только о победах… но у Камереля замерло сердце. Металлические опилки притянулись к магниту и стали узором – тем самым, который он потерял. Ему больше не нужны были объяснения, он почему-то сразу понял: да, Орсолла нашла с ними связь. Это было её тайной, она так и не доверилась ему… Она не доверилась ему – ещё там, на Сегвии, когда прилетал генерал даль Соль, не позвала в свою жизнь – опасную, грозящую смертью, но – настоящую, честную… не позвала, и они не ушли в неё – вместе. Он злился на неё: может быть, он не стал бы её увозить, не стал искать работу в оборонке… не попал бы сейчас сюда. И что же, – у него задрожали руки, – сейчас он участвует в создании Звезды Смерти, оружия уничтожения, направленном – против неё?! Да, он виновен: иногда он хотел, чтобы она испытала ту же боль, которую причинила ему, но – ведь не так же…

Он думал, что она опять не ответит. Она не отвечала никогда. Тогда, после разрыва, он решил молчать, – его хватило надолго, но потом он не выдержал, написал длинное письмо, в котором каялся, обвинял, умолял, требовал… Он долго и мучительно ждал ответа, но ничего не приходило, и он испугался: вдруг что-то случилось, этот адрес не имел никакого отношения к её родне, да и вообще к Дерсиангу, мало ли что… Потом написал снова. В отпуск съездил на ту планету. Единственное, что смог понять, – это был живой адрес, не пустышка…

И вот – сложилось. Он – понял. Было страшно: а вдруг не дойдёт? Вдруг этих связных давным-давно уже раскрыли и ликвидировали?

Он мучительно сочинял послание. Как – сказать? Что он может сделать – он, один из инженеров проекта Звезды Смерти? Внезапно накрыло осознание: он умрёт. Один. Он наверняка больше не увидит Орсоллу. А если его попытки выйти на повстанцев будут обнаружены, то он сгинет бесполезно… не так, как тогда – ярчайшим живым метеоритным дождём – просверкнули и ушли в вечность защитники Сегвии, а тихо, безвестно и… оставшись предателем.

Он отправил послание, – никогда не знал, как надо скрывать информацию, чтобы её понял только тот, кому она адресована, понятия не имел обо всех этих шпионских хитростях… Знал, что вся переписка отслеживается. Что о нём прекрасно известно – и про уход Орсоллы, и про безответные послания в никуда. Пришла мысль: а ведь если оттуда – ответят, то это как раз наоборот должно насторожить. Дни заполнились изматывающим ожиданием ответа – хоть какого-то, и не раз становилось тяжело дышать: а вдруг повстанцы решат, что это ловушка, что он пошёл в своём предательстве дальше, что ему поручили заманить их… И тогда оставалось только мысленно кричать её имя, звать – во сне и в полу-яви, почти сходя с ума от ночной тишины.

 

– …мы долго проверяли его, – говорила Орсолла эр-Ниада. – Близко подобраться было невозможно, но всё же с ним установили контакт. А потом…

Она замолчала. Прижала к губам платок.

– Когда Звезда Смерти была уже готова, он скопировал нам её планы – окончательный вариант. Раньше делать это было бессмысленно: постоянные доделки, доработки, ну, вы понимаете… Момент копирования, разумеется, был отслежен, но планы уже ушли. Вейдер был наготове и, когда ему сообщили, кому переданы планы, сразу же бросился в погоню. Узнать, куда летит корабль принцессы Лейи, для него не составляло труда: все звездолёты высших должностных лиц Империи были оснащены гиперпространственными маяками… Камереля казнили сразу, его могилы нет.

Орсолла эр-Ниада уходила, а вслед ей молчал огромный зал. Я вжалась в угол ложи, отвернувшись, чтобы Линн не видел слёз, – могилы моего отца тоже нет… Где-то внизу живые пытались вернуться в сейчас, отстранить прошлое, которое поднялось из мрака времени и встало во весь рост. Лорд Эльснер сидел, стиснув руки, не смотрел ни на кого – ни на судей, ни на уходящего свидетеля. Подумалось: и как, каким чудом можно теперь его спасти, защитить, ведь не оправдать же, не сказать – он тогда был невменяем, он был другим, это был не он… Они хотят, чтобы он искупил свою вину? Чем? Смертью? Глупо, глупо, ничего это не изменит, да и любой приговор к тюрьме – тоже, это всё только формальность, если тот, кто преступил закон, – прежний, если он уверен в своей правоте. Они не понимают, что страшнее всего – вернуться, стать собой, стать снова человеком и осознать… а это не зависит ни от каких судей, никто не может так изменить преступника, кроме Создателя, и если Он это сделал, то это и есть самый жуткий приговор… так оставьте его наконец в покое, вы даже представить себе не можете, каково ему сейчас… отчего он хотел покончить с собой, едва получив новое тело и новую жизнь, вы не знаете, я – знаю, я – видела.

Я внезапно очнулась, как от толчка: Милорд смотрел в упор, и взгляд его горько и безнадёжно подтверждал, что я была права. Он не просил о помощи, он не мог, считал себя не вправе, но искал в зале – своих, тех, кто – понимал, потому что стало уже невозможно самому выбраться из-под обрушившегося груза вины, из того, о чём и так знал, и что сейчас предъявили – справедливо и жестоко.

 

* * *

– Между прочим, сегодня у Скарвина день рождения, – вдруг сказал Линн. – Если, конечно, это можно так назвать.

За окнами было темно, он встретил меня после учёбы, и мы бродили по вечерним осенним улицам Кер-Сериндата. Сначала я не поняла, о чём речь, и откуда у руниа может быть день рождения, но потом сообразила: сегодня ровно год с тех пор, как мы освободили Скарвина. Удивилась: и как Линн ещё умудряется про это помнить посреди кутерьмы с процессом? А если бы не Крис Ариатис с его идеей лечения на Дельсарене, то с последствиями этого самого дня рождения я бы жила до сих пор…

– Можно, – уверенно ответила я. – По идее, надо бы поздравить. Ему будет приятно, что мы помним… и не решили замять факт его освобождения вследствие полученной кучи неприятностей.

Линн улыбнулся и позвал Йаллера: разговаривать телепатически с кем-то на другой планете могли лишь руниа, да и то только между собой, так что пусть поможет. Йаллер засиял так, что это было ясно даже через мысленный разговор, и пообещал скоро появиться. В ожидании его прихода мы забрались в небольшой сквер и уселись на лавочке. Здесь был разлит в воздухе мягкий свет, в котором колыхались листья: что-то ещё зеленело.

– А на Энтиде, наверное, с тех пор траур… если только ты не сообщил им правду о том, что его гибель была нашей инсценировкой.

Линн загадочно усмехнулся.

– Неужто сообщил?

– Официально – нет. Ты же понимаешь, дело в том, кто и как спрашивает… и спрашивает ли вообще.

– Они не додумались?

– Они не поверили в его смерть… разумеется. Затеребили Гантенира требованиями использовать родственные связи в общественно полезных  целях…

– Хорошо хоть не наоборот…

– …потому что в народе начались волнения. Не во всём, конечно, на Энтиде разные люди живут, но после радости от освобождения Скарвина новость для них была, конечно, убийственной… Я не стал ни подтверждать, ни опровергать.

– Что-то не верится, чтобы им хватило.

– Гантениру хватило, а особе, которая называет себя Тиштар, – конечно, нет.

– Смелая женщина, – додумалась назвать себя именем богини, хоть и инопланетной… и что она сделала?

– Прилетела ко мне.

– Ты признался?

– Вроде того. Показал, как мы решали вопрос со взрывом флайера.

– Что-то после этого до сих пор не настала паника по поводу того, что Скарвин жив. Или я не в курсе?

– Нет, всё верно. В этом её заслуга. У них, знаешь, такой язык… они привыкли тысячелетиями скрываться, и потому даже если иностранец выучит их язык, то останется масса выражений, которые они понимают, а чужой – нет… в общем, она сумела до них так донести правду, что никто посторонний не догадался. Ну, а они делиться этим не намерены. Слишком дорогостоящая радость.

– Ещё бы… и всё-таки интересно, как именно она донесла?

Линн улыбнулся.

– В стихах.

Я кивнула. Это было красиво, но… я чувствовала, что это не всё. И что за словами Линна кроется нечто неприятное.

– Подожди-ка. А когда это было? Почти год назад?

Он вздохнул.

– Ну да. После нашего возвращения с Элиетта. Мы говорили с Тиштар вдвоём, отец и я, а она хотела видеть Кариаки, но…

– А почему ты мне ничего не сказал?

– Понимаешь… я же видел, как ты реагируешь на то, что тебе пытаются приписать чужую память. Тиштар хотела говорить не с тобой, а с Кариаки, ты уже натерпелась от фанатиков, а она… Она была настроена враждебно.

– Это ещё почему?!

– Потому что Скарвин пошёл мстить фанатикам – за тебя. И из-за этого был вынужден исчезнуть. Если бы в тебя не стреляли, если бы он не…

– Ясно, у неё логика ничуть не лучше, чем у них, – слова Линна сильно задели, но я не хотела это показывать. – А перед этими «если» случайно не надо поставить, что если бы я не придумала, как освободить Скарвина, у фанатиков не было бы повода убивать меня?

– Случайно надо, – согласился Линн. Вид у него был несколько потускневший. – Вот видишь, я же был прав, что не хотел впутывать тебя в это дело.

– Ну, допустим.

Он обернулся: к нам шёл Йаллер. Руниа вышел из переулка, пересёк сквер и присел рядом с нами. Глаза его вдруг стали глубокими и чёрными, как надвигающаяся ночь, и ощутилось: вот она, вселенная, всё – с тобой, рукой подать до других звёзд, надо только захотеть…

«Скарвин! – позвал Линн, и где-то далеко, на другой планете, зажглась ответная улыбка. – Ну что… с днём рождения? У нас принято считать: когда человека спасли от смерти, то он как бы заново родился. Ещё раз.»

«Пожалуй, – согласился голос, от которого веяло тёплой ночью, простором и тишиной. – Надо же, совсем как у людей…»

 

* * *

Она шла из ложи туда, где бешено ярко сиял свет. Она шла под множеством взглядов, сливавшихся в единое, жадное, ждущее целое. Среди тех, чьё внимание она чувствовала, были знакомые, но она не оглядывалась, не подпускала к себе, отгораживалась от них. Они ждали – гоня тревогу, потому что знали о том, как на неё давили. Как хотели, чтобы она помогла решить судьбу Вейдера – так, как задумали с самого начала устроители этого грандиозного процесса. Никто не знал, согласилась она или нет. Она ни с кем не говорила – после. И сейчас, когда она ушла от всех, огонь чужой воли, чужих желаний, стремлений, слов и действий, – всё осталось за спиной, и никто больше не мог встать между нею – и её решением. Окончательным и бесповоротным, каким и положено быть её решению. Принцессы погибшего Элдеррана. Супруги главы совета Энтиды.

И она вышла в яркий свет.

– Свидетель Лейя Органа-Вайкири.

Нет, всё-таки один человек мог помешать… с помощью Силы. Разве только другие его не остановят. Не захотят воспрепятствовать – для того, чтобы развернуть дело в свою пользу. И тогда ей придётся бороться. Действительно бороться – с тем, кто владеет Силой лучше, чем кто бы то ни было из людей. Разумеется, она проиграет бой с ним. Но хотя бы все увидят, насколько правы те, кто требует его казни. И это тоже победа…

Она произносила слова клятвы, каждую секунду ожидая, что её заставят – говорить, думать, чувствовать по-другому. Она не знала наверняка, насколько это реально, она боялась этого больше всего на свете… и вопреки страху, вопреки ожиданию ей приходилось говорить.

– Вы единственный свидетель того, что происходило в рубке Звезды Смерти в тот момент, когда был отдан приказ взрывать Элдерран. Кем был отдан этот приказ?

Она ждала этого вопроса. Ответ на него ей мягко подсказывали с того самого момента, как стало известно о том, что процесс – будет. Ответ, который был заведомой ложью.

Она ждала, что на неё обрушится чужая воля – и чувствовала, как бешено колотится сердце. Тишина… Если закрыть глаза, то на секунду можно представить, что в огромном зале никого нет… но в это не поверишь. Каждый из сидящих там – ждёт, чужие ожидания скрещиваются на ней, как прицелы.

– Приказ отдал командующий Звездой Смерти генерал Таркин.

Где-то наверху – безмолвный вздох. Да, она не стала говорить об этом с Линном. Пройти всё – заново – предстояло одной, и никто не мог помочь, разделить, облегчить. Или – не имел права направить, подсказать слова.

Она вдруг осознала: ничего не происходит. Да, она ощущала его присутствие, – того, кто стоял тогда за спиной, безмолвный, как смерть. Он и сейчас молчит.

– Генерал предложил мне выбор… выбор цели для первого удара Звезды Смерти. Либо назвать местонахождение базы повстанцев, либо – стать причиной… гибели Элдеррана. Он ещё хотел доказать… лорду Вейдеру, что его методы допроса никуда не годятся, и что он вот сейчас добьётся того, чего не смог тот. Я солгала, я назвала планету, другую планету. В ответ он велел открыть огонь по Элдеррану.

– То есть на допросе у лорда Вейдера вы не назвали местонахождение базы повстанцев?

– Нет.

– Вы сумели воспротивиться медикаментозному допросу?

– Да.

– Лорд Вейдер не применял других способов?

– Нет. По крайней мере, я этого не помню. После допроса от меня по-прежнему требовали назвать местонахождение базы повстанцев, а это значит, что если и были другие способы, то всё оказалось безрезультатно.

– Можете ли вы назвать причину столь высокой сопротивляемости?

– Да. Дерсианг и примкнувшие к нему планеты знали, что во главе Империи – Владеющие Силой, и потому активно использовали методы древней Службы Безопасности, которая умела держать паритет с Орденом. Одним из их умений было скрывать нужную информацию так, чтобы при чтении мыслей до неё нельзя было докопаться. В семье принцев Элдеррана меня готовили к деятельности в высших кругах власти и научили подобным приёмам.

– Вы знали о том, что вас приказано ликвидировать?

– Да. Лорд Вейдер сказал мне об этом сам.

– Он назвал причину?

– Да.

– И что это было?

– Одарённость Силой. В тот момент я вспомнила, что необученные одарённые Силой способны использовать такие приёмы более эффективно, чем обычные люди, так что… я сама себя выдала. Хотя, может быть, он бы и так понял.

– Вам известно, почему он не привёл приговор в исполнение после того, как вы назвали планету?

– Нет, неизвестно. После взрыва Элдеррана со мной уже никто из них не говорил.

…Она уходила без чувства облегчения, мёртвая от усталости, – от несвершившегося ожидания Силового давления, а ещё она не дала того ответа, который от неё хотели, и предстояло осознать, чем это грозит, и грозит ли вообще… но она не солгала. И теперь – после того, как она сказала правду, – она могла принять безмолвную благодарность от человека, которого признала своим братом. Да, ещё была – от того, кого она так и не признала отцом, но… Это она просто чувствовала. А он не сказал ей ни слова. Не посмел?..

 

* * *

Линн так и не смог заснуть, и я распахнула окно. В комнату ворвался воздух прохладной осенней ночи… и далёкая музыка. Линн подошёл к окну, встал за спиной: где-то внизу, в городе, сияли огни, не обычные уличные фонари, а другие, цветные, они перемещались, складывались в узоры, казалось – у них как-то особый обряд…

– Там что, праздник? – тихо спросил Линн.

– Не знаю…

– Я тоже, – он вздохнул. – Пойдём туда? У тебя хоть учёба есть…

– Ну ты же сам работу Центра отменил, кто ж виноват…

Мы оделись и спустились в ночь. Было прохладно, на Линне была какая-то длинная то ли куртка, то ли ещё что-то местного артосского фасона, я не знала, как такие штуки называются, но ему ужасно шло. До центра Кер-Сериндата пришлось добираться сквозь гущу флайеров и гравикаров, место на стоянке еле нашлось, – а улицы были полны народа, у людей были в руках большие сиреневые пушистые цветы, в которых прятались крохотные разноцветные светильники. Линн отловил первого попавшегося аборигена и поинтересовался, что тут происходит.

– Ночь Осенних Цветов, – отозвался тот. – Вы вообще с какой планеты?

– С разных, – ответили мы одновременно, и он улыбнулся.

– Ну так присоединяйтесь, – он оглянулся по сторонам, добыл у одного из многочисленных продавцов букет таких же сиреневых цветов, торжественно вручил мне и растворился в толпе.

Старинные дома были подсвечены, вокруг то и дело звенел смех. Это было странно и почти невероятно, – оказывается, она существует, чистая простая радость оттого, что сейчас зацвели эти сиреневые цветы, которых больше ни в какое время года нельзя увидеть, и оттого, что есть давний, невероятно древний праздник… Холодный ветер налетал порывами, но никого не мог огорчить: так – правильно, и если не пережить холод, то не наступит и ежегодное чудо весны. Мы вышли к Набережной, к парапету из бледно-розового камня, я обернулась – и вдруг увидела вдалеке знакомую высокую фигуру в чёрном. Вокруг Йаллера были люди, он оживлённо что-то рассказывал им, а потом сделал какой-то неуловимый жест – и цветы в руках засияли одновременно изумительным сиреневым светом, люди восхищённо заахали. Ветер налетел на него, стал развевать чёрный плащ, – сразу показалось, что Йаллер похож на какую-то хищную красивую птицу.

– Тоже бездельничает, – улыбнулся Линн. – Осталось только Севийяра увидеть, но это вряд ли, об эту пору он обычно всё-таки спит.

– Ну и зря! – уверенно заявила я.

Над городом пронёсся глубокий яркий перезвон, люди остановились. Я понятия не имела, что сейчас будет, но, судя по улыбкам и радостному ожиданию, – ничего плохого… А потом, когда перезвон растаял в осеннем воздухе, все опустили головы: мягкий голос начал произносить слова, которые на Артосе знали все. Я ещё удивилась – почему не Даниель читает благодарственную молитву, – но тут же об этом забыла, потому что спокойный, проникающий в душу голос благодарил Создателя за ещё один прожитый год и просил мира для всех и каждого, под этими и иными звёздами, сейчас и на все времена… А когда отзвучали последние слова, люди ожили и улыбнулись друг другу, незнакомые, но чувствующие одно и то же: как будто уверенная сильная рука обняла за плечи.

На одной из лестниц Набережной примостился Йаллер, – на самом краю, сапоги почти касались чёрной воды, – заметил нас, помахал издали. Пробраться сквозь толпу было сложно, и когда мы подошли, то уже многие опустили свои цветы в воду, и вереница огоньков покачивалась на волнах, потихоньку сносимая течением.

– Они загадывают желание, – негромко сказал Линн. – Говорят, сбывается…

Я посмотрела на свои цветы. Что уж тут, и так всё ясно…

– Загадай, – попросил он. – Пожалуйста. Ты же знаешь, я не суеверный, просто…

– Знаю. Только не подслушивай.

– Не буду.

Йаллер подвинулся, я спустилась на самые нижние ступеньки. Вода уже стала холодной, почти обожгла пальцы. Что ж, плывите… Должно исполниться. Да, тут много столь же сильных желаний – против, но и мы же не просто хотим, сидя на диване, а действуем… изо всех сил.

Сиреневые пушистые цветы с огоньками медленно поплыли вниз по реке.

 

* * *

– Свидетель Мандис.

– Перед Создателем и Вселенной, перед живыми и мёртвыми я клянусь…

Линн настороженно ждал. Этот тоже опасен. Боруг не простил ни Милорда, ни тех, кто позволил ему жить и действовать. И всё же…

– Вы дали показания, что не были свидетелем катастрофы на вашей планете.

– Да. Я шатался через Переходы где попало и вернулся, когда всё уже было кончено. Позже, совсем потом обнаружил, что повстанцы всё же сумели кого-то спасти.

– Как возник заговор с целью захвата власти?

– Я ушёл – в очередной раз. Люди были мне отвратительны. Те, к кому я относился хорошо, давно умерли… А смысла оставаться в поселении на Свейзе я не видел. Да, Крис Ариатис неплохой парень, он хорошо организовал прикрытие, но сидеть и трястись, не пронюхает ли кто про нас, – не по мне. На измирантов я наткнулся случайно, они скрывались, я сумел их обнаружить, – я же Владеющий Силой. Нашлось о чём поговорить. Слово за слово, кружка за кружкой, ну и… в очередном пьяном угаре они мне выдали идею заговора. У них был воспитанник, Шедир Сайетрис, которого они подсунули в имперскую военную машину, они давно уже собирались убрать Императора и посадить его на трон, чтобы править его руками, но вот незадача, – их опередили. Я прикинул так и сяк, мы решили использовать недовольных новой жизнью имперцев и вернуться к оригинальному сценарию. Морхотте Нарндейл нам здорово помог, особенно тем, что оказался совершенно неспособен противостоять Силовому воздействию. Я ему внушил, что кандидатура Сайетриса идеальна, и он поверил. Дальше он действовал по своему разумению.

– Расскажите суду о провале заговора.

– Да всё было бы хорошо, если бы не Милорд. Они ещё умудрились где-то раскопать этого Йаллера, тот прошпионил за нами на расстоянии, ну и песенка была спета, можно было не затеваться. Но мы были не в курсе и затеялись. А Милорд прилетел к Нарндейлу, с помощью Силы заставил его узнать в себе старого друга, дальше доброжелательно наблюдал за нашими трепыханиями и сопроводил до Столицы, где нас и похватали. В общем, недаром имперцы хотели убрать обоих, и Линна, и его. После этого Линн выдал мне идею наладить мир с измирантами, что для людей вообще-то удивительно, – конкурентов никто не любит.

– Вы участвовали в переговорах с измирантами?

– Нет. Я вообще старался с Милордом больше не пересекаться, насколько это возможно.

– Он участвовал в переговорах?

– Да. Измиранты мне потом рассказывали, что он вроде бы и не вмешивался в действия Линна, не мешал, но как-то… поспособствовал усилению убедительности доводов. И что одного этого мальчика они бы не послушали, для них Декларация прав народов Галактики – пустые слова. А вот когда увидели, что Милорд гоняется по планете, как сумасшедший, лишь бы с сыном ничего не случилось, то поверили: что-то в мире изменилось, и основательно, раз этот человек так сильно стал отличаться от своего… предыдущего варианта. Признаться, когда я там, в Столице, понял, что вот это он предо мной, то ни на мгновение не задумался, убивать или нет… было только интересно, каково это – когда ты привык душить своих людей, а тут тебе самому вцепляются в горло. Кстати, до сих пор интересно. Словом, если тогда мой приговор был однозначным, то потом я пришёл к выводу, что от Милорда есть польза, и для Галактики лучше, если он будет жив. Впрочем, надо быть честным: мне было бы тяжело убить его.

– Почему?

– Он очень хорошо владеет Силой, – боруг улыбнулся во все свои мелкие острые зубы. – Хотя, конечно, если постараться, то можно справиться и с этим.

 

* * *

– Свидетель Йаллер.

– Перед землёй и звёздами Вселенной…

Линн ждал. Йаллер вызвался сам, – а от вопроса о том, не свалятся ли теперь на голову жаждущие хозяйской руки астланцы, отмахнулся: сейчас важно – свидетельствовать истину на процессе, с этими же он потом разберётся. Когда они сами появятся и что-нибудь скажут. Если появятся и если скажут. А пока – да, это его первое открытое появление перед жителями Галактики со времён Великого Расселения…

 

Аксерат.

Флайер опустился на крышу храма Луны, — оказалось, среди башен скрывалась целая посадочная площадка. Милорда повели к двери, за которой уходила вверх крутая узкая лестница. Она вела прямо в покои главы Ордена, и сам он находился там вместе с двумя своими помощниками, элиа и ирукаем.

Введя пленника, охранники-ирукаи удалились. Каждый из руководителей Ордена был выше и шире в плечах, чем лорд Эльснер.

На стороне Милорда была внезапность. Оба помощника главы Ордена, задыхаясь, схватились за горло и рухнули на пол, но сам элиа успел защититься.

В следующее мгновение Милорд ссутулился, в глазах отразилась мучительная боль: элиа обрушил на него всю мощь Ордена. Хиннерваль упал сначала на одно колено, потом на оба, — а элиа просто высился над ним, скрестив руки на груди.

Милорд, опираясь одной рукой о пол, медленно выпрямил спину. В глазах элиа появилось удивление и страх, и он не дал Милорду встать с колен.

В руке главы Ордена невесть откуда возник светящийся белым клинок, удар был неизбежен, а противник безоружен... Но в последний момент лорд Эльснер вскинул руку — и точно такой же клинок остановил оружие врага возле самой головы. Оба лезвия отливали голубизной, причём конец принадлежащего элиа сиял ярко-голубым.

Несколько мгновений враги были неподвижны, — и внезапно Милорд сумел ослабить напор элиа, скользнул вправо и тут же очутился на ногах. Освободившийся клинок главы Ордена случайно задел стоявший рядом стол, — на дереве осталась чёрная обугленная полоса.

Элиа продолжал атаковать, но Милорд уже стоял, и отражать удары было проще. Два белых луча сияли так ярко, что могли бы ослепить, противники словно летали по огромной комнате: только что они были в центре, и вот уже — у окна... Внезапно голубизна покрыла ещё часть клинка элиа, но другой тоже загорелся ею. Милорд отступил на шаг, — правая рука повисла. Через долю секунды белое лезвие уже горело в левой, и клинки снова скрестились.

Милорд прекрасно владел обеими руками, но он был человеком, и один удар элиа заставил его потерять больше сил, чем два, доставшиеся врагу. Чувствуя это, лорд Эльснер спешил и, казалось, успевал одновременно нанести несколько ударов с разных сторон. Наверное, во время таких битв снаружи полагалось бушевать грозе... но на безоблачном небе ярко светили звёзды, и лишь тонкий прозрачный шпиль самой высокой башни полыхал бешеным пламенем вопреки всем законам физики.

Лорду Эльснеру удалось потеснить элиа. Случайно один из клинков скользнул по видеофону, и тот превратился в лужицу расплавленного пластика. Оба лезвия были уже наполовину голубыми, Милорд дрался с яростью отчаяния, а на прекрасном лице элиа не отразилось ни тени усталости, — только брови нахмурились. Но после следующего удара клинок главы Ордена стал больше голубым, чем белым, и элиа пошатнулся: видимо, существовала какая-то граница допустимой потери жизненных сил. Милорд, закусив губу, пробил его защиту, тонкое лезвие пронзило грудь элиа, ещё, ещё раз... В руке главы Ордена был луч чистого голубого огня, какой-то миг он сохранял форму, но потом вспыхнул, сияние охватило всю фигуру элиа — и пропало. Перед лордом Эльснером лежало безжизненное тело.

Милорд с трудом дошёл до стены и опустился на пол, Клинок Жизни исчез.

 

– К сожалению, я не мог вмешиваться в то, как люди звёзд помогали людям Аксерата избавиться от диктата организации элиа, – голос Йаллера был полон сдерживаемого чувства вины. – Я слишком заметен, все мои передвижения распознавались мгновенно. К тому же, мы с элиа были на одной стороне в Великих Войнах – против того, кого позже вы узнали как Императора. Восставать после такого – против своих… было невозможно. Для меня. Не знаю, как для других…

– Почему вы не вернулись в Галактику – продолжить войну с этим руниа?

– Я не представлял, что он сможет появиться вновь. Я думал, что он побеждён и исчез навсегда.

– А сейчас?

– У меня есть основания полагать, что с ним покончено.

– Но наверняка вы не знаете?

– Нет. Наверняка знают только мои собратья, оставшиеся за пределами материального мира, но на контакт со мной они пока не идут.

– Расскажите суду о работе лорда Эльснера в Центре по изучению Силы.

– Рассказывать – долго. Проще представить документы и показать, в чём его след. Возникают вопросы: зачем там лорд Эльснер, разве нет Линна, разве нет меня? Но у каждого – своё, никто не может заменить другого. Странно слышать такое от руниа, понимаю. Но я тоже не могу его заменить. Я – это прошлое Галактики, настоящее Аксерата, в чём-то мои возможности, разумеется, намного превышают человеческие, но сейчас мне пришлось заново входить в жизнь людей звёзд. Признаться, лорд Эльснер и мне открыл много нового. Он же был в центре вихря жизни, он смог охватить всю махину событий, устремлений, интересов. Даже уважаемые главы планет Галактического Союза сосредоточены каждый на своей родине, он же принадлежит всему и всем. Невозможно игнорировать такой опыт, а раз он есть и доступен, – то преступно не использовать его.  

 

* * *

На следующий день после выступления Йаллера Даниель вызвал нас всех к себе и велел принять решение по поводу Астлана. Мы задумались. Астлан действительно воспрял духом, расценил появление Йаллера как одобрение Судьбой своей нынешней жизни, местоблюститель усиленно поддерживал эти идеи, но настаивал на том, что виновник торжества обязательно должен появиться перед своим народом. Йаллер заподозрил, что его желают короновать, и жалобно заявил, что это последнее, чего он может захотеть в жизни. Даниель сказал, что ему, в общем, всё равно, кто будет править на Астлане, главное – чтобы оттуда не исходила угроза для этого сектора, да и для соседних тоже. Линн сказал, что ежели Йаллер собирается упереться всеми имеющимися конечностями, то рискует спровоцировать бурю возмущения против себя и тех, кто его поддерживает. Я напомнила, что вообще-то генерал даль Соль собирается ненадолго слетать на Артос, чтобы принять участие в процессе, и кто-то должен взять на себя хотя бы часть его обязанностей, чтобы тамошние бунтари не возомнили себя победителями. Йаллер совсем упал духом и заявил, что ему только командовать космическими соединениями не хватало, с него вполне хватило наземных в незапамятные времена. Местоблюститель и генерал даль Соль схватились за идею, замахали на него руками и попытались убедить в том, что его задача как раз не лезть в драку, а поработать живым авторитетом, раз астланцы на него молятся, причём недолго. Йаллер сдался и улетел, пообещав, что за войну своих против своих будет демонстративно наказывать, в чём мы ему торжественно пожелали удачи. Судя по выражению его лица, астланцам предстояло увидеть зрелище редкой замечательности, и оставалось только жалеть, что нас при этом не будет.

 

* * *

– Свидетель генерал даль Соль.

В его устах слова клятвы – как нечто само собой разумеющееся… даже лишнее. Он и так не соврёт, ему просто не надо… не привык и не хочет. Умеет, но не любит этим пользоваться.

– Скажите, как вы опознали в подсудимом вашего сына?

– Так же, как и вы. По тем фактам, которые мог знать только один человек. В вашем случае – Дарт Вейдер. В моём – Дарт Вейдер и Эльснер даль Соль.

– Какие именно факты?

– Подробности частной жизни.

 

Генерал даль Соль тяжело шёл по коридорам губернаторского дворца на Свейзе.

Победа… как же долго это всё было. Он был в последней эскадре, видел, как гибнут свои, и видел победу, – а потом вместе со всеми приехал во временную резиденцию нового правительства Галактики.

Как же долго это было.

Сын. Он ничего не знал. Где Эльснер подцепил этих двоих, Йоду и Оби-Вана, – живых ископаемых, уцелевших от разгрома ордена хиннервалей? Как они убедили Эльснера, что он способен обучиться владению Силой и убить Императора? Он узнал обо всём только тогда, когда было уже поздно, когда в поместье на Элдерране Оби-Ван с чёрным от отчаяния взглядом глухо каялся, принимая на себя вину – и в том, что обучал, и в том, что не сумел дать достаточно мужества для противостояния. Древний как мир мерзавец оказался умнее.

Не вышло.

А жена Эльснера ждала ребёнка… и ей ничего не сказали. Оби-Ван посмотрел на неё, понял, что она потомок народа одарённых Силой, сказал, что их дети тоже должны унаследовать эти способности… и что убить Императора всё же придётся, иначе… иначе – ясно. Либо толпы сытых и довольных рабов и физическое избавление от несогласных, либо опасная, рискованная, ставящая испытания перед всеми, – но свобода.

И он согласился, что кого-то из детей Эльснера надо будет обучить владению Силой. А жена Эльснера умерла. Почувствовала его гибель, что ли… Не выдержала. Говорят, в народе её предков в древние времена такое бывало часто.

Он согласился, и мальчика отвезли к сестре матери на Татуин, отвёз Оби-Ван, а муж тётки, Оуэн, выслушал его очередное покаяние в том, что он завлёк Эльснера на путь Силы, забрал ребёнка, выставил Оби-Вана за дверь и сказал, чтоб ноги его тут не было. Какое уж тут обучение…

Потом Оби-Ван случайно узнал, что мальчик знает имя отца, что у него фамилия отца… пришёл в ужас от того, что все усилия по конспирации могут пойти прахом. Пришёл снова. Его снова выгнали и посоветовали не возвращаться.

Девочку отправили в семью одного из принцев Элдеррана, там ей тоже не повезло – приёмная мать рано умерла. Что поделать, в семьях приближённых к власти людей такое бывает. Потом девочка выросла и занялась представительскими делами, а он сообщил ей о том, что на Татуине живёт такой Оби-Ван Кеноби, соврал, что тот сражался вместе с её отцом в колониальных войнах против Империи (а соврал ли?), что это верный союзник, который на многое способен, у него важные дела в этой дыре, но в случае чего нужно брать его за шиворот.

Она и взяла. Когда агенты повстанцев украли планы Звезды Смерти, а у неё на хвосте висел имперский крейсер, она отослала планы именно Оби-Вану. Собственно, она к нему и летела, но не добралась. И хорошо, что не добралась…

Он надеялся на встречу с Оби-Ваном, хотел объединить усилия… собственно, благодаря подобным идеям и получалось поддерживать в людях веру в то, что победить Империю возможно. Правда, он не ожидал, что Оби-Ван захватит с собой Линна, а потом даст себя убить. Позже, когда он увидел внука, то понял: будет хранить тайну, поскольку дело ещё не кончено, Оби-Ван и мёртвый ведёт Линна, а ведь где-то есть ещё и Йода. На вопросы об одной и той фамилии отшучивался, что даль Солей в Галактике как астероидов, и почти не врал – действительно, род большой и разветвлённый... Старался дать Линну то, что мог: знания, умение воевать, учил азам военной науки. Тот всё схватывал на лету…

И теперь, после последней битвы, по дворцу разнеслась весть, что Линн обрёл своего отца.

– Линн даль Соль? Отца? Вы уверены?

– Ну да, он так говорит…  вы только посмотрите, как он сияет! Только было бы из-за чего, бедный парень…

– А в чём дело?

– Так это же Милорд… Вейдер. Его спасла личный врач Раина Сойтар, пересадила мозг в другое тело… Что с вами, генерал?! Вам плохо? Сядьте, пожалуйста, сядьте… воды?

– Нет. Нет. Ничего.

Это невозможно. Вейдер? Милорд? Значит, Оби-Ван его тогда не убил и тем самым отдал в руки Императора, а тот сделал из него одно из самых жестоких существ за всю историю Галактики?

– Я хочу увидеть его.

– Кого? Милорда?

– Да.

– Вы… вы уверены?

– Нет. Я не уверен. Но хочу.

– Хорошо, как скажете… только сейчас с ним Линн.

– Да? Но… постойте. Тогда позовите его сюда.

– Линна?

– Да.

– Минутку.

Долгие, мучительно долгие минуты. Хорошо, что принесли воды… Милорд. Вейдер. Он был военным, он был пилотом… Император оказался сильнее. Но – почему?! Неужели он его плохо воспитал?..

– Генерал, вы меня звали?

И мучительно больно встретиться с этим сияющим взглядом. Он очень похож на мать, точнее, на обеих сестёр, на мать и тётку – те же глаза… А сестра Линна – в отца. В того человека, которым Эльснер когда-то был.

– Да. Линн… Откуда ты знаешь, что он твой отец?

– Он… он сам мне сказал. А потом Оби-Ван подтвердил.

– Сам сказал. Но он-то, ему-то откуда знать? Он же никогда вас не видел.

– Ну, понимаете… у меня же его фамилия. Он почувствовал и… понял, что у него есть сын. И… он сказал – от этого во мне проснулась человечность, чтобы больше не уснуть.

– Он так сказал? Это его подлинные слова?

– Да, подлинные…  Что с вами? Вы плачете?!

– Нет. Нет. Тебе показалось. И в чём же выражалась эта самая… человечность? В том, что он тебя искалечил?

– Он остановился. Он мог меня убить. И вот, сейчас… когда его насильно вернули в жизнь, он хотел покончить с собой, и его остановили только слова о том… о том, что я счастлив видеть его живым. И ещё… он же убил Императора – защищая меня. Я ему нужен, понимаете? Я же вижу…

– А тебе нужен отец.

– В общем, да.

– Ну что ж… – генерал тяжело поднялся. – Иди. Иди к нему.

Почувствовал, понял… всё это так зыбко. Это не доказательства. А о том, что Милорд и есть отец Линна, люди узнали только со слов мальчика, может быть, Линн принимает желаемое за действительное, на самом деле Вейдер вовсе другой человек, а Эльснер давно умер, и это какой-то очередной большой обман…

Он резко поднял голову: в конце коридора неподвижно застыл Милорд.

Чужое, незнакомое лицо, тело, данное Раиной Сойтар, и всё же… взгляд, который невозможно не узнать, невозможно забыть.

Эльснер даль Соль стремительно пересёк коридор и опустился перед отцом на колени, низко склонив голову.

Генерал вздрогнул. Мысли о том, что этого не может быть, разлетелись и исчезли, как погасшие искры.

Это – есть. И ты ничего не сделаешь против правды, разве что закроешь глаза и попытаешься обмануть себя.

Линн, ничего не понимая, переводил взгляд с Милорда на генерала, хотел что-то спросить, но не решился.

– Встань, – генерал хотел было дотронуться до плеча Эльснера задрожавшей рукой, но не смог. – Прекрати… это Императору нужны были поклоны.

– Нет, – глухо отозвался тот. – Там… другое. Я не знаю, сумеешь ли ты меня… простить.

Генерал тяжко вздохнул.

– Я воевал с тобой.

– Я знаю.

– Я не знал, что это был ты.

– Если бы знал – то тоже воевал бы.

– Да.

– И был бы прав.

– Я знаю.

– Прости меня. Скажи, что я могу назвать тебя отцом.

Линн ошеломлённо уставился на обоих. Милорд, словно почувствовав, вскинул голову.

– Ты спас моего сына. Моих детей. Ты дал им возможность вырасти людьми. Ты сделал так, что мой сын вопреки всему меня любит.

– Не совсем я…

– Нет. Это ты. Я загнал память о тебе в такие глубины сознания, что думал, – она похоронена там, но сейчас я увидел, что она жива. Сделай что-нибудь, прошу, я не могу выносить это… слишком больно.

– Ещё бы. Быть человеком всегда больно.

Генерал смотрел на него сверху вниз.

Эльснер. Как же давно это было…

Линн – молчит, только просит, одними глазами… тоже просит. И – боится. Боится, что его отца никто и никогда не простит. За Элдерран, когда он стоял рядом с теми, кто взрывал планету, и не остановил… да мало ли за что. Счёт большой. Длинный. Не на одну жизнь хватит…

– Эльснер, я…

Голос прервался.

– Эльснер, я не буду предъявлять тебе счёт. И проклинать тоже не буду… не люблю дешёвых мелодрам. Всё это так неожиданно… 

А если оттолкнуть его – что будет? Опять не удержится, найдёт новую пропасть? Неужели он просто не может крепко стоять на собственных ногах? Или – нет? Или это было наваждение Императора, пробудившее в нём ту тёмную сторону человеческой природы, которая дремлет в каждом? Сильно ли он виноват? Ведь он мог бы и не вернуться… Линн сказал – он убил Императора, защищая его…

– Эльснер…

Как же унять эту дрожь, предательскую дрожь руки… Дотронуться до плеча. Когда-то Эльснер был счастлив, возвращаясь в дом, которого больше нет, и они могли говорить долго, вечерами, переходящими в ночь, а потом он уходил к себе, и у него была своя жизнь и свой очаг, который он сотворил сам… Не вернуть – ни дом, ни людей, ни время.

Эльснер бережно взял руку генерала в свои и коснулся губами.

– Спасибо… отец.

 

* * *

– Йаллер! Наконец-то!

Даниель широко улыбнулся и протянул Йаллеру руку. Тот ответил на рукопожатие и обернулся к нам. 

– А вы думали, я останусь там царствовать и застряну? Не дождётесь!

– И как тебе понравилось править целой планетой, коллега?

– Да не правил я!

– Избавился от этой чести сразу?

– Почти. Даниель, честное слово – моё почтение! Я не понимаю, как ты в этом не тонешь!

– Ну, во-первых, мы рождаемся в мире, где такие потоки информации – норма. Во-вторых, привык. В-третьих, говорят, есть такая штука – призвание… а ещё есть такая штука – ложная скромность, которой меня забыл наделить Создатель…

– Ясно всё с тобой!

Даниель пригласил нас наконец покинуть космопорт, мы расселись по флайерам и рванули к нему во дворец, – он, по обыкновению, сбежал с работы, и рано или поздно надо было возвращаться.

– Йаллер, признавайся, когда тебе пришла в голову идея назначить местоблюстителя императором Астлана?

– В тот момент, когда я его увидел. Он тоже не лидер, но ваши спешно обученные Владеющие Силой своим подчинением придали ему уверенности. 

– Прекрасно, прекрасно…

– Даниель. Ты что-то задумал.

– Да! Но это не моя идея.

– А чья?

– Понимаешь… ну ладно, давайте высадимся, я тебе всё расскажу подробно.

– А ребята тебе нужны для моральной поддержки?

– Вроде того.

Мы прошли по роскошным широким коридорам. Было немного жаль, что такие интерьеры мало кто видит… впрочем, в Большом дворце тоже есть дни, когда любой может прийти и полюбоваться.

– Садитесь, – Даниель расположился в кресле и дождался, пока мы последуем приглашению. – Послушай, Йаллер. Ты же знаешь, процесс транслируется…

Йаллер весело смотрел на стесняющегося и подбирающего слова корреталя Артоса.

– Можно и поближе к делу.

– Так вот… в Академии тоже видели твоё выступление. Им понравилось, как ты рассказываешь, как держишься перед аудиторией… словом, они были бы на седьмом небе от счастья, если бы ты согласился вести на историческом факультете курс лекций.

– Что?!

– Ты не хочешь?

– Нет, но…

Даниель заметно расстроился.

– Тебя что-то не устраивает?

– Понимаешь, ваша официальная версия, изложенная в Легендах…

– Стой! Стой, они не про это! Ты меня напугал. Не делай так больше!

– Чем? – Йаллер смутился.

– Легенды – это не история, – разъяснила я. – Это совсем другой предмет, мифологии разных народов. А они хотят с тебя Великое Расселение.

– Мифологии? – Йаллер немного обиделся. – Но это же действительно было!

– А никто и не говорит, что этого не было. Вопрос только в том, как это до нас дошло, есть ли материальная культура или остались только устные или письменные источники… кстати, в результате исследований на острове Бессмертных в этот курс внесены поправки, и об этом профессура тоже хочет устроить тебе допрос…

– А можно я поприсутствую на допросе с другой стороны?

– И это тебе тоже предстоит, не отвертишься. Ты знаком с нашими учебниками истории?

– Заглядывал краем глаза, только всё же не охватишь.

– Ну вот охвати. Можно не всё. Они за прошедшие века и тысячелетия разбаловались, потому как некому было сказать им, в каком именно месте они неправильно складывают мозаику фактов, а где откровенно врут. Теперь пусть отвечают.

Йаллер доброжелательно улыбнулся.

– А они уверены, что я не буду выдавать желаемое за действительное и врать в свою пользу?

– Нет! Это-то им и интересно.

– Какая прелесть!

– Так ты согласен?

– Надо подготовиться. Я же не могу выйти к вашей студенческой братии и сказать: так, ребята, у нас вечер воспоминаний, я буду вам рассказывать всё подряд, может быть, вы найдёте в этом что-то научное.

– Да не вопрос!

– Сколько тебе надо на подготовку? – Даниель был менее восторжен.

– Не знаю, трудно сказать…

– Отлично, – подытожил Даниель. – Вот тебе номер ректора Академии, договаривайся и приступай. А я приду послушать.

 

* * *

– Свидетель Линн даль Соль.

Линн спустился вниз, произнёс слова клятвы, – в зале ещё шёл гул разговоров, но когда он заговорил о том, что было на Звезде Смерти, всё смолкло… а я взглянула на лорда Эльснера – и уже не могла отвернуться.

…Зал суда пропал, сменившись огромным помещением. Я смотрела глазами лорда Эльснера, – нет, Дарта Вейдера, – и знала то, что знал он.

 

…что это его сын стоит по другую сторону трона Императора на борту Звезды Смерти и видит, как имперский флот громит флот повстанцев в последней и решающей битве. Что в душе Линна, как и рассчитывает Император, растёт гнев, ненависть, желание убить, – всё то, что ведёт на Тёмную Сторону. Что именно для этого Император устроил этот грандиозный космический спектакль, ради этого с обеих сторон гибнут люди. Миг – и Линн хватает свой лазерный меч, который вспыхивает зелёным лучом… и скрещивается с его, с красным. Линн едва достаёт ростом до плеча отца, но дерётся он здорово. Сейчас гнев и ненависть сделают его иным, – и бой прекратится. А потом Линн убьёт Императора, и они вместе будут править Галактикой, как отец и сын. Сопротивляться судьбе бесполезно, сын мой.

– Я не буду драться с тобой, отец.

Неужели? А я – буду. Потому что в этом зале не должно остаться врагов. Либо ты станешь одним из нас, либо… Либо мне придётся тебя убить. Потому что я обязан повиноваться своему повелителю. И сейчас, на глазах у Императора, нет возможности оставить тебя в живых. Здесь не Беспин, где всё и вся подчинялось только мне.

– Так у тебя есть сестра-близнец? Твои чувства выдали и её. Оби-Ван был прав, что спрятал её от меня, теперь он проиграл окончательно. Если ты не перейдёшь на Тёмную Сторону, может, это сделает она?

– Не-ет!

Линн вырвался из мрака сзади, Вейдер успел блокировать удар. А дальше ему пришлось отступать под бешеным натиском сына, лазерные мечи высекали искры из металлических конструкций, вот Линн загнал его на мостик над шахтой… Дышать становилось всё трудней, – похоже, перегрузка. Но этого не должно быть, эти системы и не на такое рассчитаны!..

Яростный удар отсёк ему кисть, лазерный меч полетел в пропасть. Он со стоном упал на спину, зелёный смертоносный луч был направлен в горло… В воздухе пахнет горелой изоляцией, – рука давно уже искусственная, боли нет… Остановись, сын, ещё один удар твоего меча, и ты станешь таким, как я!

Линн с ужасом посмотрел на механическую руку Вейдера, переложил меч из правой руки в левую, – и перевёл взгляд на свою. Биопротез взамен потерянной на Беспине кисти. И чем он теперь лучше Вейдера?..

– Хорошо, – Император действительно был доволен, даже изобразил нечто вроде аплодисментов. – Ненависть сделала тебя сильнее. А теперь убей своего отца и займи его место рядом со мной!

И Вейдер понял, что раскрыт. Что таким – не желающим убивать сына – он Императору не нужен. Что Император не зря хотел, чтобы он совершил это: живой Линн был той ниточкой, что вела Эльснера даль Соль обратно. К любви и человечности, которые Император вытравлял в своём ученике всеми доступными способами. И именно убийство отца станет для Линна той чертой, за которой открывается Тёмная Сторона…

– Нет, – Линн с облегчением выключил меч и отбросил его в сторону. – Ваше величество, вы проиграли. Я – Владеющий Силой, каким был и мой отец до меня.

На морщинистом лице Императора перемена чувств незаметна.

– Пусть будет так… Владеющий Силой.

А в следующее мгновение с кончиков пальцев Императора в Линна ударили ослепительные бело-синие молнии.

Вейдер встал, – дыхание почти восстановилось. Император поджаривал Линна, получая от этого дикое, звериное удовольствие… и не для того ли растягивал убийство, чтобы устрашить его, Вейдера? А перед тем не он ли помогал мальчику в бою против отца?!

В зале стены были из металлопластика, эхо подхватывало крики Линна. Здесь не должно остаться врагов.

И он понял, что это – всё. Что мальчик сейчас умрёт. Умрёт единственный человек, который любит его, – любил, не зная, а узнав, не возненавидел, даже несмотря на Беспин. Умрёт от рук этого старого, как мир, мерзавца, который никогда в жизни не знал, что на свете есть любовь.

– Отец! Помоги!

И он решился. Схватил Императора, с лёгкостью поднял над головой, – тот сразу почувствовал, что это смерть. Синие молнии били в шлем, струились по плащу, – Вейдер знал, что сейчас все системы, поддерживающие его жизнь, полетят в Бездну, но ему было всё равно. Главным было то, что в Бездну полетит этот омерзительный сухощавый тип, будь он хоть сто раз руниа. И что после взрыва, обозначившего конец Императора, Линн поднялся с металлического пола, бросился к отцу и оттащил его от края пропасти.

 

– Милорд, вам предоставляется слово. Так как вы отказались от официального защитника, то…

Линн подался вперёд, я вцепилась в его рукав.

– Спокойно, – сквозь зубы сказал Йаллер. – Держись. Почти всё.

Милорд поднялся и шагнул туда, где до него стояли свидетели. Отсюда было хорошо видно и судей, и нас… он не смотрел в нашу сторону, он и так всё знал, а взгляды… взгляды могли бы помешать. Никто не должен видеть, как он смотрит на сына. На глазах у всех… Император знал, что это и есть его слабость… а слабость ли? теперь уже неважно. Никто не должен видеть. 

– Господа, я ждал суда с тех пор, как Раина Сойтар вернула меня к жизни. Я знал, что рано или поздно он произойдёт.

Он помолчал.

– Я не стану оправдываться и заявлять, что невиновен. Это было бы ложью. Я – на тот момент Дарт Вейдер – прекрасно отдавал себе отчёт в своих действиях, знал, что и зачем делал. Если вы вынесете мне смертный приговор, в какой-то мере это будет справедливо, – но лишь в очень небольшой. Моя смерть – это смерть одного человека. Одного за тысячи – это даже не исполнение закона кровной мести. Это ничто. Моя смерть никого не воскресит, не вернёт никому покой и не исправит того, что ещё можно исправить. Моя смерть всего лишь уберёт неудобного и опасного человека, а заодно выбьет у Галактики из-под ног зарождающуюся опору в Силовых делах. Галактика оправится от страха перед Силой, порождённого волей Императора, столкнётся с открывающимися возможностями, не справится с ними благодаря тому же Императору, вытравлявшему саму систему знаний и умений, – и без этой опоры погрузится в хаос. Спросите у жителей Астлана – планеты, вокруг которой сейчас идёт самая ожесточённая из нынешних схваток, – действительно ли этот хаос существует, или я выдумал эту угрозу ради спасения собственной жизни. Вы хотите справедливости, хотите наказания, – так вот: смерть для меня была бы если не счастьем, то избавлением от необходимости взглянуть в лицо своим преступлениям. Избавлением от необходимости строить порядок на руинах, сотворённых Империей. Не порядок на ваших планетах, – нет, с этим вы справитесь без меня, – но систему Силовой безопасности, которая существовала до воцарения Императора и действовала до тех пор, пока он её не разрушил, – а я не помог завершить разрушение. Если вы хотите справедливости – оставьте меня в живых. Вы провели передо мной череду свидетелей, – живым я постоянно буду знать о них, встречаться с последствиями своих деяний, помнить – и пытаться сделать хоть что-то. Возможно, для них. Скорее – нет: для того, чтобы жизнь Галактики стала лучше вопреки тому, что я совершил когда-то. Думаю, стоит напомнить, что в числе тех, кто выступал здесь свидетелями, есть и мои дети.

Он снова замолчал.

– Я прошу суд взвесить все аргументы и вынести решение на благо Галактики.

Он коротко поклонился, развернулся и пошёл прочь. Я вдруг осознала, что намертво вцепилась в подлокотники… и что больше всего боюсь реакции  зала. Казалось, стоит раздаться хоть одному крику ненависти – и я сорвусь, потому что случится непоправимое… остаётся надеяться только на охрану, ведь как-то же они сумели добиться того, чтобы за всё время процесса в зале ничего не произошло, неужели сейчас, в последний момент… Через секунду до меня дошло: это – не моё, это чувства Линна, и да, вот так ясно и жутко я всё слышу, и одно дело просто слышать, когда тебе безразлично, а совсем другое – когда ощущаешь как своё и начинаешь сходить с ума от невозможности помочь…

Я очнулась от шума – и оттого, что прямо передо мной возникли яркие глаза Линна.

– Суд удаляется совещаться и выносить приговор. Ты совсем бледная, пойдём на воздух. Нельзя же так…

Я попыталась улыбнуться: кто б говорил про бледность, на нём самом лица нет. В коридоре через большие окна светило солнце, после искусственного света в зале так странно было видеть – другой, живой, подлинный, неподдельный… Охрана оцепила часть коридора, не пропускала никого в сторону нашей ложи. Видно, Даниель распорядился и был прав: нечего, слишком много есть бездельников, для которых чужая боль, тревога, чужие эмоции – всего лишь развлечение… перебьются.

Вскоре подошёл Даниель, увёл нас в комнаты для свидетелей, следом пришёл Йаллер, хотел было успокоить Линна с помощью Силы, но тот отказался: нет, не надо, сам справлюсь. Даниель налил воды, я выпила, и в мире стало немного комфортнее… хоть немного. Возвращаться к залу суда даже мыслями было страшно. Даниель был серьёзен.

– Послушайте, у меня есть к вам просьба, ко всем троим. Даже, пожалуй, к четверым, Мандис тоже Владеющий Силой…

Линн насторожился.

– Не доверяют? Думают, что мы будем подслушивать и давить?

– Да. И это не мнение судей, они более-менее спокойны – знают, что вы ничего не делаете. Но с общественностью спорить сложнее. Сами понимаете, – толпа.

Он горько усмехнулся: это больше всего походило на проигрыш. Йаллер хотел было возмутиться, но Линн остановил его жестом.

– И что же нам делать?

– Уехать. Совещание будет долгим. На вынесение приговора вернётесь.

– Если будет кому выносить…

– Линн! Ты считаешь, что в твоё отсутствие моя служба безопасности развалится? Ты всерьёз полагаешь, что это ты ею руководишь?

– Нет, ну что ты, – Линн слабо улыбнулся. – А отца они не боятся? Он же тоже может подслушивать и влиять.

– Нет. Он сдался добровольно, вины своей не отрицает, принцесса Лейя Органа-Вайкири подтвердила, что он не пытался заставить её дать показания в свою пользу.

– Ну хорошо… а твоя общественность не в курсе, что Йаллер «смотрел вдаль» с другой планеты и помогал в поисках?

– Нет. И хорошо. По-моему, вам и так достаточно того уровня страха перед Владеющими Силой, который имеется в мире.

Даниель помолчал.

– Признаться, мне было бы легче, если бы я был уверен, что…

– Тайна совещания – закон? – уточнил Йаллер.

– Да.

– Я не буду «смотреть вдаль», – негромко сказал он. – Я не знаю, достаточно ли тебе будет моего слова, или надо принести клятву…

– Мне – достаточно слова, – быстро ответил Даниель. – А о твоём умении никто, кроме меня, не узнает.

 

* * *

Мы улетали открыто, это – видели, знали… и молчали. Улетали трое в чёрном, – двое в форме космофлота и один в гражданском, и ещё боруг Мандис, провожавший камеры зубастой улыбкой. Улетали Владеющие Силой – и никто не знал, куда.

Никто из нас не проговорился.

 

Он стиснул руки, невидящими глазами глядя куда-то вдаль. Тариэль пыталась его успокоить, гладила длинные густые чёрные пряди, – не бывает у элиа таких волос, тем более – у людей… Люди. Прилетели, рассказали, что нашли остров Бессмертных. Лучше бы они этого не делали, – теперь прошлое опять встало перед ним во весь рост…

– Йаллер!

– Ты знаешь моё настоящее имя.

– Ну хорошо, хорошо… Ты улетишь за ними следом?

– Нет. Я не знаю. Я не знаю!

– Но…

Он выскочил из дома – в ночь. Одинокий дом в лесной чаще, над головой – мириады звёзд. Кулаки – к небу:

– Я что-нибудь придумаю. Я найду способ. Я не знал, как найти тебя, – теперь знаю… Я приду!

И – в отчаянии – упасть в пожухлую листву. Какой способ, о чём тут можно думать, разве ж хватит сил…

Рассвет застал его там же, возле дома. Чей-то голос – чья-то мысль – осторожно стучался, звал…

«Йаллер?»

Один из тех, кто прилетал. Из тех, кто – нашёл.

«Да, Линн?»

«Послушай. Только, пожалуйста… А, что толку говорить… В общем, мы его освободили.»

«Как?! Где он?»

Шок. Молния, пронизывающая насквозь. Столько тысяч лет – уже не ждать и не надеяться. Так и не смириться. Продолжать жить. И вдруг – услышать такое.

«Сейчас Раина везёт его к тебе. Она гений, она сделала всё, что смогла. Но всё равно нужна твоя помощь.»

«Ещё бы, – сквозь зубы. – После того, что с ним сделали…»

«Они прилетят ближе к вашему вечеру.»

…а сейчас рассвет. Как долго!..

Он рванулся – куда глаза глядят. В горы. На простор. Надо собраться с силами. Надо… Солнце сияет, как будто никогда раньше этого не делало и дорвалось. Свободен!

…Он сходил с ума от ожидания. Тени застыли и не двигались, солнце зависло где-то над головой…

Заклятые горы. Так – не легче. Но лучше здесь…

…Звёздолёт прилетел раньше, чем на землю надвинулась ночь.

Космодром. Он бросился туда, в металлические коридоры. Можно было бы – прямо к кораблю, но он замер, уцепившись за стенку: внезапно закружилась голова.

Раина вышла первой. Увидев Йаллера, улыбнулась, – но улыбка тут же пропала. А потом…

Он ожидал чего угодно. Что Скарвина привезут – в беспамятстве, таким, каким его отправили в вечное заточение, что придётся со страшными усилиями возвращать его обратно в жизнь…

Чёрные волосы. Почти прежняя лёгкая походка. Только тонкий шрам, пересекающий левую бровь, – и всё. И – те же сияющие глаза, как тогда, давно, до того, как после первой войны они стали чёрными от горя.

Он сделал два шага вперёд – и опустился перед ним на металлический пол. Не осознавая, что так уже было.

И – прежний жест, от которого захолонуло сердце: протянутая к нему узкая рука.

Кажется, он срывающимся голосом что-то говорил про свободу и вечность, про то, что никогда больше его не оставит, про тысячи лет беспросветности и ужаса…

Кажется.

Он очнулся оттого, что острая боль пронзила руку, и понял, что рыдает, уткнувшись Скарвину в плечо.

– Ничего, ничего, сейчас он успокоится, – убирая инъектор, ответила Раина на встревоженный взгляд Скарвина. – Ему тяжелее всех пришлось… Пожалуйста, пойдёмте. Я отвезу вас обоих домой.

 

На планете боругов грохотала и выла буря вернувшейся жизни. Здесь пока не было места для тех, кто мог ходить по земле, кому нужны были тысячи условий для того, чтобы не погибнуть… для людей. В вихрях бури, в чёрных грозовых тучах мгновениями становилось слепяще-светло от молний, и – то ли почудилось, то ли правда: привиделся чей-то силуэт.

Скарвин наслаждался силой и мощью творения.

Йаллер вывел нас точно к нему.

Мандис, прищурившись, наблюдал за бешенством стихии.

– А это действительно надо? Он же намеренно вызывает грозы, верно?

– Верно, – проговорил Йаллер. Взгляд его был острым и пронзительным. – Начал с вулканов, мы сейчас пролетаем мимо…

Мы летели над пропастями и глубочайшими провалами ущелий, доходившими, казалось, до центра земли, – только казалось, да, и спохватываешься, чтобы не позволить какому-то совершенно первобытному страху выползти из дальних углов души, о которых ты даже не подозревал. Чёрные скалы, пролетаешь близко – острые грани в свете молний вспыхивают мириадами искр, чтобы тут же погаснуть… а где-то вдали бурно пенятся реки, широкие, стремительные, не такие, как на давно обжитых, устоявшихся, мирных планетах…

– А зачем? Он точно знает, что делает?

– Точно, – Йаллер улыбнулся и на мгновение тоже стал опасным и безгранично могучим, как стихия. – Ему же не впервой… правда, впервые ему никто не мешает. Наконец-то.

Мандис покачал головой.

– А ты так тоже можешь?

– Не знаю, не пробовал.

– А хочется?

Йаллер удивлённо обернулся на него.

– Честно говоря, я никогда не думал о том, чтобы взять на себя ответственность за целую планету.

– Ага, – весело отозвался Линн. – Только чуть-чуть прикоснулся к Астлану – и сразу на попятный.

– Не моё, – миролюбиво согласился Йаллер.

Звездолёт пронёсся мимо горной цепи, вершины которой скрывались во мраке туч, потом чёрная пелена разлетелась, – миновала, – и в глаза ударило солнце. Мандис охнул.

– Небо… здесь никогда не было голубого неба, мы всегда жили под серыми тучами… всегда.

Линн с тревогой глянул на него.

– Послушай. Я понимаю, боруги не будут сильно счастливы, если им вместо планеты, с которой они улетели, представят нечто совсем непохожее, но… ведь она же умирала. Её нельзя привести к прежнему состоянию, это – болезнь. Она должна жить полной жизнью.

– А может, внешне что-то подправить в сторону их воспоминаний? – осторожно предложила я. – Хотя жалко, он же так старался…

– А вы уверены, что все эти процессы завершатся на протяжении жизни нынешнего поколения? Это убить легко, а попробуй восстанови…

– Не знаю, – признался Йаллер. – Не ко мне вопрос, прилетим – спросишь…

– Спрошу, – согласился Мандис. – Я-то не против, я больше шатался по другим местам, чем жил дома, и по мне – нормально. А вот остальные могут быть и не согласны. Правда, сейчас они на Свейзе, а там тоже небеса не такие…

– Прямо и вниз, – Йаллер резко вскинул руку, и я увидела, куда лететь.

Прямо и вниз – путь вёл на простор, и, снизившись над равниной, можно было разглядеть серо-зеленоватые мелкие травы. Всё же чего-то не хватало, и наконец сообразилось: деревьев. Ничего, когда-нибудь будут… как раз это не делается за год…

База измирантов находилась на месте бывшего города, – жуткие, высоченные коробки многоэтажек, в ярком солнечном свете выглядевшие особенно тоскливо. Теперь город накрыли огромным куполом, и под ним можно было дышать. «Скиталец» сел вне купола, – там было несколько посадочных площадок, рядом садился гигантский транспортник, медленно и величественно, а мы проскочили на свою стоянку, и всё, даже как-то несолидно получилось. Над звездолётом сомкнулись створки, мы подождали, – диспетчер разрешил выходить. Коридоры и подземные переходы без окон давили, но всё же здесь чувствовалась жизнь – азартная, кипучая, стремящаяся к большой цели и оттого радостная… для всех, кто здесь был.

Скарвин встречал нас, стоял за спиной измирантов, – я так и не могла привыкнуть к этим негуманоидам, эльреи были как-то эстетичнее, что ли… С Линном они здоровались приветливо, но холодно, то ли и правда неприязнь к людям в принципе непреодолима после стольких веков бедствий, то ли и вовсе ждать от них каких-то эмоций, похожих на человеческие, – ошибка… А потом они проводили нас туда, где когда-то жили боруги, и распрощались: дел было много. Скарвин остался. Мне упорно казалось: он специально делает так, чтобы измиранты его не замечали вовсе. Хотя нет, не может быть, если совсем не одарён Силой, то она и действовать на такое существо не может… привыкли?

– Давно не виделись, – улыбнулся он, и в мире стало светло и ясно.

– Давно, – эхом отозвался Линн. – Будешь надо мной смеяться, но я думал, что для того, чтобы стать душой планеты, надо как-то… внутрь неё залезть, что ли… а ты всё в облаках витаешь…

– Витаю, – кивнул Скарвин. – Всё оказалось не так просто. Я тут, как бы сказать, только исполняющий обязанности души.

– Это как? – тревожно спросил Йаллер.

– Я думал, что буду привязан к планете, но, видно, что-то во мне самом очень сопротивляется такому: один раз уже было, – хватит…

– Нездоровый образ жизни? – подсказала я.

– Что-то вроде этого.

– И как? Планета будет без души?

– Нет. Пока что тут – я. Если продолжать аналогию с людьми, то сейчас идёт лечение тела… не создание, конечно…

Он запутался в аналогиях и снова улыбнулся. Йаллер следил за ним – напряжённо, переживая за каждое слово и волнуясь.

– А зачем тебе столько извержений? – с интересом спросил Мандис. – Здесь их не было никогда. Что это даёт?

Скарвин протянул руку и раскрыл ладонь. В первый момент на ней, казалось, ничего не было, а потом – обнаружилось, что на ней песок, крупный, густой и почти сияющий, в воздухе закружился маленький смерч, на миг полыхнуло, мы зажмурились… а когда открыли глаза, вместо песка был небольшой прозрачный камень, чёрный с отливом в желтизну. Мандис одобрительно улыбнулся.

– И что это?

– Ты же Владеющий Силой. Не чувствуешь?

Мандис напрягся.

– Концентрация Силы?

– Да.

– Жёлтый кристалл и пещеры Мельвина, – сказали мы с Линном одновременно, переглянулись и улыбнулись.

Скарвин мгновение соображал, что мы имеем ввиду, потом кивнул.

– Да. Кристаллы, минералы – концентрирующие Силу. Притягивающие её. Их не было, они рассыпались, всё ушло в песок… и не могло уже удержать душу… Мне это не надо, я со стороны. Восстановить здесь концентрацию Силы значит – вернуть жизнь. Я понимаю, сейчас ещё трудно почувствовать разницу…

– Нет, – вдруг сказал Линн. – Жизнь… она уже – есть.

– Я думала, она есть просто как стремление, как эмоции…

– Не только. И, Мандис, – не «никогда». Когда-то очень давно они были, разумеется, не на вашей памяти…

Линн заметно погрустнел.

– Что же, любая планета может вот так умереть?

– Не обязательно. Но вот с этой – так случилось. Не печалься… Скажите, что вы собираетесь делать?

– Ну уж точно не сидеть в этом бывшем городе!

– Тогда, – он широким жестом вскинул руку, – летите за мной. К ночи вернётесь: я охраняю этот город, вся остальная земля меняется ежечасно, и посадить ваши звёздные корабли больше негде.

Скарвин направился к стене. Мандис вдруг осознал, что других городов на планете нет.

– А измиранты? – вдогонку спросила я. – Они догадываются о том, почему только здесь можно держать базу?

– Нет, зачем, – он усмехнулся. – Они заняты другим.

– Постой! – Мандис шагнул к нему, и он остановился, обернулся. – Это… надолго? Ну, твоя работа? Ведь пока земля не успокоится, заниматься растительностью и прочей живностью бесполезно, ты только что-то воткнул, как оно раз – и погорело под очередным вулканом…

Скарвин улыбнулся.

– Я стараюсь делать быстрее.

– Примерно так же, как мне новую руку за полгода вырастили? – уточнил Линн.

– Вроде того. Так вы летите или будете отдыхать?

Мы пообедали в бывшем городе. Облик Скарвина вдруг на глазах стал изменяться, – не внешне, просто ощущение Силы нагнеталось, потом он шагнул к стене – и прошёл сквозь неё. Мандис ошеломлённо заморгал.

– Он что… нематериален?

– Да, – отозвался Йаллер. – Изначально все руниа нематериальны, часть из них приняли материальный вид и отправились создавать людей. А остальные так и до сих пор живут…

Он остался на стоянке, подождал, пока мы поднимемся на борт, пока створки в потолке раскроются, потом несколько мгновений постоял, закрыв глаза и часто-часто дыша: перестраивался на другой состав воздуха. Подумалось: ну да, всё верно, он же шагал через Переходы в неизвестность, научился дышать там, где человек погиб бы сразу… Странный силуэт, похожий на огромную чёрную птицу, рванулся в небо, опережая нас, звездолёт поднялся в небо следом, и я потеряла Йаллера из виду: стоило только уйти из пределов охраняемого города, как мы попали в тучи, и он слился с ними.

– Почему ж он на Артосе не летает своим ходом? – удивился Линн. – Наши-то ему служебный флайер выдали, как всем в Центре, а ему, оказывается, и не надо!

– Может, не хочет народ пугать. Он же не любитель привлекать к себе внимание…

…Мы летели над гигантским – в полконтинента – водопадом, над выступившей пропастью, в которую срывались массы воды – сверкающей в отсветах близкого вулкана, а выше водопада отливающая алым вода казалась тяжёлой и плотной, как будто по ней и правда можно было идти… А совсем рядом в возносящихся на немыслимую высоту тучах грохотал гром, и всё озарялось молниями – ветвистыми, гордыми своей красотой… и умирающими через мгновение. Мы летели над серо-багровыми потоками лавы, застывающими в волнах новых морей и рождающими новые острова. Мы летели над бурями и вихрями, и Мандис восторженно ругался на своём языке и просил включить запись с внешних камер, проецирующих всю эту красоту на обзорные экраны, чтобы это – осталось, чтобы было не только для нас, каким-то чудом судьбы занесённых на возрождающуюся планету. Подумалось: а ведь Севийяр придёт в восторг от этих кадров, затеребит Йаллера вопросами о том, как это всё делалось с помощью Силы, и будет страшно жалеть, что его не было с нами… Линн улыбался: он-то думал, что без его отца никакой работы Центра не будет, а работа сама нас нагнала и развернулась во весь рост…

Вечером – нашим вечером, привычным, в том месте, где был бывший город, ночь наступала намного раньше, – Йаллер не вернулся, остался со Скарвином: улыбнулся и сказал, что ему есть чему поучиться. Мы ночевали в высотке, приведённой измирантами в жилой вид, на высоком этаже, – привыкли, без простора душе чего-то не хватало, и зарываться в подземные этажи или вовсе ночевать в каютах «Скитальца» не хотелось. Мандис всю ночь напролёт рассказывал, – воспоминаний о родной планете у него оказалось не так много, но сейчас они нахлынули, и было невозможно остаться наедине с собой. Жизнь вырвалась из тесноты Кер-Сериндата, из замкнутого круга одного и того же маршрута от дома до Академии и здания суда, и жизнь эта властно притягивала к себе. А по куполу, которым был накрыт мёртвый город, барабанил дождь…

Наутро Йаллер позвал Линна мысленно, спросил, не звонили ли с Артоса. Узнав, что – нет, позвал снова на простор.

Мандис попросил долететь до того места, где когда-то был его город. Я понимала его: когда-то сама точно так же вернулась в свой бывший дом – чтобы увидеть, что там больше ничего нет. Чтобы принять правду – и уйти дальше.

Он не знал, как искать его город, – карты, сделанные боругами, не сохранились, а съёмки имперских военных двадцатилетней давности нам были недоступны. Оставалось только положиться на то, что Скарвин не успел слишком радикально поменять очертания материков, и по каким-то общим приметам Мандис что-нибудь отыщет. От базы измирантов надо было улетать далеко, за океан, поначалу я сильно сомневалась, что мы вообще обнаружим там хотя бы намёк на города, но «Скиталец» пересёк береговую линию, и внизу показались остатки каких-то построек. Мандис долго хмурился, рассматривал появляющиеся на экране пейзажи, попросил уменьшить масштаб, потом повернуть направо, налево, к северу… когда мы с Линном уже уверились в том, что боруг заблудился окончательно, тот вдруг ткнул пальцем в экран.

– Сюда. Спускаемся.

Внизу не было ничего особо примечательного, выходить из корабля всё равно было нельзя… и «Скиталец» просто сел на бурую землю, с которой уже давно всё сдул пронизывающий вечный ветер. Вокруг не было даже намёка на высотки, привычные боругам, только земля была изрезана оврагами, я хотела было спросить Мандиса, куда он нас привёз, но осеклась: жёлтые глаза не отрывались от обзорных экранов. Он закрылся, мысли его уловить было невозможно, чувства – тоже, и мы сидели в молчании, как на кладбище… впрочем, почему – как…

– Переход, через который я уходил, не так далеко, – наконец сказал Мандис. – Хотя, может быть, с тех пор он уже закрылся. Жизнь Переходов непостижима.

…а потом мы вернулись, и я вдруг заметила, как Линн невидящими глазами смотрит куда-то в пространство.

– Ты что?

– Да так, – ему пришлось приложить усилия, чтобы вернуться в реальность. – Подумалось: как он там один?..

– Ну, не один, – я опустилась рядом с ним. – Всё-таки там Даниель.

 

* * *

 Даниель внезапно обнаружил, что настала тишина, что – всё, уже всё возможное сделано, и осталось только дождаться приговора. Он слетал к Севийяру в далёкий южный город, где был его дом, и откуда тот ездил на работу в Академию, они вместе вдохновенно поругали Линна, который остановил так надолго работу Центра, признали, что в общем и в целом всё-таки в этом решении что-то есть, хотя разумным его счесть нельзя… а затем наступил вечер, и надо было возвращаться. Даниеля ждала Ида, сегодняшний вечер был – её, и когда вдруг Даниель услышал телепатический голос лорда Эльснера, это было совсем невовремя. Он что-то невнятно ответил, но этого оказалось недостаточно.

«Что?» – не понял лорд Эльснер.

«Извините, – Даниель постарался выражаться более членораздельно. – Можно вы меня позовёте через час? А лучше через два…»

Ответа Даниель не дождался. Мелькнула мысль, что с лордом Эльснером что-то не так, но Раина ничего тревожного не сообщала, начальство базы тоже молчало, и… наверное, не стоит портить вечер.

Когда лорд Эльснер не появился ни через час, ни через два, ни позже, Даниель с запоздалым чувством вины подумал, что, наверное, был слишком резким... или сухим… и что лорд Эльснер сейчас, когда сын уехал, остался в одиночестве ждать решения своей участи, что он уже не может ничего сделать, и наверняка ничего особенного ему не надо, просто – поддержки и каких-то простых слов со стороны…

Он набрал номер начальника базы и попросил пригласить лорда Эльснера – вопреки тому, что наступила ночь. Ожидание затягивалось, потом раздались стремительные шаги, и лорд Эльснер появился на экране, – напряжённый, нахмурившийся и бледный. Даниель вздохнул и понял, что был прав.

– Добрый вечер, извините, что задержался…

– Задержался. Был занят, – в голосе Эльснера прорезались знакомые металлические нотки, от которых когда-то у Даниеля застывала кровь в жилах. –  От них ничего нет?

– Нет, но…

– Там возмущения Силы, вызванные руниа, который стал причиной большинства известных нам бедствий. Вы понимаете, что там может случиться? И не докричишься, даже почувствовать – трудно. А он, видите ли, занят. Наверное, есть дела поважнее.

Даниель вежливо улыбнулся, но взгляд его стал стальным.

– Лорд Эльснер, вы предлагаете открутить время назад и оставить их на Артосе? Или, может быть, вернуть, – чтобы все усилия по созданию общественного мнения в вашу пользу пошли прахом? Или отправить их на какой-нибудь курорт, где проще простого организовать провокацию – для давления на нас же, на вас, на судей? Вы знаете, чего мне стоило убедить Галактический Союз проводить процесс на Артосе, а не где-то ещё?

– Нет. Но…

– Я знаю, что нет. И не собираюсь сообщать цену. Конечно, для вас не составит труда при встрече оглушить меня с помощью Силы и под препаратом покойного доктора Сойтара получить ответы на все вопросы…

Он замолчал, хотя лорд Эльснер не собирался его прерывать.

– Я понимаю, что вам тяжело, – голос Даниеля стал мягче. – Но осталось немного. Я бы не хотел лишний раз звонить Линну, не имея возможности сообщить, что вынесение приговора совершилось, это было бы для него лишней нервотрёпкой…

– Да.

– …но если вы будете настаивать, я выйду на связь.

Лорд Эльснер кивнул. Сдвинутые брови разгладились.

– Завтра, – попросил он. – Если они и тогда не вынесут приговор, – всё же свяжитесь с ним.

– Хорошо.

Даниель попрощался, откинулся на спинку кресла и долго смотрел на опустевший экран. Завтра. Может быть, это предчувствие Владеющего Силой?..

 

* * *

Даниель появился на экране на следующий день и, нахмурясь, попросил вернуться.

– А приговор? – быстро спросил Линн.

– Оглашение назначено на завтра.

– Тогда почему сейчас?

Даниель явно что-то недоговаривал, и от этого становилось нехорошо на душе.

– Прилетайте. Объясню. Встретимся в Академии.

Линн кивнул и медленно выключил связь. Что-то было не так.

– Лучше бы он сказал, честное слово, – всердцах заметила я. – Никогда не думала, что он любитель вот так «заботиться»…

– Да не любитель он, – Линн махнул рукой. – Может, ему ещё не всё ясно. Может, он надеется на эти несколько часов полёта, чтобы что-то прояснить.

Йаллер с неохотой вернулся на «Скиталец», и мы вылетели.

В Академии перед нами разложили несколько почти одинаковых рисунков, явно сделанных теми, кто не слишком был привычен к такой работе. На них была одна и та же фигура – неявная, больше похожая на призрак, и только руки почти на всех были до ужаса отчётливы – длинные пальцы, живые, на мгновение казалось, что ты видишь, как они движутся… и от этого брала жуть.

– Что это? – тихо спросил Линн.

– Народ в долине у моря говорит с мёртвыми, – отчеканила Сэнди Адамсон. – Вчера утром все принимавшие участие в обряде увидели одно и то же, а не своих предков. Началась паника. Когда она немного улеглась, мы смогли опросить их.

– То есть это результаты опроса, – уточнила я. – А что же они сами говорят? Опознали этого субъекта?

– Говорят, что увидели кого-то из богов.

– Руниа, – в один голос сказали мы втроём.

Йаллер побледнел. Тан Севийяр переглянулся с коллегами.

– Вы хоть с отцом посоветовались? – спросил Линн.

– Да, в первую очередь, – степенно отозвался один из учёных. Не так давно я звала его на свой экзамен, когда Сэнди Адамсон вдруг вздумала гонять меня по всему курсу, и у меня появилось жгучее подозрение, что она меня завалит. Ничего, разобрались…

– И что?

– Он не опознал это существо. Более того, он сказал, что не почувствовал никакого появления на Артосе одарённых Силой.

– И этому, разумеется, никто не поверил, – с досадой докончил Линн.

Учёный развёл руками.

– Согласитесь, он ведь только человек. А если этот руниа скрывался?

– Нелогично. Если он скрывался, то зачем устраивать такое явление в долине?

– Это видение, – волнуясь, проговорил Йаллер. – Они видели что-то другое. Кого-то другого.

Линн бросил на Йаллера тревожный взгляд. Один из учёных подался вперёд.

– Послушайте, Линн, коллеги, это всё весьма рискованно. Я понимаю, господин корреталь наверняка был бы против, я понимаю стремление к гласности и справедливости, но у нас нет времени устраивать суд…

– Над кем? – Йаллер вскинул глаза.

– …опасность слишком велика, а потому мы должны сами приговорить его к вечному заточению в любой Силовой аномалии и поручить Йаллеру как представителю руниа среди людей исполнить этот приговор.

Мне показалось, что от взгляда Йаллера бедный учёный сейчас рухнет с кресла, но это почему-то не произошло.

– Вы с ума сошли!

Йаллер обернулся к нам, смотреть на него было страшно и жалко одновременно.

– Кариаки, да объясни же им! Чтобы я сам?!.

– Йаллер, подожди. Я вовсе не против того, чтобы его изолировать, но…

Он вскочил, от его внезапно вспыхнувшего ненавистью взгляда меня пронзил ужас, от этого не было спасенья, он сам стал – ожившей смертью, он был слишком близко, я хотела крикнуть, но не могла… и поняла, что уже и не смогу: голос пропал. Линн бросился между Йаллером и мной, руниа вскинул руку – и Линна отшвырнуло, он ударился спиной о кресло и затих.

Я сползла на пол, к нему, руки тряслись и не слушались. Линн. Йаллер свихнулся. Пошёл бить по своим. Линн! Да скажи хоть что-нибудь…

– Стой, – донёсся стальной голос Даниеля. – Речь об Императоре, Йаллер.

– Что?

– Йаллер, речь об Императоре, – Даниель стоял перед ним, безоружный, не умеющий владеть Силой и очень спокойный. – У тебя в голове только один руниа, а у людей, особенно сейчас, – другой. Речь об Императоре. Это его увидели учёные в рисунках из долины. Что ты творишь?!

Тишина давила, звенела и требовала выхода – хоть какого-то. Севийяр сидел ни жив ни мёртв.

– Об Императоре? – слабо повторил Йаллер. – Не о…

– Замолчи, – Даниель понял, что Йаллер сейчас выдаст тайну – ту, которую причастные к ней хранили уже больше года, тайну о том, что Скарвин жив. – Ты ударил Линна. Ты понимаешь, что сейчас с Милордом? Ты уверен, что он не разнёс сейчас пол-Кер-Сериндата и не мчится сюда? Молчи. Я позвоню Рейлеху.

Линн наконец сумел подняться. Увидел, что я не могу говорить, – лицо исказилось. Прикрыл глаза: видимо, говорил с отцом. Подал мне руку, я встала, он не отпустил – продолжал обнимать, как будто это могло меня защитить.

– Что там? – Тан Севийяр наконец ожил и осмелился задать вопрос. Его коллеги с надеждой смотрели на Даниеля.

Даниель закончил разговор.

– Он вышиб дверь и расшвырял охрану. Потом его остановили выстрелом из парализатора. Двумя.

– Как же он не…

– Он человек, а не бомба, которая уничтожает всё в радиусе своего действия, – объяснил Линн. – У него направленное воздействие, а охранников было слишком много.

– Никого не убил?

– Он лорд Эльснер даль Соль, – Линн стремительно обернулся к спросившему. – Реакция Дарта Вейдера была бы именно – убивать. Но тогда он бы и не бросился мне на помощь.

В белом зале висело томительное ожидание. Йаллер ни на кого не смотрел. Линн коротко глянул на рисунки на столе.

– Прошу всех садиться, мы ещё ничего не решили, – сказал он, и Йаллер, мгновение помедлив, последовал его приглашению. Мне было не по себе оттого, что наши кресла рядом, но нужно было преодолеть себя и сесть на своё место. Страх… опять – страх. Не подлый и исподтишка вылезающий из глубин души, а явный, обоснованный… подкреплённый реальностью. С ним справиться сложнее…

– И верни ей речь, пожалуйста, – Линн бросил на Йаллера яростный взгляд. Тот кивнул.

Линн придвинул кресло поближе. Я глубоко вздохнула. Какая же давящая тут тишина…

– Итак, – я взяла рисунки и постаралась говорить спокойно. – Повторюсь, я не против того, чтобы изолировать этого руниа в какой-либо Силовой аномалии, но к этому имеется ряд препятствий.

Голос вроде бы слушался и не дрожал. Линн накрыл мою ладонь своей, я чуть улыбнулась ему.

– Во-первых, я склонна верить лорду Эльснеру в том, что никто из одарённых Силой на Артосе не появлялся, хотя, конечно, остаётся вариант, что Император сейчас стал привидением, которое даже он не может почувствовать. Во-вторых, против воли Йаллера вы не сможете заставить его что-то сделать. Он никому не подчиняется, он с нами, как и во времена Великого Расселения, по доброй воле и делает лишь то, на что согласен сам. Я не знаю в полной мере, что заставило его тогда покинуть людей. Только ли то, что люди научились сами путешествовать через Переходы, или же ему создали после смерти Ма-Истри такие условия, что оставалось либо отстаивать себя, либо уходить. Я подозреваю второе. И, вероятнее всего, он, зная свои реальные возможности, ушёл, – в общем, спасая людей от себя.

Даниель глубоко вздохнул.

– Что касается этого привидения, то всё, что можно было выяснить неспециалистам и специалистам на расстоянии, уже известно. Нужно приехать туда, пройти по Следам, насколько это возможно вблизи жёлтого кристалла, пообщаться со жрецом и восстановить полную картину.

– Там новый жрец, – вполголоса сообщила Сэнди Адамсон. – Прежний умер.

– Сам?

– А вы как думаете?

– Меня интересуют факты, а не мысли.

– Выясним на месте, раз госпожа Адамсон не знает, – прервал Линн. – Йаллер, я думаю, не имеет смысла тянуть и чего-то ждать, вылетаем. До оглашения приговора ещё много времени.

Йаллер поднялся одновременно с нами и по-прежнему ни на кого не смотрел. Даниель улыбнулся, попрощался и остался с учёными. Подумалось: наверное, будет убеждать их не предавать огласке йаллерову выходку, поскольку такая дурная слава Центру не нужна и подорвёт едва намечающееся доверие к Владеющим Силой.

– Как тебе вообще такое в голову пришло? – устало спросил Линн по дороге к стоянке флайеров. – Нет, я просто поражаюсь! Чтобы мы сами вытащили Скарвина из стенки защитного купола, а потом так легко согласились на то, чтобы запихнуть его обратно? Да ещё и на то, чтобы поручить это тебе? Ты настолько не веришь никому, что так запросто нас записал во враги?

Йаллер шагал впереди и умерил скорость. При его росте это было сложновато.

– Линн, вы уже однажды инсценировали его гибель, почему бы не сделать это во второй раз… но я не слышал вранья, это было сказано искренне… и я сорвался. Простите.

– Ты сумасшедший, – вздохнул Линн и сел на место пилота. – Всё, я больше не хочу об этом ни слышать, ни думать. Завтра, между прочим,  оглашение приговора.

Он поднял машину в воздух и взял курс к морю.

– Ты отца успокоил?

– Да.

Внизу промелькнул и исчез Кер-Сериндат, раскинулась до горизонта снежная земля. Зима. Зима за бортом, зима в душе. И Линн даже не пустил вести флайер, – понимает… Закрыться – «защитой Йаллера». Того же Йаллера. Защита. Смешно… он всё равно слышит… наверное. И даже если – когда – я чему-то научусь, против руниа это будет всё равно что переть на истребитель с луком и стрелами. Руниа. А если он в следующий раз ударит посильнее? А кто может уверить, что следующего раза не будет? Втемяшится что-то в башку, и поминай как звали… Линн как-то всё же сумел это всё отставить, даже завидно, потому что самой – не удаётся. Йаллер. Как будто не он прилетал за мной в здание суда. Как будто не он начинал меня учить, чтобы я не сошла с ума. И – так легко, так сразу, без тени сомнения… И что теперь – раскол в Центре? Недоверие всех ко всем? Это ещё лорда Эльснера тут нет, он бы развернулся, ему безразлично – руниа или не руниа, для него нет авторитетов… да и какой из Йаллера после случившегося авторитет? И как после этого мы сможем действовать в мире неодарённых, – изображать организацию, на которую можно положиться? Даниель может сейчас нести любую чушь перед учёными, может быть, он даже и добьётся того, чтобы они держали язык за зубами, но подозрительность есть и останется. И не факт, что та же Адамсон не проболтается или не поступит по-своему нарочно, считая, что уж кто-кто, а Даниель ей точно не указ, и вот она-то как раз знает, как надо…

Флайер снизился. В долине не было снега, тут никогда не замерзала река, и только отсутствие листвы говорило о том, что зима пришла и сюда. А ведь здесь, если постараться, можно найти и мои Следы: эмоций было достаточно много, всё-таки первое в жизни убийство. Впрочем, какая разница сейчас, что здесь было два года назад…

Жрец не скрывался. Я сначала подумала, что Линн будет соблюдать какие-то положенные ритуальные вежливости по отношению к нему, начала было вспоминать, как тут положено общаться, но Линн сразу наплевал на все условности, посадил флайер прямо возле пирамиды на главной площади и велел жрецу прийти. Просто велел. С помощью Силы. Потом попросил меня пересесть к Йаллеру на заднее сиденье, а жреца усадил рядом с собой на переднее.

– Итак, – отрывисто сказал Линн, когда жрец уселся. – Давайте не будем ходить вокруг да около.

Жрец оскалился в вежливой улыбке.

– Вы уже не стали. Считаете, что принуждением можете чего-то добиться?

– Да, – спокойно ответил Линн. – И я вам сейчас это докажу.

– Забавно…

Йаллер молчал. Я не смотрела на него, – слышала дыхание. Вспомнилось, как в космопорту Артоса он спас Линна от газовой гранаты, как при этом меллин сжёг ему лёгкие. Всё дорого стоит. Всё…

– Вы заняли место жреца недавно и не слишком законно.

– Мой народ так не считает.

– После видения во время обряда общения с предками?

– Нет. Изначально.

– Позвольте вам не поверить.

– Позволяю. Это ничего не меняет.

– В таком случае, я продолжу.

– Пожалуйста.

– Так вот. Вы заняли место жреца недавно и не слишком законно, для упрочения своего положения вам нужны были меры, выходящие за рамки положенных жрецу действий. Видимо, в этом вас убедили слова, а особенно мысли других кандидатов на это место, которые вы стали слышать, получив жёлтый кристалл.

Жрец не ответил. Линн улыбнулся: ответ вслух ему был не нужен. Он не знал ничего наверняка и рассказывал свою версию, а отсветы эмоций жреца сообщали ему, насколько он прав. А ещё – он рассказывал человеку то, о чём знал только он сам. Я знала, как это делается, – есть вещи, которые лежат на поверхности, и если человек не ставит защиту, то их можно легко прочитать… а в народе долины не было людей, которые смогли бы сделать то же самое.

– Времени у вас было мало, кроме того, вы не хотели доводить ситуацию до крайности, потому что война не входила в ваши планы. Вы не воин, вы считаете себя хорошим правителем на мирное время, и в этом вы правы.

Я чувствовала растущий страх жреца: Линн не задавал вопросов.

– Для того, чтобы убедить несогласных, вам нужна была веская поддержка, поэтому вы выбрали обряд общения с предками. Призвать мёртвого, выдать его за бога и его устами утвердить ваше право быть жрецом, – очевидный и надёжный ход.

Линн следил за реакцией жреца, он не был полностью уверен в том, что говорил, – но слова, словно молния в ночи, освещали темноту, в которой уже можно было увидеть правду.

Жрец молчал.

– Хорошо. Вы не выдавали его за бога, согласен. Люди так решили сами. Но в остальном я прав.

Жрец усмехнулся.

– Зачем вы пришли? Чтобы обвинить меня перед народом и сместить?

Он на миг прищурился.

– Вам не хватает обвинений в вашей собственной жизни?

Линн глянул на него с интересом: жрец явно обучался на лету и попытался точно так же прочитать и его самого.

– Нет. И дело не в том, чего мне хватает или не хватает.

– А в чём же?

– В том, кого вы призвали из мира мёртвых. Мы не вмешиваемся в вашу жизнь, как вы могли убедиться… но если вы призвали того, о ком мы думаем, то нам придётся это сделать.

– Зачем?

– Затем, чтобы обезопасить от него всех живущих.

– А если я откажусь отвечать?

– Если вы откажетесь, а мы без вашей помощи установим, что наши подозрения справедливы, то мы раскроем ваше деяние вашему народу, и он сам будет решать, что с вами делать. А после того, как народ примет решение, мы поможем осуществить его, поскольку прекрасно понимаем, как трудно обычным людям справиться с Владеющим Силой.

– И кто же может вам помешать объявить о подтверждении подозрений, даже если на самом деле это будет не так?

– А никто, – Линн широко улыбнулся. – Только наше желание поступать по справедливости. И да… если вы действительно вызвали того, о ком мы думаем, то в первую очередь от него пострадаете вы, лично вы. Он не склонен к благодарности, да и люди для него всего лишь инструменты.

– Вы не можете это доказать.

– Могу. Вы ведь можете увидеть то, что я покажу, правда?

– Допустим.

– В таком случае, смотрите сами. Йаллер, проследи.

Я невольно поёжилась: он собирался раскрыться, показать жрецу то, что видел сам, Императора… и доверял Йаллеру свою защиту на тот случай, если жрец задумает что-то вытворить.

«Линн! Ты же не сможешь ловить его реакцию, пока будешь показывать.»

«Да. Последишь?»

«Конечно.»

В салоне настала тишина. Я попробовала настроиться на жреца, возникло странно-знакомое ощущение, – как будто перед глазами снова вспыхнул и тут же исчез уверенный яркий свет жёлтого кристалла, – а затем всё пропало.

Жрец был внимателен и насторожен. Да, он прекрасно осознавал, что попал в руки тех, кто владеет Силой гораздо лучше него, но не собирался сдаваться и идти на поводу. Он не хотел признавать поражение. Он не хотел видеть то, что показывал Линн. Не хотел, чтобы ему навязывали это. И – не видел. Оказывается, вполне можно вот так мысленно закрыть глаза… только если бы Линн захотел пробить его нежелание, действительно навязывался – он бы наверняка смог… Проходили мгновения, жрец старался не думать, не чувствовать, не выдавать себя… Линн вдруг улыбнулся.

– Что ж… вы подтвердили все мои подозрения.

Жрец отпрянул.

– Нет.

– Вам есть что скрывать.

– Это не ваше дело.

– Есть! Или вы признаёте, что просто боитесь меня и того, что я хотел вам показать?

– Вы не в состоянии почувствовать, что в человеке рядом с вами нет страха?

– Как раз наоборот. Вы боретесь со своим страхом – передо мной, перед тем, что мои слова могут оказаться правдой. Перед тем, кого вы вызвали из мира мёртвых и показали народу. Мы придём к вам завтра, жрец. Если страх победит – вы отмените обряд, и тогда ничто не удержит меня от того, что я обещал вам. Если победите вы…

Линн открыл дверцу флайера.

– До завтра.

Жрец без звука вышел, – не исполнить волю Линна он не мог. Линн повернулся к нам.

– Завтра, – проговорил он, волнуясь. – А когда не выспишься, все тревоги забиваются неодолимым желанием уснуть… К оглашению приговора вернёмся.

Я вздохнула. Жрец боролся со страхом, это правда… а мне теперь – решать, остаться ли на заднем сиденье возле Йаллера или сбежать к Линну на переднее. Ерунда, да…

Линн дал мне короткое время на раздумья – и поднял машину в воздух: ночевать предстояло в лагере учёных высоко в скалах.

Я не пересела.

 

* * *

Едва мы зашли в дом, Йаллер перехватил у меня инициативу и отправился позаботиться о еде. Я посмотрела ему вслед: а ведь нехорошо будет, если он, осознав созданное им же недоверие, решит исчезнуть. Уходить ему есть куда, – вон у Скарвина на планете боругов работы немеряно, есть чем заняться… А у руниа времени много, дождётся, пока мы все умрём, и, если захочет, снова вернётся к людям. К другим.

Линн выслушал мои соображения и вздохнул.

– Он прекрасно понимает, что все наши с тобой слова – это, так сказать, от головы. Да, искренне, да, мы реально так думаем… но почувствовать это в полной мере не можем. Сам устроил проблему, теперь не знает, что с ней делать… ты можешь его простить?

Я неуверенно улыбнулась.

– Хотела бы. Но пока просто не по себе.

– Я вижу… и я совершенно не хочу жить в обстановке, когда есть кого бояться – за тебя. Я не знаю, что делать! Наверное, если бы ты на него наругалась, было бы легче.

– Тебе?

Он засмеялся.

– И мне тоже.

Йаллер вернулся, накрыл на стол. В дом то и дело заглядывали люди, – Академия пару лет назад создала здесь постоянную экспедицию, дом они соорудили как штаб. Пахло вкусно, я сильно подозревала, что слух о кулинарных шедеврах Йаллера мгновенно разнесётся по долине, и с него потребуют добавки. А то и остаться штатным поваром, почему бы и нет…

Потом все разбежались, и мы остались втроём. По мере того, как наступал вечер, мне всё яснее становилось, что я катастрофически не хочу участвовать в обряде… и даже знаю, почему. Йаллер поднял глаза и взглянул в упор.

– Может, ты всё-таки не пойдёшь?

– А куда я денусь? Буду сидеть в доме и перейду в разряд бесплатного приложения к Линну, которое взяли сюда для количества или для галочки?

– Ну, почему же для галочки…

– Да потому! Он правильно всё понял, меня сейчас даже в кресло пилота лучше не пускать.

– Послушай, я…

– Я только и делаю, что слушаю. В отличие от некоторых.

Йаллер откинулся на спинку кресла. Вид у него был несчастный.

– Йаллер, пожалуйста, усвой раз и на всю оставшуюся вечность, что у меня нет никаких дурных мыслей против Скарвина. Да, я на него навопила год назад, но исключительно из-за того, что мне удивительно, что принимаешь кого-то за умного человека, а он выдаёт нечто несусветное и ни в какие разумные рамки не влезающее. Теперь вот ты туда же. У тебя это что, наследственное? Да, наверное, я к нему отношусь не с таким восторгом, как ты бы хотел, но у меня есть на то свои причины. И всё равно причины эти просто никак не могут привести к тому, чтобы я желала ему плохого. Ты можешь убедить меня, Линна, наконец, что ты всё это осознал? Или ты так и будешь сначала делать, а потом думать? Или ты считаешь, что со своими думать вовсе не обязательно, можно нести что угодно, а они всё обязаны терпеть? А ты ничего уже не обязан? Или мы для тебя не свои?

– Свои, но…

– Так вот убери все эти «но»! Я уже давно с этим процессом вся извелась, мне Линна хватает, а тут ещё ты нервотрёпки добавляешь! Это не наше дело – доказывать тебе какую-то там лояльность. Мы уже всё сделали. Это твоя задача – перестать дёргаться по поводу Скарвина из-за каждого слова. Спрашивается вопрос, кто из нас псих!

– И что ты предлагаешь? Отправить меня в лечебницу?

– Было бы неплохо, только ведь не поможет. Мне вообще кажется, что эта учёная братия, которую мы сегодня видели, догадается об инсценировке, и рано или поздно придётся признать их правоту. Они люди умные, привыкли головой пользоваться по прямому назначению. Это толпе мы могли скормить взрыв флайера, а среди них может найтись кто-то, кто додумается. И я очень надеюсь, что когда не надо будет вот так хранить тайну, ты успокоишься… хоть немного.

– Это вряд ли, – сообщил Линн. – Он всегда найдёт из-за чего попереживать.

– И выкинь из головы всякие мысли про то, чтобы уйти, пожалуйста. Может, и правда тебе надо для восстановления душевного равновесия провести со Скарвином пару сотен лет в мирной обстановке, но мы, люди, не можем себе позволить такую роскошь.

– Почему? – Йаллер был явно удивлён.

Линн посмотрел на меня, я кивнула, – мол, продолжай.

– Видишь ли, ты для человечества – это очень значительная личность с колоссальным авторитетом. У меня на счету повстанческая деятельность, взрыв Звезды Смерти, встреча с Императором, но в сравнении с Великим Расселением это всё мелочи.

– Не совсем…

– Не совсем. Но всё-таки. И ежели ты, существо практически легендарное, поддерживаешь Центр, поддерживаешь нашу работу по изучению проявлений Силы и созданию Силовой безопасности, то это значит, что мы всё делаем правильно, что нам стоит доверять. А если ты хлопнешь дверью и уйдёшь…

– Да я бы не хлопал дверью…

– А этого никому не объяснишь. Ушёл – значит, достали, значит, что-то сделали такое, отчего ты отказываешься иметь дело с людьми. Никто не задумается по поводу твоего отношения к Скарвину, все будут думать, что виноваты мы. Это инерция, это отношение людей к руниа как к богам, которые воспринимаются как нечто весомое и имеющее право судить нас.

Йаллер задумался.

– Знаете, как-то очень непривычно… я никогда не входил в число руниа, которых вы именовали богами, совсем наоборот.

– Для тебя непривычно, но мы-то с этим сталкиваемся постоянно. Подумай об этом.

Я посмотрела в окно, за которым стремительно надвигалась тьма. Да, здесь тепло, и только ранняя темнота напоминает о том, что на дворе всё равно зима…

– Йаллер. Ответь мне, пожалуйста. Ты ведь не считаешь нас врагами Скарвину, правда?

В чёрных зрачках руниа как будто отразилась ночь.

– Нет. Не считаю. Это было… ну, так же, как ты говоришь: когда принимал за умного человека, а получил невесть что. Только тут даже и не получил… и осознал ошибку позже и с посторонней помощью.

Я очень глубоко вздохнула.

– Ну вот и хорошо. А теперь давайте вернёмся к жрецу и завтрашнему обряду.

– Вернёмся, – согласился Йаллер. – Объясни, почему ты не хочешь идти?

– Потому что мне есть с кем говорить.

– Что?

Линн сжал мою руку.

– Йаллер. У неё погиб отец.

– А…

– Если то, что вытворяет жрец, – реальность, если он действительно вызывает души из мира мёртвых… я бы не хотела такой встречи.

Голос дрогнул. Пришлось помолчать.

– Я считаю, что никто не имеет права властвовать над душами, ни в материальном, ни в нематериальном мире. Я знаю, что есть Встречи – когда умершие реально приходят к живым. Я знаю, в каком состоянии должен быть живой для того, чтобы увидеть гостя. И это точно не насильственное общение на рассвете, на глазах у толпы. Да, там каждый из толпы тоже будет занят своими видениями, но всё же.

– Я не уверен, что это действительно Встречи, – проговорил Линн. – Судя по описаниям, это больше похоже на массовый гипноз… жрец задействует жёлтый кристалл и настраивает людей, ещё они сами приходят с желанием поучаствовать в таком обряде. Ну, а под гипнозом каждый видит своё.

– То есть вы считаете, что это всё враньё? – уточнил Йаллер.

– Скорее всего, да. И всё равно остаётся шанс – может быть, один из ста, – на истинную Встречу. С умершими ли, с Императором, – чего все испугались. Но остаётся.

– Почему же тогда лорд Эльснер не почувствовал появления Императора, если это была реальная Встреча?

– У меня есть только одна версия, – Линн подался вперёд. – Он мёртв. Если бы он был жив, но в нематериальном виде, свойственном руниа, его присутствие было бы невозможно не заметить. Но он мёртв. А перед Смертью даже руниа бессильны.

– Проверим, – кивнул Йаллер.

Я нахмурилась.

– Почему ты так уверен, что утром видение повторится? Жрец может устроить обычный обряд и обвести тебя вокруг пальца.

– Если это ваш Император, – не сможет, – отозвался Йаллер. – Если это он, если он нашёл вот такой шанс прорваться из мира мёртвых обратно, то он вцепится в него всеми своими нематериальными зубами, только бы вернуться. Он… если кто-то из нас двоих и сумасшедший, то это он, а не я.

Он невольно поёжился. В комнате враз стало неуютно, как будто одно упоминание об Императоре накрыло дом на скалах мертвенной тенью.

…той ночью мне приснился папа. Чёрное небо, привычные россыпи звёзд, и кажется – за твоей спиной какой-то мощный источник света, но ты смотришь в темноту. Он был таким же, как в моём детстве, лицо ярко освещено, и не видно, что под ногами, как будто висишь в безграничном пространстве, и всё. Кажется, мне было неловко за то, что я вышла замуж и его не позвала, а он улыбался и уверял, что это ерунда, главное – чтобы я была счастлива… Йаллер вырвал меня из сна в предрассветную мглу, я резко включилась в то, что нужно делать, куда лететь и зачем, а видение не отпускало, хотелось сохранить его – для себя и только для себя, и чтобы возле пирамиды жреца ничего не было, никаких Встреч, пусть себе врёт своему народу дальше, раз народу это нравится, только пусть оставит реальность в покое. Вечером, когда обитатели дома на скалах решали вопрос о том, как нам всем разместиться ночевать, Йаллер сказал, что всё равно не спит и пойдёт изучать окрестности. Только не пошёл, – полетел, никто этого не видел, а мы теперь знали, что ему флайер не нужен… Вернулся с влажными волосами: ночью в долине был дождь. Здесь горы, погода меняется часто…

Мы вылетали в неизвестность. Почему-то чувство будущего молчало у всех, впереди была предрассветная мгла – и тишина. Я вернулась в город с храмом-пирамидой, и снова самой лучшей точкой для наблюдения оказалась крыша того дома, откуда я стреляла в Дэйва Озена. Можно было бы не скрываться и пойти вместе с людьми долины, – те уже привыкли к присутствию учёных, – но Линн решил, что это слишком демонстративно, и вообще он уже достаточно надавил на жреца, есть риск перестараться.

Жрец коротко глянул на нас и пошёл наверх – открывать жёлтый кристалл солнцу. Солнца не было, всё небо затягивала серая зимняя мгла, из которой то и дело порывался идти дождь, а Йаллер усмехнулся: похоже на астланский обряд, когда император поднимался по каменным ступеням, и меч его пронзал тучи… Тут пронзать тучи было нечем. Вспомнилось, как Сэнди Адамсон утверждала, что обряд – это фикция, и никто никогда не признается, что никаких предков не увидел. Теперь я уже наверняка знала, что она ошиблась.

Как только жрец открыл кристалл, стало ясно: тут кто-то есть. Не живой, нет, не нематериальное Силовое существо, – определить это можно было сразу… Йаллер опередил нас всех: облегчённо вздохнул и улыбнулся.

– Нет. Не он. Человек. Был при жизни человеком…

– Да, – кивнул Линн.

Я посмотрела вниз. Такая же толпа, как два года назад, только тогда солнце всё-таки было. И тогда стояла осень.

– Пойдёмте отсюда? – попросила я. – Ну, человек. Получается – это их внутренние дела, ведь так? А вмешиваться в них мы не имеем права.

Линн встал. Йаллер вдруг поднял руку, взгляд его стал пронзительным: он как будто видел что-то ещё, кроме привычного материального мира.

– Идите, я догоню. Он хочет что-то сказать.

– Ещё один! – возмутилась я. – Мы что, стали специализироваться на недовольных своей участью покойниках? Сначала боруг, теперь ещё этот?

– Это прежний жрец, – Йаллер прикрыл глаза. – Он был убит.

– И что? Мы должны пойти и отомстить за него?

– Нет…

Йаллер коротко усмехнулся.

– Видите ли, вы же знаете, речью дольше передавать информацию, чем вот так, от души к душе…

– Ну, знаем.

Начинался дождик.

– Так вот… у них два варианта передачи жреческой власти, один – когда жрец умирает сам, и тогда претенденты на его место пытаются заставить повиноваться себе жёлтый кристалл. Если же жреца убить, то убийца подчиняет кристалл сразу. Он готовился умереть… он был согласен на это.

– Почему? – удивился Линн. – Сейчас же уже нечего бояться, Империя закончилась.

– На него слишком много навалилось в последнее время. Он понял, что не справляется.

– Да чего же?

– Сначала была бойня у сканьяс. Потом прилетел… тот, на ком тысячи смертей, и ему пришлось скрываться.

– Вейдер, – негромко уточнил Линн.

– Да. Потом – конец эпохи, экспедиция Академии, кража жёлтого кристалла… потом Дэйв Озен хотел кристалл вернуть и убить жреца. Он не выдержал, он решил, что на такую наступившую эпоху нужен кто-то помоложе и посильнее – в том числе и морально. Он готовился умереть и открыть дорогу, а один из претендентов решил ускорить процесс.

– А, нынешний, – Линн покачал головой. – Значит, был уверен в том, что в честной борьбе он проиграет.

– Да.

– И чего же от нас хотят?

– Он хотел – не от нас. Он хотел открыть народу правду. В прошлый раз не получилось, нынешний жрец внушил всем, что явился один из богов, и навёл страх.

– То есть сейчас мы его видим вопреки стараниям жреца? А он в курсе?

Йаллер глянул вниз. Обряд шёл своим чередом, никто никому не мешал.

– Он занят другим.

– Йаллер. Ты у нас в долгу.

Йаллер с интересом посмотрел на меня в упор.

– Да. Допустим.

– Послушай. Мы не имеем права вмешиваться в их дела, но мне не улыбается видеть во сне очередного приставучего покойника. Ты можешь отключить эту Силовую защиту, из-за которой народ своего бывшего жреца не видит?

Йаллер засмеялся.

– «Отключить»! Кнопочку покажешь, или мне самому найти? Дети эпохи звездолётов…

– Да назови как угодно! Можешь или нет?

– Могу, конечно, – невнимательно отозвался он, снова вглядываясь в толпу. – И всё?

– В идеале – нет, – отозвался Линн. – Первое – убрать защиту, пусть он пообщается с народом, а второе – разорвать связь этого самозванца с кристаллом. Вернуть всё на круги своя, как если бы жрец умер сам. И тогда пусть конкурирует на равных. Если сможет.

Йаллер жёстко улыбнулся.

– И если раньше его не убьют конкуренты. За содеянное.

– А это уже не наша ответственность, – выкрутился Линн. – Послушай, дождь усиливается, тебе всё равно, а людям свойственно простужаться. Мы подождём тебя во флайере.

– Да можете лететь, я сам…

– Ага, чтобы народ поставить в известность, что у нас тут летающий руниа. Очаровательно.

– Ну ладно... Ждите.

Мы пошли к машине, а он подошёл к краю крыши, – высокая фигура, уверенные шаги того, кто не боится ни высоты, ни того, что рискует оступиться и упасть в бездну. Дождь стучал по крыше флайера, стёкла автоматически очищались, и невольно возвращались невесёлые воспоминания. А Даниель с тех пор так ни разу сюда и не прилетал. Да и кто бы захотел на его месте?..

Снизу донеслись крики, – дружный рёв множества голосов. Йаллер развернулся, пошёл к нам, – с одежды стекала вода, чёрные волосы намокли и прилипли ко лбу. Дверца за ним захлопнулась, и Линн взял курс на Кер-Сериндат.

– Лужа в салоне будет, – заметил Йаллер, отряхиваясь. – Ничего, я потом уберусь…

Машина врезалась в низкие тучи и понеслась к столице.

 

* * *

– Надо выпить моррето, – сказал Линн, когда мы шли по коридорам здания суда. Даниель разделить наш недосып не мог, но посочувствовал и велел принести нам прямо в ложу. Сам спустился вниз: у него были личные гости. Доклад о событиях в долине его вполне устроил, к спокойствию в учёном мире он постарался приложить руку, и теперь осталось дождаться оглашения приговора. Линн вздохнул. Прошедшее утро в долине было своего рода анестезией, но теперь её действие заканчивалось на глазах, и смотреть на его волнение было немилосердно. Смотреть. А чувствовать?.. Я отхлебнула моррето. Ну закончится же это когда-нибудь, не может же длиться вечно.

Судьи занимали свои места, пришлось встать. Голова кружилась – от недосыпа и от ожидания. Показалось, или Крис Ариатис сквозь свой важный вид прищурился и подмигнул? С него бы сталось… хотя – вряд ли. А предупредить не мог, нельзя разглашать, иначе всё объявят недействительным. Скажут – вы тут комедию ломаете, зачем было так обманывать? Наконец-то можно сесть. Игнис Фатьюс взял слово. И смертельно хочется спать. Линн-то вчера отрубился сразу, а я долго не могла заснуть, почему-то казалось, что должен позвать лорд Эльснер, а он так и не появился, и потом я провалилась в этот сон с папой… ненадолго. Может, лорд Эльснер Йаллеру высказывал свои соображения насчёт вчерашнего, пока тот летал над долиной, они говорили про нас, а я чувствовала? Кто его знает… Игнис Фатьюс начал зачитывать приговор. Это надолго, хотя полный вариант ещё длиннее. Какие же зануды эти юристы, неудивительно, что Даниель сбежал в другую профессию и нашёл дело поинтереснее. Хотя и опаснее… От монотонности голоса голова то и дело пыталась отключиться, перед глазами темнело. Нельзя!

А галактическая юридическая терминология мне не по зубам. Да, я её не учила. Свою, профессиональную, – пришлось, поначалу я вообще в Академии с переводчиком не расставалась, потом подтянула галактический, стала разбираться. А тут что? Линн вцепился в подлокотники кресла: Вейдера признали виновным в военных преступлениях и в выполнении преступных приказов. Да, в Империи такого попросту не существовало, там преступлением было неисполнение приказа. Любого. И ещё – нелояльность. Какие тут военные преступления… От чувств Линна голова кружится ещё больше, страшно: неужели всё было напрасно, что же они там нарешали, и тогда чего стоили все показания, усилия Даниеля, кого там ещё?.. Как же это перевести… Ловить телепатическую волну трудно, Игнис не руниа, он не может её распространять намеренно, он вообще не одарённый. За Элдерран признали невиновным. Ну, почти. Да, мог воспрепятствовать, но не сделал этого. Приказов ему – не было, сам не распоряжался. Хорошо, когда есть подходящий покойник, на которого можно что-то свалить… Виновен. Не виновен. По каждому, как у них говорят, эпизоду. Сколько нам тут сидеть? До вечера? Линн бледен как снег. А он выдержит?

Йаллер налил ещё моррето. Доказано, что подсудимый совершал преступления сознательно, но личность его была изменена Императором. Да, действительно, попробуйте противостоять руниа, а я на вас посмотрю… Линн вот попробовал. Хорошо, что остался жив… Значит, полностью отвечать за свои действия лорд Эльснер не может. Доказано. Доказано. Доказано.

…а потом был какой-то провал – то ли от перенапряжения, то ли от того, что сошлись и свои, и чужие чувства, только я вдруг очнулась, как от толчка, и уставший голос Игниса Фатьюса заканчивал фразу про то, что – освободить. Йаллер улыбался и говорил, что столько лет в заключении для обычного человека многовато, а Владеющий Силой мог бы и отсидеть, и было ясно, что это – нервное, что он страшно переживал и наконец-то выдохнул, потому и несёт первую попавшуюся чушь… Столько лет. А сколько? И спросить неудобно… Впрочем, какая разница, если срок назначен символически, ну да, потратили они время на подсчёты, за что сколько причитается, но всё равно же фактически оправдали…

Линн стремительно встал, выбрался из кресла – и, отвернувшись, прислонился к стене. Я вскочила: да что же это, что делать, подойти, быть с ним – или оставить одного, наедине с собой, с нахлынувшей усталостью от дикого напряжения… И стало страшно: он что, плачет?!

– Линн…

Он обернулся, – глаза блестели. Несколько мгновений мы просто смотрели друг на друга – не надо слов, всё ясно, как же долго это было, как же вымотало… а потом он схватил меня в объятья, и не стало ничего, только мы – и выстраданная радость, когда ещё не смеешь окончательно поверить в победу, и всё равно – смотрят ли, кто там остался за спиной…

– Пойдёмте, – попросил Йаллер, когда время вернулось к обычному своему ходу. – Он ждёт…

Мы сбежали по ступенькам в зал, держась за руки, – народ ещё не разошёлся, мы бежали под множеством взглядов туда, в яркий свет, и мне даже стало на миг обидно: вот, Линн побывал там, в этом бешеном освещённом кругу, где ещё не улеглись волны переживаний, борьбы, он там был и действовал, а я… а что я могла? О чём мне было говорить? Только просить, чтобы освободили? Нет, они всё сделали отлично…

Отсюда наша ложа выглядела почти тёмной, верхние ярусы опустели, а тут, в центре, стоял Милорд, они о чём-то разговаривали с генералом даль Соль и с Бетт Окати, а неподалёку, в первом ряду, присела невысокая пожилая женщина с молодыми глазами, Даниель почтительно склонился рядом с ней и слушал. Линн наконец отпустил мою руку и шагнул к отцу, они обнялись.

– Ну вот, – сказал довольный Тан Севийяр. – Наконец-то Центр в полном составе! Вы наотдыхались? У нас полно дел!

– После такого отдыха нужно брать отпуск за свой счёт, – отозвался счастливый Линн, и все засмеялись.

Я подошла к лорду Эльснеру, он улыбнулся – так странно, вроде даже похоже на Линна, хотя не должно быть так, ведь чужое тело… Вот и всё. Кошмара больше нет. Можно вздохнуть, расправить плечи и жить дальше.

Мы уходили из зала суда, шли по коридорам, за окнами которых приближалась к концу зима, – время снов о лете, когда ты сидишь в тепле, а за окном яркое солнце и сверкающий снег, мысль улетает куда-то, и в полусне улыбаешься тому, как где-то далеко есть море и зелень. Как где-то далеко можно по нагретым солнцем камням сбежать босиком к воде, и сильные волны будут дерзко пытаться утащить тебя на глубину. И доносится издалека музыка о том, как когда-нибудь ты будешь идти мимо душистых кустов, усеянных сиреневыми гроздями цветов. О том, как будет прозрачная вода журчать по камням среди зелёных берегов, зовя за собой. Но пока всё спит – и кусты, и речка, и поля, покрытые снегом. А за окном – мороз. И для того, чтобы высунуть нос на улицу, нужно хорошенько одеться. И голубое сияющее небо заглядывает сквозь морозные узоры на окнах.

Мы вышли на стоянку, впереди сияло солнце, а в воздухе висела сверкающая снежная дымка, закручивалась в маленькие вихри при каждом движении. Лорд Эльснер обернулся на нас, чуть улыбнулся – и пошёл к флайеру.

Линн заулыбался, мы, не сговариваясь, разбежались по машинам. Лорд Эльснер первым ушёл в высоту, пришлось догонять – туда, вверх, где уже нет никого, где не летают регулярные рейсы и частные флайеры, над городом, – чтобы город видел, восхищался, разделял радость полёта и свободы. Лорд Эльснер заложил вираж, а мы с Линном одновременно разошлись в стороны, чтобы потом снова сойтись, чтобы машины почти касались друг друга. Сбросить скорость, зависнуть в воздухе, потом опять уйти в виражи, в падение, сливаясь с машиной, рисуя в небе узоры, похожие на морозную вязь на стекле… И наконец – пронестись низко над зрителями, над теми, кто смотрел снизу и ждал.

Лорд Эльснер аккуратно и красиво развернулся над стоянкой и приземлился, я села следом, Линн ещё сделал пару проходов и тоже посадил машину. На улицах уже стоял народ. Подумалось: а что будет, когда они узнают, что это Милорд? Или – нет, они должны были и так понять, они же как-то умудрялись жить при Империи, и ничего, и не сломались, не превратились в покорную стаю… Узнали. Махали издалека, аплодировали, радовались… Недовольные приговором как-то растворились, я не чувствовала их присутствия: наверное, поняли, что они тут лишние, и убрались переживать куда-то подальше отсюда.

…Вечером в «Небесный свод» на высоком этаже, над Кер-Сериндатом, ввалился Крис Ариатис, – поздравил нас с окончанием нервотрёпки, крепко пожал своей лапищей руку лорду Эльснеру, пожелал больше не вляпываться в неприятности, улыбнулся Раине и уселся за ближайший столик. Даниель не хотел, чтобы это было закрытое празднование, потому и позвал сюда, – здесь не было окон, стена тепла отделяла уютный зал от морозного простора, а зайти к нам мог любой… ну, почти любой, и было удивительно и здорово – ощущать, что всё-таки мы это уже пережили, что всё закончилось, и как же, оказывается, много народу было – с нами и за нас… 

 Музыка летних снов приблизилась, стала яркой и реальной. Линн встал, протянул мне руку – в его движении уже было приглашение в полёт.

– Потанцуем?..

...а снаружи ясным вечереющим синим светом сияло огромное небо.