А вы говорите...

Автор: Смерть aka Феанаро (Анна Ястребова)

— Вот вы, Петр Иванович, говорили, что, мол, в пятнадцать лет нет понятия ни о любви, ни о дружбе. А как вы на такую историю посмотрите? Было это года два или три назад в моем родном городе. Есть у нас дом. Стоит он на самом берегу моря. Пустовал дом много лет. В советские времена там была чья-то дача. Сад, огород, дом огромный. Вот. Позвольте, я закурю. Так вот, представьте себе, купили этот дом. Семья какая-то. Москвичи, люди небедные. Семья такая порядочная, дочка у них и сын. Дочь красавица. Глазищи такие громадные, волосы чуть не до полу, фигурка так, ничего себе. Девушка была умная, на пианино играла, книги читала, одевалась хорошо, не грубила никому, не курила. Как же звали-то ее? Катя? Маша? Ах, имя у нее непростое было, западное какое-то. Катрин или Кетхен...ну, по-русски все равно Катя. Мать у нее не то немка, не то француженка, вот и обозвали ее так.

Катя училась с сыном моего приятеля в одном классе. Парень был отвязный хам, курил с восьми лет и вел себя отвратительно. Городок у нас маленький: ночью в туалет нельзя встать так, чтобы про это соседи не узнали. Так и про Гришку все всё знали. Знали, как он яблоки в садах у деревенских воровал, как по девкам бегал, как курил в подворотнях, как песни под гитару орал, как музыку свою допоздна слушал. И вот как-то уехал мой приятель по делам в Новороссийск, и Гришка один остался. Без матери он рос. Она умерла, когда ему года два было. Всем городом хоронили, плакали по ней. Бабы все в один голос: и на кого ты парня своего покинула? А он вырос...

Гришка и собрал у себя компанию. И Катю туда зазвал. И с тех пор они были вместе. Влюбилась Катя в него! А он-то! И на руках ее носил, и цветы дарил и даже учиться лучше стал. Потом... убили его. Банда в городе завелась. Гуляли Гришка с Катей ночью, привязались к ним бандюги эти, Гришку избили до смерти... Катя с тех пор седая...

— Да, - протянул я, когда Михаил Васильевич замолчал, - грустная история. А знаете что, ведь это неплохой сюжет для книги. Живет там еще Катя?

— Да, но захочет ли она рассказать вам все? Она почти не говорит с тех пор.

— Все равно, я бы хотел поговорить с ней. Ведь наверняка же есть в этой истории что-то такое, чего никто в городе не знает.

Только через несколько лет после этого разговора судьба занесла меня на берега Черного моря, и я имел возможность встретиться с Катей. К тому времени она была уже не девочкой-подростком, а замужней женщиной. Седину волос она закрасила, стала разговорчивой, только в глазах осталась какая-то безысходная тоска, смешанная с болью потери и одиночеством. Когда я расспрашивал ее о Григории, она опускала голову, пряча непрошенные слезы, говорила тихо, изредка задумываясь, вспоминая что-то, крутила головой, курила, глубоко затягиваясь.

— Это он вас курить научил? - спросил я.

— Нет - Она грустно улыбнулась. - Это я сама. Вы знаете, - продолжала она, помолчав, - когда я

его увидела в первый раз, я думала, что это сон... Он стоял тогда на крыльце школы, посмотрел на меня, улыбнулся. "Новенькая? - спросил, хитро улыбаясь, - меня Гриша зовут". - "А меня Кетхен, можно Катерина или Катя". Он пожал мне руку, помолчал и сказал, глядя в сторону: "Это в честь кого тебя так назвали? - и не дождался ответа, продолжал. - Красивая ты... такие тут не уживаются. Если кто обидит, мне скажи. Только с бритыми не связывайся, потом хлопот не оберешься". Сказал и ушел. После мы до той самой вечеринки не разговаривали. Помню, когда он меня приглашал, я смущалась ужасно. Он мне тогда казался рыцарем, а, скорее всего, менестрелем. Он ходил все время с гитарой; волосы длинные, черные, а глаза синие-синие... и походка такая...

— И что же, встречались с ним, зная, что о нем говорят? - спросил я.

— Так говорили-то неправду! То есть, говорили-то все, как есть, только я это по-другому воспринимала. Говорили: хам, а я знала - он просто сильная, самостоятельная личность; они думали: он дурацкую музыку слушает, а я знала, что это за музыка; он меня на гитаре играть научил, а слушал он рок. И я слушала, и мне нравилось...

— И как же вы с ним, такие разные, встречались? Михаил Васильевич говорил, вы тогда на пианино играли и ученицей были прилежной, а он - балбес, лентяй, ничего, кроме гитары и знать не хотел.

— А вы думаете, что характер человека можно прочесть по его умениям? Ведь не важно, на чем ты играешь, важно - зачем. Мы оба хотели сами писать музыку, сами творить, только у меня до сих пор ничего не получается, а он песни писал. Сам! И какие песни! Жаль, у меня ничего не осталось. А если вам интересно, как у нас с ним все началось, то слушайте. Компания была большая, все веселились, пили, танцевали, целовались. Я тогда не пила ничего спиртного, то есть, до этого не пила, и пробовать не хотела. Целоваться я тоже желания не испытывала, а танцевать никто не звал. Гришка увидел, что я как-то в стороне ото всех, подошел ко мне и сказал: "Пойдем, покажу кое-что". - "Куда?" - спросила я. "На крышу". Мы вылезли на крышу, он открыл какую-то коробку, посветил туда фонариком и подозвал меня. В коробке лежало белое свадебное платье. "Это платье моей мамы, - сказал он, - примерить хочешь? Я отвернусь". Он повернулся ко мне спиной, а я, не смея ослушаться, сняла свою одежду и быстро надела платье. "Все. Можешь повернуться", - сказала я. Он посмотрел на меня с несколько странным выражением, сказал, что платье мне к лицу. Потом полез обратно, перед уходом проговорив: "Я сейчас вернусь, можешь переодеться, если хочешь". Я быстро сняла платье и уже надевала джинсы, когда услышала позади его смех. Я обернулась и сердито посмотрела на него, а он улыбнулся, протянул мне блюдо с фруктами и конфетами и сказал: "Смешная ты. Я таких девушек раньше не видел. У вас в Москве все такие шуганные или ты одна такая? Ты даже когда одна, своего тела стесняешься. - Он помолчал. - Ты целоваться умеешь?" Я вспыхнула от такой наглости, а потом вспомнила: не умею. И тут первый раз поймала себя на мысли: а что я буду делать, если он захочет меня поцеловать? Но он ничего не сказал больше, достал из-под куртки бутылку вина и два бокала, налил вино и предложил мне выпить, я отказалась - только плечами пожал.

Вы знаете, Гриша был старше меня на два года: я пошла в школу с пяти лет, а он с семи. Так что, сами понимаете, он был уже не мальчишка, а юноша, а мне было всего пятнадцать лет, и я его боялась. Меня мать воспитывала строго: если опаздывала домой, меня наказывали; а том, чтобы мне звонил парень, или я ему, и речи быть не могло. Об отношениях между мужчинами и женщинами я знала только из книг...

Мы сидели на крыше почти до утра. Болтали, ели. А потом я уснула. Проснулась от холода и вижу: сплю у него на плече, а внизу люди ходят, и в комнате тихо-тихо... Я смутилась ужасно, пробормотала что-то, а он только рассмеялся и спросил: "Убьют дома?" - "Угу. Хоть домой не приходи. Хотя, я отцу сказала, чтобы раньше сегодня не ждал: мать в Москве - можно и расслабиться". Он улыбнулся. Мы пошли вниз. Народ спал, кто где и, кто с кем. На кухне и в большой комнате ступить было негде, но в гришиной комнате не было никого, кроме кота, лежавшего на кровати. Григорий поставил гитару в угол, закрыл дверь на щеколду, сел на кровать, прогнал кота и подозвал меня к себе. Я села рядом, не зная, что делать и как себя вести; щеки пылали, ладони были мокрые. А он притянул меня к себе за плечи и, поцеловав, шепнул: "Не бойся". И начал медленно раздевать. Я вся дрожала, голова кружилась, кончилось все этот тем, что я упала в обморок. Очнулась я на кровати, одетая, а он сидел рядом и испуганно на меня смотрел. "Прости, - пробормотал он, когда увидел, что глаза у меня открыты. - Я, наверное, слишком тороплю события. - Он поцеловал мне руку. - Кать, ты знаешь, я правда хочу с тобой встречаться... Ты этого хочешь?"...

Когда я пришла домой, весь город уже говорил о том, что мы с Гришей сидели на крыше и что мы переспали. Отец был в ярости, мать, когда вернулась из Москвы, рыдала и обзывала меня дрянью, но все резко изменилось после того, как я набралась смелости и пригласила Гришу к нам домой и познакомила его с родителями. Отцу Гришка понравился очень. Он мне потом сам сказал: "Я думал, твой парень бестолочь, а он, оказывается, умней всех здешних жителей".

С Гришей мы встречались полгода. Потом его убили. Это были бритые. В Москве их называют скинхедами, а здесь бритыми, или бритоголовыми. В общем-то, они ничем не отличаются от шпаны, с ними, действительно, лучше не связываться... Убили его ни за что. Мы гуляли по парку. Был вечер. Шли, разговаривали, песни пели. Бритые подошли и попросили закурить. У Гришки сигарет не было, и они начали приставать, Гришка хотел отшутиться, но один из них указал на меня и сказал: "Вместо сигарет ее возьмем!" Меня схватили, потащили куда-то, я кричала, отбивалась; Гришка кинулся меня защищать - его начали бить. Били долго, сосредоточенно. А двое держали меня... Когда Гриша затих, бритые начали издеваться надо мной. Понятное дело, изнасиловали, избили... Я теперь детей не могу иметь, а Гришка скончался на месте...

— Их посадили? - спросил я. Катя помотала головой.

— Посадили, - тихо проговорила она, - но в городе про меня стали говорить много плохого.

Когда я пришла на гришины похороны, за моей спиной шушукались, показывали на меня с пальцем, а я стояла, плача навзрыд, волосы в одну ночь стали седые. Я понимала: люди считают меня виноватой в гришиной смерти. После похорон ко мне подошел отец Григория. "Катя, - сказал он, - знай: в моем доме ты всегда желанный гость". Но из города мне пришлось уехать. Потом я вернулась, вышла замуж... живу, как видите. Мужа я люблю, но Гриша навсегда останется у меня в памяти, потому что он был лучший из всех, кого я знала.

Больше я не встречался с Катей. Книга о ней лежит передо мной. Я записал все, как мне рассказывала Кетхен, как воспринимала все это она... Когда я уже собирался уезжать и зашел к Кате попрощаться, она сказала мне:

— Знаете, мы любили друг друга сильнее, чем Ромео и Джульетта.